Предисловие
Предисловие
I
Развитие русской литературы во второй половине XIX века представляет собой сложный противоречивый процесс, отражающий изменения национального самосознания в условиях исторически переходного времени.
Предшествующий романтический период в литературе по преимуществу был дворянским. И насколько бы глубоко его представители ни проникали в сущность национального бытия, сотворенная ими картина жизни все равно выглядела неполной в силу того, что в ней отсутствовали множественность точек зрений, установка на диалог с массовым читателем и как результат – позиция народа, вне знания которой невозможно подлинное исследование законов собственной истории. Великие Пушкин и Гоголь, разрушая эстетику своего времени, открывали пути к новому осмыслению национального мира в его противоречивом развитии. Движение от романтизма к реализму – это не только вектор литературного развития, но и общества в целом[1].
Литература середины XIX века отражает перемены, произошедшие в общественном сознании под влиянием борьбы идеалистической и материалистической философии. Реалистическое и материалистическое направление общественной мысли затронуло все сферы национальной жизни, но особенно повлияло на традиционное религиозное сознание человека этой эпохи и поставило под сомнение основные религиозные идеи. Научное европейское мышление, проникшее в умы молодого поколения 1850-х гг., подвергло переосмыслению идеи божественной сущности человека и мира. Теории биологической, животной природы человека сводили его жизнь только до существования в обществе. В связи с этим получали совсем иное толкование нравственные вечные категории такие, как, например, добро и зло, жизнь и смерть. Возникала опасность упрощения многомерности бытия, сведения его только до социума.
Радикальное крыло русской литературы середины века, представленное журналом «Современник», проповедовало именно эти идеи. В работах идеолога нового направления и ведущего критика «Современника» Н.Г. Чернышевского человек представал как существо биологическое и социальное, цель жизни которого – удовлетворение потребностей. Предлагаемая им для разрешения всех жизненных проблем, общественных, личных, теория расчета выгод ориентирована на математическую логику, исключающую сложность, неразрешимость психологических задач.
Изменение в структуре традиционных представлений о бытии человека сложно сказывалось на развитии национального сознания. Увлечение новыми идеями неизбежно сопрягалось с оформленными исторической практикой народа представлениями о человеке и жизни. Изучение процесса такого сопряжения открывает по-новому национальный характер, вскрывает его глубинные противоречия, в результате чего сам факт появления нового мышления в середине века уже не представляется изолированным от национальных корней и глубоко им чуждым.
Постепенно в литературном процессе середины XIX века наметилась альтернатива журналу «Современник» в лице И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, хотя в начале творческого пути каждый из этих художников прошел через общение с журналом.
Несовпадение взглядов на человека, народ, жизнь, историю, литературу, что составляет сущность общественного сознания, развело с Н.А. Некрасовым, Н.Г. Чернышевским, Н.А. Добролюбовым И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. Но в то же время у противников было и общее, а именно: идея божественности жизни и личности, своими корнями уходящая глубоко в древнерусскую культуру,[2] что позволяет говорить об особом гуманизме XIX века, вошедшего в мировую историю как «золотого» века русской культуры.
Рекомендуемые материалы
Проблема Бога действительно для общественного сознания середины века была проблемой. Рационалистическое знание поставило под сомнение идею Бога, проповедуемого церковью как Бога Отца, Сына и Святого Духа. Писателям хотелось навести некий логический порядок в мистической системе религиозного мышления.
Каждый это делал по-своему, но все признавали ожественную исключительную и поэтому прекрасную природу самой жизни. Чернышевский говорил о прекрасном естестве жизни. Толстой это прекрасное естество жизни называл «жизнь есть Бог». Тургенев верил в божественную стихию природы. Гончаров в божественную закономерность жизни. И Достоевский предлагал «довериться жизни прямо». При таком обожествлении жизни перед каждым художником вставал вопрос о том, каким должен быть эмпирический опыт человека, иными словами, чему человек должен молиться. И здесь предлагались самые различные модели. Но соединяла всех вера в духовные возможности личности, способной постигать истину и пересоздавать собственное бытие. Образ Христа как идеальной личности в пересмотре на конкретное земное существование становится главным для всей русской литературы этого периода.
