Становление предмета психологии
2. Становление предмета психологии
2.1. Явления сознания как предмет исследования
Мы переходим к новому крупному этапу развития психологии. Начало его относится к последней четверти XIX в., когда оформилась научная психология. У истоков этой новой психологии стоит французский философ Рене Декарт (1596-1650). Декарт считается родоначальником рационалистической философии. Согласно его мнению, знание должно строиться на очевидных данных, на непосредственной интуиции. Из нее оно должно выводиться методом логического рассуждения. В одном из своих произведений Р.Декарт рассуждает о том, как лучше всего добраться до истины. Он считает, что человек с детства впитывает в себя очень многие заблуждения, принимая на веру различные утверждения и идеи. Так что если хотеть найти истину, то для начала надо все подвергнуть сомнению. Так, подвергнув все сомнению, мы можем прийти к выводу, что нет ни земли, ни неба, ни нашего собственного тела. Но при этом обязательно что-то
останется - “наше сомнение - верный признак того, что мы мыслим. И вот тогда мы можем утверждать, что существуем, ибо... мысля, нелепо предполагать несуществующим то, что мыслит”. И дальше следует знаменитая декартовская фраза: “Мыслю, следовательно, существую” (cogito ergo sum).
Под мышлением Декарт подразумевает “все то, что происходит в нас”, все, что мы “воспринимаем непосредственно само собою”. И поэтому мыслить - значит не только понимать, но и желать, воображать, чувствовать.
В этих утверждениях Декарта и содержится тот основной постулат, из которого стала исходить психология конца XIX в., - постулат, утверждающий, что первое, что человек обнаруживает в себе, - это его собственное сознание. Существование сознания - главный и безусловный факт, и основная задача психологии состоит в том, чтобы подвергнуть анализу состояния и содержания сознания. Так, “новая психология”, восприняв дух идей Декарта, сделала своим предметом сознание.
Прежде всего психологи того времени стали описывать свойства сознания. "Поле сознания" разнообразно по своему содержанию, неоднородно: в нем выделяется центральная область, особенно ясная и отчетливая; это “поле внимания”, или фокус сознания; за пределами ее находится область, содержания которой неотчетливы, смутны, нерасчленены; это “периферия сознания”.
Содержания сознания, заполняющие обе описанные области, находятся в непрерывном движении. В.Джеймс, которому принадлежит яркое описание различных феноменов сознания, выделяет два его состояния: устойчивые и изменчивые, быстро преходящие. Когда мы, например, размышляем, мысль останавливается на тех образах, в которые облекается предмет нашего размышления. Наряду с этим бывают неуловимые переходы от одной мысли к другой.
Движение сознания, непрерывное изменение его содержаний и состояний В.Джеймс отразил в понятии “поток сознания”. Поток сознания невозможно остановить, ни одно минувшее состояние сознания не повторяется. Тождественным может быть только объект внимания, а не впечатление о нем. Кстати, удерживается внимание на объекте только в том случае, если в нем открываются все новые и новые стороны.
Рекомендуемые материалы
Далее, можно обнаружить, что процессы сознания делятся на два больших класса. Одни из них происходят как бы сами собой, другие организуются и направляются субъектом. Первые процессы называются непроизвольными, вторые - произвольными.
Оба типа процессов, а также ряд других замечательных свойств сознания хорошо демонстрируются с помощью прибора, которым пользовался в своих экспериментах В.Вундт. Это метроном; его прямое назначение - задавать ритм при игре на музыкальных инструментах. В лаборатории же В.Вундта он стал практически первым психологическим прибором.
В. Вундт предполагает вслушаться в серию монотонных щелчков метронома. Можно заметить, что звуковой ряд в нашем восприятии непроизвольно ритмизируется. Например, мы можем услышать его как серию парных щелчков с ударением на каждом втором звуке (“тик-так”...). Второй щелчок звучит настолько громче и яснее, что мы можем приписать это объективному свойству метронома. Однако такое предположение легко опровергнется тем, что, как оказывается, можно произвольно изменить ритмическую организацию звуков. Например, начать слышать акцент каждой пары на первом звуке (“так-тик”, “так-тик”) или вообще, организовать звуки в более сложный такт из четырех щелчков.
Итак, сознание по своей природе ритмично, заключает В.Вундт, причем организация ритма может быть как произвольной, так и непроизвольной.
С помощью метронома В.Вундт изучал еще одну очень важную характеристику сознания - его “объем”. Опыт Вундта состоял в том, что испытуемому предъявлялся ряд звуков, затем этот ряд прерывался и давался второй ряд таких же звуков. Испытуемому задавался вопрос: одинаковой длины были ряды или разной? При этом запрещалось считать звуки; следовало просто их слушать и составить о каждом ряде целостное впечатление. Оказалось, что если звуки организовывались в простые такты по два (с ударением на первом или втором звуке пары), то испытуемому удавалось сравнить ряды, состоящие из 8 пар. Если количество пар превосходило эту цифру, то ряды распадались, т.е. уже не могли восприниматься как целое. Вундт делает вывод, что ряд из восьми двойных ударов (или из 16 отдельных звуков) является мерой объема сознания.
Далее он ставит следующий интересный и важный опыт. Он снова предлагает испытуемому слушать звуки, однако произвольно организуя их в сложные такты по восемь звуков каждый. И затем повторяет процедуру измерения объема сознания. Оказывается, что испытуемый на этот раз может услышать как целостный ряд пять таких тактов по 8 звуков, т.е. всего 40 звуков!
Этими опытами В.Вундт обнаружил очень важный факт, а именно, что человеческое сознание способно почти беспредельно насыщаться некоторым содержанием, если оно активно объединяется во все более крупные единицы. При этом он подчеркивает, что способность к укрупнению единиц обнаруживается не только в простейших перцептивных процессах, но и в мышлении. Понимание фразы, состоящей из многих слов и из еще большего количества отдельных звуков, есть не что иное, как организация единицы более высокого порядка. Процессы такой организации Вундт называл “актами апперцепции”.
У психологов того времени возникли вопросы: каким образом исследовать сознание дальше? каковы следующие задачи психологии? И здесь был сделан тот поворот, который со временем завел психологию сознания в тупик. Психологи решили, что они должны последовать примеру естественных наук и заняться поиском простейших элементов сознания, разложить сложную динамичную картину сознания на простые, далее неделимые части. Это во-первых. Вторая задача состоит в том, чтобы найти законы соединения простейших элементов.
Простейшими элементами сознания В.Вундт объявил отдельные впечатления, или ощущения.
Каждое ощущение, по Вундту, обладает рядом свойств, или атрибутов. Оно характеризуется прежде всего качеством (ощущения могут быть зрительными, слуховыми, обонятельными и т.п.), интенсивностью, протяженностью (т.е. длительностью) и, наконец, пространственной протяженностью (последнее свойство присуще не всем ощущениям, например, оно есть у зрительных ощущений и отсутствует у слуховых).
Ощущения с описанными свойствами являются объективными элементами сознания. Но ими и их комбинациями не исчерпываются содержания сознания. Есть еще субъективные элементы, или чувства. В.Вундт предложил три пары субъективных элементов - элементарных чувств: удовольствие-неудовольствие, возбуждение-успокоение, напряжение-разрядка. Эти пары - независимые и составляют основу трехмерного пространства всей эмоциональной сферы.
Психологии сознания не удалось собрать из простых элементов живые полнокровные состояния сознания. К концу первой четверти нашего столетия эта психология практически перестала развиваться по следующим причинам:
1) далее нельзя было ограничиваться таким узким кругом явлений, как содержание и состояние сознания;
2) идея разложения психики на простейшие элементы была сложной;
3) очень ограниченным по своим возможностям был метод, который психология сознания считала единственно возможным - метод интроспекции.
В психологии сознания метод интроспекции (буквально “смотрения внутрь”) был признан не только главным, но и единственным методом психологии. В основе этого убеждения лежали два обстоятельства. Во-первых, фундаментальное свойство процессов сознания непосредственно открывается субъекту. Во-вторых, “закрытость” тех же процессов для внешнего наблюдателя. Сознания разных людей сравнивались в то время с замкнутыми сферами, которые разделены пропастью.
Хотелось бы подчеркнуть, казалось бы, кристальную ясность и строгость выводов психологии того времени относительно ее метода. Все рассуждение заключено в немногих коротких предложениях: предмет психологии - факты сознания; последние непосредственно открыты мне и никому больше; следовательно, изучать их можно методом интроспекции и никак иначе.
Однако простота и очевидность каждого из этих утверждений, как и всего вывода в целом, только кажущиеся. В действительности в них заключена одна из самых сложных и запутанных проблем психологии - проблема самонаблюдения.
Идейным отцом метода интроспекции считается английский философ Дж.Локк (1632-1704), хотя идея этого метода содержалась также в декартовском тезисе о непосредственном постижении мыслей.
Дж.Локк считал, что существуют два источника всех наших знаний: первый источник - это объекты внешнего мира, второй - деятельность собственного ума. На объекты внешнего мира мы направляем свои внешние чувства и в результате получаем впечатления (или идеи) о внешних вещах. Деятельность же нашего ума, к которой Локк причислял мышление, сомнение, веру, рассуждения, познание, желания, познается с помощью особого внутреннего чувства - рефлексии. Рефлексия, по Локку, это “наблюдение, которому ум подвергает свою деятельность” [4, с.129].
Итак, у Локка содержатся по крайней мере два важных утверждения.
1. Существует возможность раздвоения, или “удвоения” психики. Душевная деятельность может протекать как бы на двух уровнях: процессы первого уровня - восприятия, мысли, желания; процессы второго уровня - наблюдение, или “созерцание” этих восприятий, мыслей, желаний.
2. Деятельность души первого уровня есть у каждого человека и даже ребенка. Душевная деятельность второго уровня требует специальной организации. Это специальная деятельность. Без нее знание о душевной жизни невозможно. Без нее впечатления о душевной жизни подобны “проносящимся призракам”, которые не оставляют в душе “ясные и прочные идеи”.
Эти оба тезиса были приняты на вооружение психологией сознания. Были сделаны следующие научно-практические выводы:
1) психолог может проводить психологические исследования только над самим собой. Если он хочет знать, что происходит с другим, то должен поставить себя в те же условия, пронаблюдать себя и по анологии заключить о содержании сознания другого человека;
2) поскольку интроспекция не происходит сама собой, а требует особой деятельности, то в ней надо упражняться, и упражняться долго.
Психологи того времени отмечали важные дополнительные преимущества метода интроспекции.
Во-первых, считалось, что в сознании непосредственно отражается причинная связь психических явлений. Например, если я захотела поднять руку и подняла ее, то причина действия мне непосредственно известна: она присутствует в сознании в форме решения поднять руку. В более сложном случае, если человек вызывает во мне сострадание, я стремлюсь ему всячески помочь, для меня очевидно, что мои действия имеют своей причиной чувство сострадания. Я не только переживаю это чувство, но и знаю его связь с моими действиями.
Отсюда положение психологии считалось намного легче, чем положение других наук, которые должны еще доискиваться до причинных связей.
Второе отмечавшееся достоинство интроспекции: она поставляет психологические факты, так сказать, в чистом виде, без искажений.
В психологии XIX в. начался грандиозный эксперимент по проверке возможностей метода интроспекции. Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов (Э.Титченера и его учеников) дополнялись еще двумя требованиями.
Во-первых, интроспекция должна была направляться на выделение простейших элементов сознания, т.е. ощущений и элементарных чувств.
Во-вторых, испытуемые должны были избегать в своих ответах терминов, описывающих внешние объекты, а говорить только о своих ощущениях, которые вызывались этими объектами, и о качествах этих ощущений. Например, испытуемый не мог сказать: “Мне было предъявлено большое красное яблоко”. А должен был сообщить примерно следующее: “Сначала я получил ощущение красного, и оно затмило все остальное; потом оно сменилось впечатлением круглого, одновременно с которым возникло легкое щекотание в языке, по-видимому, след вкусового ощущения. Появилось также быстро проходящее мускульное ощущение в правой руке...”.
Ответ в терминах внешних объектов был назван Э. Титченером “ошибкой стимула” - известный термин интроспективной психологии, отражающий ее атомистическую направленность на элементы сознания.
По мере расширения этого рода исследований стали обнаруживаться крупные проблемы и трудности. Во-первых, становилась все более очевидной бессмысленность такой “экспериментальной психологии”. Другим неприятным следствием были накапливающиеся противоречия в результатах. Результаты не совпадали не только у различных авторов, но даже иногда у одного и того же автора при работе с разными испытуемыми. Более того, некоторые явления никак не могли быть разложены на отдельные ощущения или представлены в виде их сумм. Возьмите мелодию и перенесите ее в другую тональность; в ней изменится каждый звук, однако мелодия при этом сохранится. Значит, не отдельные звуки определяют мелодию, не простая их совокупность, а какое-то особое качество, которое связано с отношениями между звуками, - это качество целостной структуры (нем. - “гештальта”), а не суммы элементов.
Далее, систематическое применение интроспекции стало обнаруживать внечувственные, или безобразные элементы сознания. Среди них, например, “чистые” движения мысли, без которых, как оказалось, невозможно достоверно описать процесс мышления. Наконец, стали выявляться неосознаваемые причины некоторых явлений сознания.
Таким образом, в психологии стала назревать ситуация кризиса. Дело было в том, что доводы, выдвигаемые в защиту метода интроспекции, не были строго проверены.
Начнем с утверждения о возможности раздвоения сознания.
В психологии специально исследовался вопрос о возможности одновременного осуществления двух деятельностей. Было показано, что это возможно либо путем быстрых переходов от одной деятельности к другой, либо если одна из деятельностей относительно проста и протекает “автоматически”. Например, можно вязать на спицах и смотреть телевизор, но вязание останавливается в наиболее захватывающих местах.
Следовательно, интроспекцию настоящего, полнокровного акта сознания можно осуществить, только прервав его. Интроспекционисты отмечали, что приходится наблюдать не столько сам непосредственно текущий процесс, сколько его затухающий след. А чтобы следы памяти сохраняли возможно большую полноту, надо процесс дробить (актами интроспекции) на мелкие порции. Таким образом, интроспекция превращалась в “дробную” ретроспекцию.
Остановимся на возможности с помощью интроспекции выявить причинно-следственные связи в сфере сознания. Примерами отдельных, так называемых произвольных, действий справедливость этого тезиса и ограничивается. Зато с каким количеством необъяснимых фактов собственного сознания мы встречаемся повседневно! Или возьмем процесс мышления: разве мы всегда знаем, какими путями пришла нам в голову та или иная мысль!
Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспекция поставляет сведения о фактах сознания в искаженном виде. Даже когда человек дает отчет по памяти о только что пережитом опыте, он и тогда неизбежно его искажает, ибо направляет внимание только на определенные его стороны или моменты. Именно это искажающее влияние внимания, особенно внимания наблюдателя, который знает, что он ищет, настойчиво отмечалось критиками обсуждаемого метода.