У Чернышевского и Некрасова Сын Божий превращался только в Сына Природы-матери и тем самым приравнивался обыкновенному земному человеку, лишался своей метафизической природы, но при этом он не лишался силы личности Христа. Поклонение ему влекло за собой идею вождизма, которая подкреплялась мыслью о спящем русском богатыре-народе. Именно человек-Христос, жертвуя собой, призван был разбудить такого богатыря. В системе Достоевского эта идея получит название Человекобога и будет оспариваться всем творчеством писателя.
У Гончарова, Толстого, Достоевского человек должен открыться навстречу жизни, вступить с ней в диалог и таким образом приобрести сакральное знание, которое гармонизировало бы его существование в условиях «двойного бытия». Но даже в романах Достоевского за исключением «Братьев Карамазовых» роль церкви в вопросах теологического диалога человека была сведена до минимума. Соня Мармеладова отправляет Раскольникова каяться на площадь, а не в храм.
В литературе этого периода максимально осваивается модель религиозного народного сознания, не всегда укладывающегося в рамки церковной догматики. Сама идея обожествления жизни заложена в культурной памяти нации. И творчество русских писателей этого периода тяготеет к различным аспектам этой памяти.
Тот же роман Чернышевского пронизан евангельскими сюжетами, переосмысление которых идет в русле национального опыта. Вспомним аскетический монашеский образ жизни Рахметова, или образ светлой красавицы, невесты своих женихов, тяготеющий к архетипу Богородицы.
Исключение церковного опыта из жизни литературного героя замещается приобщением к религиозному духовному опыту народа. Это скрытое противопоставление вылилось в открытую полемику с официальной церковью только у Толстого. Тема храма как неизбежного атрибута повседневной народной жизни и в то же время как знака единения пронизывает творчество всех представителей литературного процесса середины XIX века.
Как бы ни позиционировался литературный герой – или претендующий на место Бога, или осознающий себя в сакральной картине мира как существо, ищущее вечной правды, – он всегда осмысливается в контексте возможного братства людей. Для всех участников литературного процесса середины XIX века вполне применимы слова Н.С. Лескова о том, что «единство рода человеческого не есть утопия».
Но стремление к этому единству осложнялось особенностями национальной истории и национального сознания. В.Г. Белинский в свое время писал об этом так: «Вследствие реформ Петра Великого в России должно образоваться общество совершенно отдельное от массы народа по своему образу жизни»[3] Реформы Петра разделили нацию не только на два сословия, но на два лагеря, социально и мировоззренчески враждебных друг другу. Интеллектуальная часть русского общества, чувствуя не только свою историческую миссию, но и свою вину перед народом за крепостное право, стремилась к объединению нации, добровольно отдавая духовное первенство народу, признавая при этом свое трагическое избранничество.
Утопические идеи «шестидесятников» XIX века не выдержали испытания историей. Последняя треть столетия только усугубила ситуацию национального разъединения.
Человек конца века чувствует неукорененность в быстро изменяющемся историческом бытии. На смену дворянской и крестьянской разобщенности приходит разобщенность интеллектуального и народного сословий. Стремительное развитие буржуазных отношений обнаруживает новые проблемы народного сознания. Разрушается миф 1860-х гг. о народе-богоносце прежде всего в прозе Г. И. Успенского. В творчестве Н.С. Лескова вскрываются глубинные противоречия народного миропонимания, обусловленные историческим развитием нации. В литературном процессе возникает резкое противостояние между классической линией литературы, разрабатывающей тему божественности жизни и личности (А.П. Чехов, В.Г. Короленко) и модернистской, отчасти декадентской (В.М. Гаршин, К. К. Случевский), утверждающей бессмысленность любого бытия человека.
Изменения в общественном мировоззрении неизбежно влекут и изменения в системе жанрового мышления. В середине 1840-х гг. начинает складываться жанр реалистического романа, вершиной которого стал полифонический роман Ф.М. Достоевского. Но уже в 1870-х гг. этот жанр, по утверждению М.Е. Салтыкова-Щедрина, все меньше будет востребован в литературном процессе. Ускользающее от человека конца XIX века бытие находит особое художественное воплощение в малых жанровых формах, перестраивающих привычное представление о возможностях рассказа, повести. В это время ведется экспериментальная работа с жанром, делаются попытки по-иному представить традиционные формы для изображения нового состояния мира. Так появляются фрагменты, эскизы, пейзажи В.Г. Короленко, Н. С. Лескова, новая драма А. П. Чехова.