Во втором десятилетии нашего века, т.е. спустя немногим более 30 лет после основания научной психологии, в ней произошла революция: смена предмета психологии. Им стало не сознание, а поведение человека и животных. Однако изучение сознания в психологии на этом не закончилось. Современные исследования сознания в принципе отличаются от экспериментов интроспекционистов.
В экспериментах интроспекционистов предъявлялся обычный объект в обычных условиях; от испытуемого же требовался изощренный анализ “внутреннего опыта”, аналитическая установка, избегание “ошибки стимула” и т.п.
В современных исследованиях происходит все наоборот. Главная нагрузка ложится на экспериментатора, который должен проявить изобретательность. Он организует подбор специальных объектов или специальных условий их предъявления; использует специальные устройства, подбирает испытуемых и т.п. От испытуемого же требуется обычный ответ в обычных терминах.
Первое мы озаглавим как метод интроспекции, второе - как использование данных самонаблюдения.
Таким образом, получаем следующую простую таблицу.
Таким образом:
а) метод интроспекции - это метод изучения свойств и законов сознания с помощью рефлексивного наблюдения. Иногда он называется субъективным методом. Его разновидностями являются метод аналитической интроспекции и метод систематической интроспекции;
б) речевой отчет - сообщение испытуемого о явлениях сознания при наивной (неинтроспективной, неаналитической) установке. То же иногда называют субъективным отчетом, субъективными показаниями, феноменальными данными, данными самонаблюдения.
2.2. Предмет и задачи психологии поведения
Мы переходим к следующему крупному этапу в развитии психологии. Он ознаменовался тем, что в психологию были введены совершенно новые факты - факты поведения.
По сложившейся в психологии традиции под поведением понимают внешние проявления психической деятельности человека. И в этом отношении поведение противопоставляется сознанию как совокупности внутренних, субъективно переживаемых процессов. Иными словами, факты поведения и факты сознания разводят по методу их выявления.
Когда Дж. Уотсот заявил, что психология должна заниматься не явлениями сознания, а фактами поведения, т.е. тем, что имеет внешнее выражение, то первый, кто возразил ему, был Э. Титченер. Он сказал: “Все, что не может быть передано в терминах сознания, не есть психологическое”. Например, телесные реакции относятся к области не психологии, а физиологии.
Внешние проявления имеют важное психологическое значение. Они одновременно и неотъемлемая сторона внутреннего состояния, и непосредственное выражение характера человека, его опыта и его отношений; и предмет собственного контроля; и средства общения между людьми.
Факты поведения - это, во-первых, все внешние проявления физиологических процессов, связанных с состоянием, деятельностью, общением людей, - поза, мимика, интонации, взгляды, блеск глаз, покраснение, побледнение, дрожь, прерывистое или сдержанное дыхание, мышечное напряжение и др.; во-вторых, отдельные движения и жесты, такие как поклон, кивок, подталкивание, сжимание руки, стук кулаком и т.п.; в-третьих, действия как более крупные акты поведения, имеющие определенный смысл.
Наконец, это поступки - еще более крупные акты поведения, которые имеют, как правило, общественное, или социальное звучание и связаны с нормами поведения, отношениями, самооценкой и т.д.
Итак, во втором десятилетии нашего века в психологии произошло очень важное событие, названное “революцией в психологии”.
В научной печати выступил американский психолог Дж.Уотсон, который заявил, что нужно пересмотреть вопрос о предмете психологии. Психология должна заниматься не явлениями сознания, а поведением. Направление получило название “бихевиоризм” (от анг. behaviour - поведение). Публикация Дж.Уотсона “Психология с точки зрения бихевиориста” относится к 1913 г., этим годом и датируется начало новой эпохи в психологии.
Основаниями для заявления Дж.Уотсона были:
1) кризис психологии сознания;
2) запросы практики.
К этому времени психология сознания дискредитировала себя. Лабораторная психология занималась проблемами, никому не нужными и не интересными, кроме самих психологов. В то же время жизнь заявила о себе, особенно в США. Это была эпоха бурного развития экономики. “Городское население растет с каждым годом ... - писал Дж.Уотсон. - Жизнь становится все сложнее и сложнее ... Если мы хотим когда-либо научиться жить совместно ... то мы должны .. заняться изучением современной психологии” [5, с.XVII].
Уотсон считал, что психология должна стать естественнонаучной дисциплиной и должна ввести научный объективный метод.
Вопрос о методе был одним из главных для нового направления, даже основным: именно из-за несостоятельности метода интроспекции отвергалась идея изучения сознания вообще. Предметом науки может быть только то, что доступно внешнему наблюдению, т.е. факты поведения. Их можно наблюдать из внешней по отношению к испытуемому позиции, по поводу них можно добиться согласия нескольких наблюдателей. В то же время факты сознания доступны только самому переживающему субъекту, и доказать их достоверность невозможно.
Дж.Уотсон отрицал существование сознания как предмета научной психологии. Он утверждал, что сознание не существует для психологии. Как ученый-психолог, он не позволял себе думать иначе. То, чем должна заниматься психология, требует доказательств существования, а такие доказательства получает только то, что доступно внешнему наблюдению.
Надо заметить, что в отрицании необходимости изучать сознание был главный смысл бихевиоризма и за это он в дальнейшем не выдержал критики.
Дж.Уотсон определял поведение как систему реакций. Это основывалось на том, что естественнонаучная материалистическая традиция, которую вводил бихевиоризм в психологию, требовала причинных объяснений. Это значит найти внешнее воздействие, которое вызвало действие. Нет ни одного действия человека, за которым не стояла бы причина в виде внешнего агента.
Для обозначения последнего он использует понятие стимула и предлагает следующую знаменитую формулу: S - R (стимул - реакция).
“... Бихевиорист ни на одну минуту не может допустить, чтобы какая-нибудь из человеческих реакций не могла быть описана в этих терминах”, - пишет Дж.Уотсон [5, с.436].
Затем он делает следующий шаг: объявляет отношение S - R единицей поведения и ставит перед психологией следующие задачи:
- выявить и описать типы реакций;
- исследовать процесс их образования;
- изучить законы их комбинаций, т.е. образования сложного поведения.
В качестве общих окончательных задач психологии он намечает следующие две: прийти к тому, чтобы по ситуации (стимулу) предсказывать поведение (реакцию) человека и, наоборот, по реакции заключать о вызвавшем ее стимуле, т.е. по S предсказывать R, а по R заключать об S.
Между прочим, здесь напрашивается параллель с В.Вундтом. Ведь он также начал с выявления единиц (сознания), поставил задачу описать свойства этих единиц, дать их классификацию, изучить законы их связывания и образования в комплексы. Только Уотсон выделяет единицы поведения, а не сознания, и намеревается собирать из этих единиц всю картину поведения человека, а не его внутреннего мира.
Дж.Уотсон начинает с описания типов реакций. Он выделяет прежде всего реакции врожденные и приобретенные.
Обращаясь к изучению новорожденных детей, Уотсон составляет список врожденных реакций. Среди них такие, как чихание, икание, сосание, улыбка, плач, движения туловища, конечностей, головы и разные другие.
Чтобы понять, как расширяется поток активности, по каким законам приобретаются новые, не врожденные реакции, Уотсон обращается к работам И.П.Павлова и Б.М. Бехтерева. В них содержалось описание механизмов возникновения условных (по Павлову) или “сочетательных” (по Бехтереву) рефлексов. Дж.Уотсон принимает эти концепции в качестве естественнонаучной базы психологической теории. Он говорит, что все новые реакции приобретаются путем обусловливания.
Рассмотрим схему образования условного рефлекса.
Безусловный стимул (Sб) вызывает безусловную реакцию (Rб). Если безусловному стимулу предшествует действие нейтрального условного стимула (Sу), то через некоторое количество сочетаний нейтрального и безусловного стимулов действие безусловного стимула оказывается ненужным: безусловную реакцию начинает вызывать условный стимул (рис.1).
Например, мать гладит ребенка, и у него на лице появляется улыбка. Прикосновение к коже - безусловный стимул, улыбка на прикосновение - безусловная реакция. Каждый раз перед прикосновением появляется лицо матери. Теперь достаточно одного вида матери, чтобы последовала улыбка ребенка.
А как образуются сложные реакции? По Уотсону - путем образования комплексов безусловных реакций.
Предположим, имеется такая ситуация: первый безусловный стимул вызвал первую безусловную реакцию, второй - вторую, третий - третью. А потом все безусловные стимулы заменили на один условный стимул (А). В результате условный стимул вызывает сложный комплекс реакций (рис. 2).
Все человеческие действия и есть, по мнению Дж.Уотсона, сложные цепи, или комплексы, реакций. Если вдуматься в это его утверждение, то станет ясно, что оно абсолютно неверно. В действительности из приведенной схемы невозможно понять, как появляются новые действия человека: ведь организм, по концепции Дж.Уотсона, располагает только арсеналом безусловных реакций.
Один современный математик-кибернетик, М.М. Бонгардт, на этот счет замечает, что никакие раздражители и никакие их сочетания никогда бы не привели по схеме образования условных реакций, например, к тому, чтобы собака научилась ходить на задних лапах.
Надо сказать, что бихевиористы экспериментировали в основном на животных. Они это делали не потому, что их интересовали животные сами по себе, а потому, что животные, с их точки зрения, обладают большим преимуществом: они “чистые” объекты, так как к их поведению не примешивается сознание. Получаемые же результаты они слепо переносили на человека.
При дальнейшем развитии бихевиоризма стала обнаруживаться чрезвычайная ограниченность схемы S - R для объяснения поведения: как правило, “S” и “R” находятся в таких сложных и многообразных отношениях, что непосредственную связь между ними проследить не удается. Один из представителей позднего бихевиоризма Э.Толмен ввел в эту схему существенную поправку. Он предложил поместить между S и R среднее звено, или "промежуточные переменные" (V), в результате чего схема приобрела вид: S - V - R. Под “промежуточными переменными” Э.Толмен понимал внутренние процессы, которые опосредствуют действие стимула, т.е. влияют на внешнее поведение.
К ним он отнес такие образования, как “цели”, “намерения”, “гипотезы”, “познавательные карты” (образы ситуаций) и т.п. Хотя промежуточные переменные были функциональными эквивалентами сознания, вводились они как “конструкторы”, о которых следует судить исключительно по свойствам поведения.
Например, о наличии цели у животного, согласно Э.Толмену, можно говорить в том случае, если животное: во-первых, обнаруживает поисковую активность, пока не получит определенный объект; во-вторых, при получении объекта прекращает активность; в-третьих, при повторных пробах находит к объекту путь быстрее.
Итак, по перечисленным признакам можно сказать, что получение данного объекта составляло намерение, или цель, животного. Признаки же есть не что иное, как свойства поведения, а к сознанию обращаться нет никакой необходимости.
Новый шаг в развитии бихевиоризма составили исследования особого типа условных реакций (наряду с “классическими”, т.е. павловскими), которые получили название инструментальных (Э.Торндайк, 1898) или оперантных (Б.Скиннер, 1938).
Явление инструментального, или оперантного, обусловливания состоит в том, что если подкрепляется какое-либо действие индивида, то оно фиксируется и затем воспроизводится с большими легкостью и постоянством.
Согласно теории бихевиоризма, классическое и оперантное обусловливание являются универсальными механизмами научения, общими для животных и человека. При этом процесс научения представлялся как происходящий вполне автоматически: подкрепление приводит буквально к “закреплению” в нервной системе связей и успешных реакций независимо от воли, желания или какой-нибудь другой активности субъекта. Отсюда бихевиористы делали далеко идущие выводы о том, что с помощью воздействия на поведение человека можно “манипулировать” им, что человек в какой-то мере раб внешних обстоятельств и собственного прошлого опыта.
Все эти выводы в конечном счете были следствиями игнорирования сознания. “Неприкасаемость” к сознанию оставалась основным требованием бихевиоризма на всех этапах его развития.
Подводя итоги, важно отметить заслуги бихевиоризма.
Во-первых, благодаря ему психология была повернута на естественнонаучный путь развития. Во-вторых, он ввел объективный метод - метод, основанный на регистрации и анализе внешне наблюдаемых фактов, процессов, событий. Благодаря этому нововведению в психологии получили бурное развитие инструментальные приемы исследования психических процессов. Далее, чрезвычайно расширился класс исследуемых объектов: стало интенсивно изучаться поведение животных, доречевых младенцев и т.п. Наконец, в работах бихевиористского направления получили значительное развитие отдельные разделы психологии, в частности проблемы научения, образования навыков и др.
Но основной недостаток бихевиоризма состоял в недоучете сложности психической деятельности человека, сближении психики животных и человека, игнорировании процессов сознания, высших форм научения, творчества, самоопределения личности и т.п.
2.3. Проблема бессознательного в психоанализе
Неосознаваемые психические процессы стали особенно интенсивно изучаться с начала нашего века. Уже первые результаты этого изучения фактически нанесли еще один удар по психологии сознания, вполне соизмеримый с тем, который она получила со стороны бихевиоризма.
Все неосознаваемые процессы, по классификации Ю.Б.Гиппенрейтер, можно разбить на три большие класса:
1) неосознаваемые механизмы сознательных действий;
2) неосознаваемые побудители сознательных действий;
3) “надсознательные” процессы.
В первый класс - неосознаваемых механизмов сознательных действий - входят, в свою очередь, три различных подкласса:
а) неосознаваемые автоматизмы;
б) явления неосознаваемой установки;
в) неосознаваемые сопровождения сознательных действий.
Рассмотрим каждый из названных подклассов.
Под неосознаваемыми автоматизмами подразумевают обычно действия или акты, которые совершаются “сами собой”, без участия сознания.
Анализ автоматических процессов обнаруживает их двоякое происхождение. Некоторые из этих процессов никогда не осознавались, другие же прошли через сознание и перестали осознаваться.
Первые составляют группу первичных автоматизмов, вторые - группу вторичных автоматизмов. Первые называют иначе автоматическими действиями, вторые - автоматизированными действиями, или навыками.
В группу автоматических действий входят либо врожденные акты, либо те, которые формируются очень рано, часто в течение первого года жизни ребенка. Их примеры: сосательные движения, мигание и др.
Группа автоматизированных действий, или навыков, особенно обширна и интересна. Благодаря формированию навыка достигается двоякий эффект:
1) действие начинает осуществляться быстро и точно;
2) происходит высвобождение сознания, которое может быть направлено на освоение более сложного действия.
Говоря об освобождении действий от сознательного контроля, конечно, не надо думать, что это освобождение абсолютно, т.е. что человек совсем не знает, что он делает. Это не так. Контроль, конечно, остается, он он осуществляется следующим образом.
Поле сознания неоднородно: оно имеет фокус, периферию и, наконец, границу, за которой начинается область неосознаваемого. И вот эта неоднородная картина сознания как бы накладывается на иерархическую систему компонентов действия. Наиболее поздние и наиболее сложные компоненты действия, составляющие “верхние этажи” иерархии, оказываются в фокусе сознания; более низкие этажи попадают на периферию сознания; наконец, самые низкие и самые отработанные компоненты действия выходят за границу сознания.
Надо сказать, что отношение различных компонентов действий к сознанию нестабильно. В поле сознания происходит постоянное изменение содержаний: представленным в нем оказывается то один, то другой “слой” иерархической системы актов, составляющих данное действие.
В психологии много внимания уделяется проблеме механизмов формирования навыка.
Выработка навыка - это процесс, идущий как бы с двух противоположных сторон: со стороны субъекта и со стороны организма. Мы произвольно и сознательно вычленяем из сложных движений отдельные элементы и отрабатываем правильное их выполнение. Одновременно, уже без участия нашей воли и сознания, идет процесс автоматизации действия. Этим мы обязаны уже собственно физиологическим свойствам и механизмам нашего организма. Он обладает таким замечательным даром: перенимать на себя в ходе автоматизации значительную часть работы, организуемой сознанием.
Механизмами автоматизмов много занимался Г.Гельмгольц. Для их описания он предложил термин “бессознательное умозаключение”. Г.Гельмгольц подчеркивал, что слово “умозаключение” надо ставить в кавычки потому, что этот процесс подобен умозаключению только по результату, по природе же он отличается от истинного умозаключения, т.к. происходит бессознательно. Мы как бы рассуждаем, но на самом деле этого не делаем: за нас подобную работу производит неосознаваемый перцептивный процесс.
Рассмотрим теперь второй вид неосознаваемых механизмов - явления неосознаваемой установки.
Понятие “установка” заняло в психологии очень важное место, наверное, потому, что явления установки пронизывают практически все сферы психической жизни человека.
В советской психологии существовало целое направление (грузинская школа психологов), которое разрабатывало проблему установки в очень широком масштабе. Грузинские психологи являются непосредственными учениками и последователями выдающегося советского психолога Дмитрия Николаевича Узнадзе (1886-1950), который создал теорию установки.
По определению, установка - это готовность организма или субъекта к совершению определенного действия или к реагированию в определенном направлении. Важно отметить, что речь идет именно о готовности к предстоящему действию. Если навык относится к периоду осуществления действия, то установка - к периоду, который ему предшествует.
Состояние готовности, или установка, имеет очень важное функциональное значение. Субъект, подготовленный к определенному действию, имеет возможность осуществить его быстро и точно, т.е. более эффективно.
Но иногда механизмы установки вводят человека в заблуждение и могут вызывать, например, необоснованный страх.
Не всякая установка неосознаваема. Но наибольший интерес представляют проявления именно неосознаваемой установки.
Основные опыты, которые явились отправной точкой для дальнейшего развития концепции Д.Н. Узнадзе, проходили следующим образом. Испытуемому давали в руки два шара разного объема и просили оценить, в какой руке шар больше. Больший шар, предположим, давался в левую руку, меньший - в правую. Испытуемый правильно оценивал объемы шаров, и проба повторялась: снова в левую руку давали больший шар, а в правую - меньший, и испытуемый снова правильно оценивал объемы. Снова повторялась проба, и так раз пятнадцать подряд.
Наконец, в очередной, шестнадцатой пробе неожиданно для испытуемого давались два одинаковых шара с той же самой инструкцией: “сравнить их объемы”. И вот оказалось, что испытуемый в этой последней, контрольной пробе оценивал шары ошибочно: он воспринимал их снова как разные по объему. Зафиксировавшаяся установка на то, что в левую руку будет дан больший шар, определяла, или направляла, перцептивный процесс: испытуемые, как правило, говорили, что в левой руке шар меньше. Ошибки этого типа были названы ассимилятивными иллюзиями установки.
Д.Н.Узнадзе, а за ним и его последователи придали принципиальное значение этим результатам. Они увидели в явлениях неосознаваемой установки свидетельство существования особой, “досознательной” формы психики. По их мнению, это ранняя (в генетическом и функциональном смысле) ступень развития любого сознательного процесса.
Третий вид неосознаваемых механизмов - неосознаваемые сопровождения сознательных действий. Это неосознаваемые процессы, которые просто сопровождают действия. В эту группу процессов входили непроизвольные движения, тонические напряжения, мимика и пантомимика, а также большой класс вегетативных реакций, сопровождающий действия и состояния человека.
Многие из этих процессов, особенно вегетативные компоненты, составляют классический объект физиологии. Тем не менее они чрезвычайно важны для психологии. Важность эта определена двумя обстоятельствами.
Во-первых, обсуждаемые процессы включены в общение между людьми и представляют собой важнейшие дополнительные (наряду с речью) средства коммуникации.
Во-вторых, они могут быть использованы как объективные показатели различных психологических характеристик человека - его намерений, отношений, скрытых желаний, мыслей и т.д. Именно с расчетом на эти процессы в экспериментальной психологии ведется интенсивная разработка так называемых объективных индикаторов (или физиологических коррелятов) психологических процессов и состояний.
Второй большой класс неосознаваемых процессов - неосознаваемые побудители сознательных действий. Эта тема тесно связана прежде всего с именем Зигмунда Фрейда.
З.Фрейд был современником В.Вундта, В.Джеймса и Э.Титченера. Когда он начал создавать свою теорию, то отчетливо понимал, насколько она расходится с психологией сознания. Остановимся на вкладе Фрейда - описании и анализе неосознаваемых причин некоторых психических явлений и действий.
Интерес к неосознаваемым процессам возник у Фрейда в самом начале его врачебной деятельности. Толчком послужила демонстрация так называемого постгипнотического внушения, на которой Фрейд присутствовал и которая произвела на него потрясающее впечатление.
Фрейда привлекли следующие особенности феномена постгипнотического внушения.
Во-первых, неосознаваемость причин совершаемых действий. Во-вторых, абсолютная действенность этих причин: человек выполняет задание, несмотря на то, что сам не знает, почему он это делает. В-третьих, стремление подыскать объяснение, или мотивировку, своему ранее запрограммированному действию. Наконец, в-четвертых, возможность иногда путем длительных расспросов привести человека к воспоминанию об истинной причине его действий.
На основании анализа различных фактов психической деятельности З.Фрейд создал свою теорию. Согласно ей в психике человека существуют три сферы: сознание, предсознание и бессознательное.
Типичными обитателями предсознательной сферы, по мнению Фрейда, являются скрытые, или латентные, знания. Это те знания, которыми человек располагает, но которые в данный момент в его сознании не присутствуют.
Область бессознательного обладает другими свойствами.
Прежде всего содержания этой области не осознаются не потому, что они слабы, как в случае с латентными знаниями. Нет, они сильны, и сила их проявляется в том, что они оказывают влияние на наши действия и состояния. Итак, первое отличительное свойство бессознательных представлений - это их действенность. Второе их свойство состоит в том, что они с трудом становятся осознаваемыми. Объясняется это работой двух механизмов, которые постулирует Фрейд, - механизмов вытеснения и сопротивления.
Фрейд выделил три основные формы проявления бессознательного: это сновидения, ошибочные действия (забывание вещей, намерений, имен; описки, оговорки и т.п.) и невротические симптомы.
В психоанализе был разработан ряд методов выявления бессознательных аффективных комплексов. Главные из них - это метод свободных ассоциаций и метод анализа сновидений. Оба метода предполагают активную работу психоаналитика, заключающуюся в толковании непрерывно продуцируемых пациентом слов (метод свободных ассоциаций) или сновидений.
Обратимся к третьему классу неосознаваемых процессов - “надсознательным" процессам. Это процессы образования некоего интегрального продукта большой сознательной работы, который затем “вторгается” в сознательную жизнь человека и, как правило, меняет ее течение.
Чтобы понять, о чем идет речь, представьте себе, что вы заняты решением проблемы, о которой думаете изо дня в день в течение длительного времени, исчисляемого неделями или даже месяцами или годами. Это жизненно важная проблема. Вы думаете над каким-то вопросом, или о каком-то лице, или над каким-то событием, которое не поняли до конца и которое вас почему-то очень затронуло, вызвало мучительные размышления , колебания, сомнения. Думая над вашей проблемой, вы перебираете и анализируете различные впечатления и события, высказываете предположения, проверяете их, спорите с самим собой и с другими. И вот в один прекрасный день все проясняется - как будто пелена падает с ваших глаз. Иногда это случается неожиданно и как бы само собой, иногда поводом оказывается еще одно рядовое впечатление, но это впечатление как последняя капля воды, переполнившая чашу. Вы вдруг приобретаете совершенно новый взгляд на предмет, и это уже не рядовой взгляд, не один из тех вариантов, которые вы перебирали ранее. Он качественно новый: он остается в вас и порой ведет к важному повороту в вашей жизни.
Надсознательные процессы отличаются от сознательных, по крайней мере, в следующих двух важных отношениях.
Во-первых, субъект не знает того конечного итога, к которому приведет “надсознательный” процесс. Сознательные же процессы предполагают цель действия, т.е. ясное осознание результата, к которому субъект стремится.
Во-вторых, неизвестен момент, когда “надсознательный” процесс закончится; часто он завершается внезапно, неожиданно для субъекта. Сознательные же действия, напротив, предполагают контроль за приближением к цели и приблизительную оценку момента, когда она будет достигнута.
Подводя итоги всему сказанному, попробуем изобразить человеческое сознание в виде острова, погруженного в море неосознаваемых процессов (рис.3).
Внизу следует поместить неосознаваемые механизмы сознательных действий (I). Это - технические исполнители, или “чернорабочие”, сознания. Многие из них образуются путем передачи функций сознания на неосознаваемые функции.
Наравне с процессами сознания можно поместить неосознаваемые побудители сознательных действий (II). Они имеют тот же ранг, что и сознаваемые побудители, только обладают другим качествами: они вытеснены из сознания, эмоционально заряжены и время от времени прорываются в сознание в особой символической форме.
И наконец, процессы “надсознания” (III). Они развертываются в форме работы сознания, длительной и напряженной. Результатом ее является некий интегральный итог, который возвращается в сознание в виде новой творческой идеи, нового отношения или чувства, новой жизненной установки, меняя дальнейшее течение сознания.
2.4. Категория деятельности в психологии.
Принцип единства сознания и деятельности
Рассмотрим итоги деятельностного подхода и причины его появления в психологии. Сначала - общее определение сути концепций, которые называют себя “деятельностными”. Ярче всего эту суть раскрывает крылатая фраза из “Фауста” Гете: “В Деянии начало Бытия”. Можно привести еще слова французского психолога Анри Валлона, ставшие названием его переведенной на русский язык книги - “От действия к мысли”. Но наиболее информативное и одновременно краткое определение сути деятельностного подхода дал один из его сторонников, автор оригинальной концепции Петр Яковлевич Гальперин.
П.Я. Гальперин: “Сейчас в советской психологии активно обсуждается “деятельностый подход” к изучению психики (А.Н.Леонтьев, С.Л.Рубинштейн). По-моему, это означает: требование изучать психическую деятельность не саму по себе, а в составе внешней предметной (в логическом смысле) деятельности субъекта; изучать ее по роли в этой внешней деятельности, которая определяет самую необходимость психики, и ее конкретное содержание, и ее строение; рассматривать психическую деятельность не как безличный процесс (что было характерно для ассоцианистической, физиологической, бихевиористической, гештальтистской и психоаналитической психологии), а как деятельность субъекта в плане психического отражения проблемной ситуации” [8, с.5].
Здесь упомянуты два имени, без которых нельзя представить себе деятельностного подхода в психологии: Сергей Леонидович Рубинштейн и Алексей Николаевич Леонтьев. Каждый из них создал свой вариант теории деятельности. Здесь важно отметить, что существует разный отсчет времени возникновения деятельностного подхода.
Связано это, в частности, с разным представлением об “авторстве” принципа деятельности в психологии. Одни исследователи считают, что принцип деятельности был сформулирован Рубинштейном еще в 1922 году в его статье “Принцип творческой самодеятельности”, в то время как в советской психологии в 20-е и в начале 30-х гг. господствовал “недеятельностный подход”, представленный, в частности, школой Выготского. Другие авторы, наоборот, считают, что фундаментальное значение для развития понятия деятельности имели как раз работы Выготского на рубеже 20-30-х гг., а параллельно шел другой процесс введения категории деятельности в психологию в произведениях Рубинштейна, начиная с 1934 г.
Более правильно говорить о предпосылках деятельностного подхода в психологии, которые начинают складываться в 20-е годы, и появлении такого подхода в 30-е годы. Противостояние двух вариантов деятельностного подхода, о которых мы все время говорим, обнаружилось в явном виде уже позже - на рубеже 40-50 годов.
Условиями возникновения деятельностного подхода в 20-е годы стали, во-первых, кризис в психологии; во-вторых, сдвиг тематики формирующейся советской психологии с довольно абстрактных лабораторных исследований на изучение процессов трудовой деятельности и психических процессов в ней.
Третьим условием появления в нашей стране деятельностного подхода стало неизбежное в тех исторических обстоятельствах обращение психологов к философии марксизма, в которой, как известно, категория деятельности играет чрезвычайно большую роль. Советские психологи провозгласили необходимость создания новой, “марксистской” психологии, которая опиралась бы на философию марксизма (Э. Корнилов, Л.С.Выготский, П.П.Блонский и М.Я.Басов). По оценкам некоторых исследователей, первым ввел в психологию термин “деятельность” М.Я.Басов. Правда, А.Н. Леонтьев считает, что хотя Басов и использовал именно термин “деятельность”, но пытался вложить в него старое содержание [10, с.112,113].
Наконец, в-четвертых, определенная традиция, ставящая в центр психологических исследований “деятельностные” категории, в частности “действие”, была во французской психологии. Владимир Петрович Зинченко, специально анализировавший вопрос истоков деятельностного подхода в варианте Леонтьева, отмечал, что “А.Н.Леонтьев превосходно знал французскую психологию”. Сам Зинченко имел в виду оказавшую влияние на Леонтьева “деятельностую трактовку интеллекта”, идущую от Анри Бергсона к Пьеру Жане, Анри Валлону и Жану Пиаже [11, с.46].
В 1922 г. была опубликована статья С.Л.Рубинштейна “Принцип творческой самодеятельности”, которая послужила как бы этапом на пути “психологического” освоения идей Маркса и конкретной разработки принципа, который получил название “принцип единства сознания и деятельности". В этой статье дается первая формулировка данного принципа. Выходит на эту проблематику Рубинштейн в связи с анализом процесса познания как творческой деятельности. Рубинштейн пишет, что познание всегда есть творческая самодеятельность, и объективность познания предполагает не “рецепцию” (созерцание), а конструктивный характер знания. Деяния исходят из субъекта, он проявляется в своих деяниях - эту мысль можно найти еще у Канта. Но у Канта нет указания на обратное воздействие деяний на субъекта. Рубинштейн формулирует принцип единства субъекта (сознания) и деятельности.
С.Л.Рубинштейн: “Субъект в своих деяниях, в актах творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого. Большие исторические религии понимали и умели ценить эту определяющую силу действий. И культ был не чем иным, как попыткой посредством организации определенных действий породить соответствующее умонастроение... Индивидуальность большого художника не только проявляется, она и созидается в процессе творчества... Лишь в созидании ... этического, социального целого созидается нравственная личность. Лишь в организации мира мыслей формируется мыслитель” [12, с.106].
В этой небольшой статье содержалась фактически программа построения новой деятельностной психологии, пусть еще в зародыше. И это было еще до прихода Выготского в большую психологию, до его методологических формулировок.
В своих работах “ленинградского периода”, продолжавшегося до 1942 г., Рубинштейн утверждает и доказывает, что базу для построения новой конкретной и содержательной психологии может составить философия марксизма.
Рубинштейн анализирует работы Маркса, раскрывает их значение для психологии. Особую роль играет здесь Марксова концепция деятельности.
С.Л.Рубинштейн: “Не в том была ошибка поведенчества, что оно и в психологии хотело изучать человека в его деятельности, а прежде всего в том, как оно понимало эту деятельность... Маркс, пользуясь гегелевской терминологией, определяет человеческую деятельность как опредмечивание субъекта, которое вместе с тем есть распредмечивание объекта... . Вся деятельность человека для Маркса есть опредмечивание его самого, или, иначе, процесс объективного раскрытия его “сущностных сил”... Итак, деятельность человека - не реакция на внешний раздражитель, она также не делание как внешняя операция субъекта над объектом - она “переход субъекта и объект..”. Поскольку деятельность человека есть опредмечивание, объективирование его или переход субъекта в объект, раскрытие в объектах его деятельности его сущностных сил, в том числе его чувств, его сознания, постольку предметное бытие промышленности есть раскрытая книга человеческих сущностных сил, чувственно предлежащяя перед нами человеческая психология...
Но .... опредмечивание или объективирование не есть “переход к объекту” уже готового, независимо от деятельности данного субъекта, сознание которого лишь проецируется вовне. В объективировании, в процессе перехода в объект формируется сам субъект. “Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз...” [13, с.24,25].
Итак, деятельность, по Марксу, понимается не как совокупность реакций, а как целенаправленная активность субъекта, продуктивная, общественная по своему характеру, неизбежно включающая в себя “психологические компоненты” в виде целей, языковых и других значений, смыслов и тому подобное.
Таким образом, на основе анализа работ Маркса Рубинштейн намечает объективный подход к анализу сознания человека, о котором говорит и Выготский в несколько ином контексте: бытие сознания не исчерпывается его данностью самосознанию переживающего субъекта: это вторичная, генетически более поздняя форма, появляющаяся у человека. Первой, объективной, формой существования психического является “жизнь и деятельность” [13, с.21]. Отсюда принцип единства сознания и деятельности.
С.Л.Рубинштейн: “Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности, в поведении и проявляется. Деятельность и сознание - не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое - не тождество, но единство...
Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии; объяснение деятельности требует раскрытия и учета психологических закономерностей. С другой стороны, анализ человеческой деятельности показывает, что самая осознанность или неосознанность того или иного действия зависит от отношений, которые складываются в ходе самой деятельности... Сознание не является внешней силой, которая извне управляет деятельностью человека. Будучи предпосылкой деятельности, сознание вместе с тем и ее результат. Сознание и деятельность человека образуют подлинное единство” [14, с.26,27].
В истории отечественной психологии Рубинштейн сначала сформулировал принцип единства сознания и деятельности именно в такой “абстрактной форме”, а впоследствии этот принцип стал разрабатываться эмпирически в самых различных исследованиях (как в школе Рубинштейна, так и параллельно - в школе Леонтьева).
2.4.1. Проблема единства сознания
и деятельности в антропогенезе
Возникновение сознания в антропогенезе Леонтьев связывает с изменением характера деятельности тех антропоидов, которые стали предками человека современного типа. Деятельность этих антропоидов становится трудовой.
По формулировке Леонтьева, труд - это:
1) процесс, связывающий человека с природой, процесс, в котором человек изменяет “материал природы”, приводя в действие свои “сущностные силы” и тем самым изменяет самого себя;
2) процесс употребления и изготовления орудий;
3) процесс, социальный по своему характеру, т.е. совершающийся в условиях коллективной совместной деятельности.
В процессе труда образуются в группе антропоидов коллективные представления. Они являются результатом изначально практического, объективно-деятельностного отношения субъекта или субъектов деятельности к миру.
А.Н. Леонтьев: “Употребление топора не только отвечает цели практического действия: оно вместе с тем объективно отражает свойства того предмета - предмета труда, на который направлено его действие. Удар топора подвергает безошибочному испытанию свойства того материала, из которого состоит данный предмет; этим осуществляется практический анализ и обобщение объективных свойств предметов... Таким образом, именно орудие является как бы носителем первой настоящей сознательной и разумной абстракции, первого настоящего сознательного и разумного обобщения” [16. с.285].
Однако этот практический анализ и обобщение объективных свойств предметов внешнего мира происходит только при условии овладения этим орудием. А что значит овладеть предметом? Уметь использовать его “по назначению”, т.е. овладеть общественно выработанным способом его употребления в процессе коллективного труда. Орудие есть “материализованная форма” существования определенного способа действия, операции.
2.4.2. Принцип единства сознания и деятельности
в онтогенетических исследованиях
В теории планомерно-поэтапного формирования умственных действий П.Я.Гальперина четко разделяется собственно ориентировочная часть действия и его исполнительная часть: “именно ориентировочная часть в первую очередь отвечает за ход обучения и качество его результатов” [17, с.6]. Чтобы сформировать у ребенка представление о том, что и в какой последовательности нужно делать, необходимо сначала составить полный “алгоритм” выполнения заданий, т.е. схему ориентировочной основы действия, и дать ее ребенку в форме не только “устных указаний и объяснений”, как это обычно бывает, а во внешней, “материализованной” форме: например, в виде карточки, на которой это все расписано.
Ребенок должен не просто заучить нужные формулировки, а научиться правильно выполнять нужное действие по этому алгоритму. Собственно “заучивание” придет само, даже незаметно для ребенка. Действие на этом этапе максимально развернуто и выполняется фактически с опорой на внешние вспомогательные средства, т.е. в материальной или материализованной форме.
Через некоторое время для ребенка внешнее средство перестает быть нужным: он заучил последовательность своих действий, причем не просто в словесных формулировках, а на уровне понимания смысла каждого из них. На этом этапе учитель требует от ребенка предварительного проговаривания вслух каждого “шага” решения задачи (этап громкой речи). Оказывается, если пропустить этот этап, ребенок будет делать ошибки при решении задачи без опоры на карточку. Собственно внутреннее действие у него еще не сформировалось, и проговаривание вслух служит необходимым средством такого формирования. Далее следует этап “внешней речи про себя”, когда ребенок проговаривает про себя всю последовательность необходимых действий, и, наконец, этап “действия в скрытой речи”, или собственно “умственного действия”, когда кажется, что для выполнения задания уже ничего не нужно, кроме как “подумал и решил”. На самом деле, за умственным действием лежит целый ряд процессов его длительного и поэтапного формирования, причем действие претерпевает изменения по ряду параметров. С помощью такого поэтапного формирования могут быть приобретены не только навыки решения задач, но и навыки чтения чертежей, грамматического анализа, опознания сложных объектов и т.п., что имеет самое непосредственное практическое применение [18].
Таковы одни результаты разработки принципа единства сознания и деятельности в онтогенетических исследованиях. Но существует еще один мощный поток исследований, связанный с понятием “ведущая деятельность”.
Проблемой “ведущей деятельности” и периодизацией психического развития в онтогенезе занимался Д.Б.Эльконин.
Идея ведущей деятельности принадлежит Леонтьеву, который считал, что в различных стадиях психического развития ребенка отдельные деятельности, им выполняемые, играют неодинаковую роль: одни - большую, другие - меньшую. В целом на каждом возрастном этапе существует своя система этих деятельностей, одна из которых является “системообразующей”, или ведущей.
А.Н.Леонтьев: “Признаком ведущей деятельности отнюдь не являются чисто количественные показатели. Ведущая деятельность - это не просто деятельность, наиболее часто встречающаяся на данном этапе развития, деятельность, которой ребенок отдает больше всего времени.
Ведущей мы называем такую деятельность ребенка, которая характеризуется следующими тремя признаками.
Во-первых, это такая деятельность, в форме которой возникают и внутри которой дифференцируются другие, новые виды деятельности. Так, например, обучение в более тесном значении этого слова, впервые появляющееся уже в дошкольном детстве, прежде возникает в игре, т.е. именно в ведущей на данной стадии развития деятельности. Ребенок начинает учиться, играя.
Во-вторых, ведущая деятельность - это такая деятельность, в которой формируются или перестраиваются частные психические процессы. Так, например, в игре впервые формируются процессы активного воображения ребенка, в учении - процессы отвлеченного мышления. Из этого не следует, что формирование или перестройка всех психических процессов происходит только внутри ведущей деятельности. Некоторые психические процессы формируются и перестраиваются не непосредственно в самой ведущей деятельности, но в других видах деятельности, генетически с ней связанных. Так, например, процессы абстрагирования и обобщения цвета формируются в дошкольном возрасте не в самой игре, но в рисовании, цветной аппликации и т.п., т.е. в тех видах деятельности, которые лишь в своем истоке связаны с игровой деятельностью.
В-третьих, ведущая деятельность - это такая деятельность, от которой зависят наблюдаемые в данный период развития основные психологические изменения личности ребенка. Так, например, ребенок-дошкольник именно в игре осваивает общественные функции и соответствующие нормы поведения.
Таким образом, ведущая деятельность - это такая деятельность, развитие которой обусловливает главнейшие изменения в психических процессах и психологических особенностях личности ребенка на данной стадии его развития” [16, с.514, 515].
Развивая эти идеи, Эльконин пришел к стройной системе периодизации психического развития ребенка, в основе которой лежал принцип ведущей деятельности.
2.4.3. Проблема единства сознания и деятельности
в функционально-генетических исследованиях.
Рассмотрим функционально-генетические, или актуалгенетические исследования проблемы единства сознания и деятельности, которые, в частности, представлены “военными” работами П.Я.Гальперина, А.Н.Леонтьева и др.
И здесь нам вновь придется вспомнить о двух планах сознания, о которых мы уже говорили: сознании-образе и сознании-деятельности. В центре функционально-генетических исследований в русле деятельностного подхода все больше становится сознание-образ, т.е. образно-смысловая сторона психического. Здесь следует вспомнить и формулу Рубинштейна: “Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности, в поведении и проявляется... Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии...” [14, с.26].
Это положение иллюстрируется рядом исследований П.Я.Гальперина, проведенных им вместе с другими психологами во время войны в госпитале, на материале военных ранений, приведших к ограничению подвижности рук. В одном из них, проведенном вместе с Т.О.Гиневской, перед испытуемым ставилось последовательно несколько задач: поднять руку как можно выше, при этом глаза должны быть закрыты; поднять руку как можно выше, не закрывая глаз; поднять руку до определенной цифры на экране; взять раненной рукой какой-либо предмет, который располагался достаточно высоко. И что же оказалось? Раненые, которые при первом задании могли поднять руку до определенной высоты и отказывались сделать еще одно движение чуть-чуть выше, поднимали руку все выше и выше в последующих заданиях.
А.Н.Леонтьев: “Этот факт свидетельствует о том, что реальные функциональные возможности пораженной руки изменяются в зависимости от характера задачи. Каким же образом задача может определить собой функцию? Дальнейший анализ показывает, что это возможно потому, что разные задачи требуют и разных “механизмов” движения, что, иначе говоря, внешне одинаковое движение совершается в условиях разных задач по-разному” [19, с.33].
Перечисленные в исследовании Гальперина и Гиневской задания требовали разных уровней построения движения, за которые “отвечали” разные физиологические и даже анатомические механизмы.
Однако - и это главное - включение в процесс построения движения той или иной анатомической структуры мозга было обусловлено психологически, а именно - смыслом данного движения в том или другом случае.
Отсюда необходимость изучения собственно “динамических смысловых систем”, “смысловых образований”, процессов “решения задач на смысл”, “производства смыслов”, которые становятся центральными в последних исследованиях сторонников деятельностного подхода.
В школе Рубинштейна также разрабатывался эмпирически принцип единства сознания и деятельности, особенно в ленинградский период творчества Рубинштейна. Эти исследования представляли собой “начальное звено большого плана”, как говорил сам Рубинштейн [9, с.126]. Однако реализации его замыслов помешала начавшаяся вскоре война, а затем и другие исторические события: в связи с инициированной властями “борьбой с космополитизмом” Рубинштейн, переехавший к этому времени в Москву, был снят в 1949 г. со всех постов “за преклонение перед иностранщиной”. Только в 1953 г. Рубинштейн получил возможность нормально работать. К этому периоду, однако, его интересы несколько меняются: в центр его исследований становятся проблемы мышления и процессуальных аспектов психического. В это время Рубинштейн формулирует два новых принципа, на которых, по его мнению, должна была базироваться общая теория психологии: принцип детерминизма и понимание психического как процесса. В начале 50-х годов вокруг Рубинштейна складывается новая школа со своей исследовательской программой, которая теоретически и экспериментально разрабатывает прежде всего именно данные проблемы, в частности проблему мышления.
Литература
1. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. М., 1988.
2. Соколова Е.Е. Тринадцать диалогов о психологии. М., 1995.
3. Ярошевский М.Г. Психология в XX столетии. М., 1974.
4. Локк Дж. Опыт о человеческом разуме: Избр. филос. произведения. М., 1960.
5. Уотсон Дж. Психология как наука о поведении. Киев, 1926.
6. Фрейд З. О психоанализе. Пять лекций. М., 1996.
7. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М., 1966.
8. Гальперин П.Я. Ответы на вопросы//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1992. N 4. С.3-10.
9. Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. М., 1989.
10. Леонтьев А.Н. Проблема деятельности в истории советской психологии // Вопр. психологии. 1986. N 4. С. 109-120.
11. Зинченко В.П. Культурно-историческая психология и психологическая теория деятельности//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1993. N 2. С. 41-51.
12. Рубинштейн С.Л. Принцип творческой самодеятельности//Вопр. психологии. 1986. N4. С. 101-108.
13. Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976.
"25 Психическая саморегуляция в конфликте" - тут тоже много полезного для Вас.
14. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. В 2 т. М., 1989.
15. Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса // Л.С.Выготский Соб. соч. В 6 т. М., 1982. Т.1. С. 291-436.
16. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1981.
17. Гальперин П.Я. Методы обучения и умственное развитие ребенка. М., 1985.
18. Управляемое формирование психических процессов. М., 1977.
19. Леонтьев А.Н. Психологическое исследование движения после ранений руки // А.Н. Леонтьев. Избран. психолог. произвед. В 2 т. М., 1983. Т.2.