Сложившаяся в середине XIX века картина жизни, в которой отдельной личности и личности народа отводилась значительная роль, в конце столетия разрушается. Жизнь утрачивает свою целостность, распадается на тысячи мелочей, из которых не складывается новое целое. И человек ощущает свое историческое бессилие, неспособность создать новую организующую идею жизни.
Неслучайно один из последних циклов М.Е. Салтыкова-Щедрина получит название «Мелочи жизни». Символично и название одного из рассказов этого цикла «Имярек» (1887). Имярек – собирательный образ человека конца эпохи. Примечательно, что герой рассказа, хотя писатель и сравнивает его с библейским Иовом, не ощущает своей связи с Богом. Участь современного Имярека мучительнее судьбы его предка. Библейский Иов, несмотря ни на что, сохранил веру в Бога, Иов конца XIX столетия потерял ее окончательно: утрата сакральной идеи не компенсировалась тождественной заменой, в результате чего человек чувствует призрачность себя и свого существования в мире.
Позиция Салтыкова-Щедрина не единична. Знаменательно, что одновременно с ним к этой теме обращаются и Л.Н. Толстой в повести «Смерть Ивана Ильича» (1886), и А.П. Чехов в «Скучной истории» (1889). И если Толстой приводит героя к пониманию божественного смысла жизни хотя бы на ложе смерти, то Чехов, напротив, оставляет своего персонажа с убеждением, что никакой общей идеи нет. При этом мысль о бесперспективности усилий человека в устройстве мироздания не создает в чеховском повествовании атмосферы отчаяния, поскольку автором предлагается другая программа для самореализации личности. Ее гарантом является сам факт бытия.
В литературном процессе конца XIX зреют тенденции модернистского взгляда на мир, появляются новые имена. В одно время с Толстым и Чеховым живут и творят Горький и Бунин. Но при этом они представляют уже совсем другую эпоху. XIX век провозгласил веру в духовные созидательные силы личности и народа. Но он оставляет человека на рубеже веры и безверья, открывая веку XX новые возможности поиска.
Участники литературного процесса второй половины XIX века при всей злободневности своего творчества в той или иной мере стремились к философскому осмыслению такого противоречивого явления действительности, как социальное неравенство и национальное разъединение. Каждого художника отличает своя специфическая манера сопряжения бытового и бытийного в жизни в целом и в жизни отдельного человека.
Категория жизни в литературном творчестве исследуемой эпохи представлена в соотношении вечного, природного, естественного и злободневного, общественного, национального. Личность, осмысливаемая в этом пограничном пространстве, неизбежно вовлекалась в ситуацию выбора. Особенности развития России, разъединение нации на дворянство и народ, интеллигенцию и народ, усложняли ситуацию нравственного выбора, вносили в нее национально-исторический аспект и неизбежно – христианский. Иными словами, во главу угла ставилось взаимодействие личности и народа. Эта ситуация требовала нового героя, способного преодолеть исторический национальный излом.
В конце XIX века изменяется структура и личности и народа, что требует от литературного процесса поиска новых форм осмысления и воплощения национального бытия
Представленная картина развития литературы второй половины XIX века воссоздана на основе анализа литературного материала изучаемой эпохи и на опыте отечественного литературоведения, в частности на исследованиях А.П. Скафтымова, М.М. Бахтина, С.Г. Бочарова, Б.М. Эйхенбаума, Б.В. Егорова, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, В. М. Марковича, К.В. Мочульского, Н.Н. Скатова, А.П. Чудакова, А.И. Журавлевой, А.С. Бушмина, Б.Я. Бухштаба, Ю.М. Лощица, В.А. Свительского и многих др.
Но в то же время автор пособия видел свою задачу в укрупнении и специальном исследовании одного из аспектов литературного развития второй половины XIX века, особенно актуального для современной эпохи, а именно: динамики национального самосознания в связи с историческими переменами в традиционных, сложившихся формах отечественного бытия. В связи с особенностями развития отечественного литературоведения этот вопрос, как правило, рассматривался с точки зрения социальной доктрины без явного учета других тенденций, например, духовно-религиозного характера.
Обратите внимание на лекцию "2 - Подготовка воздуха".
Автор пособия исходил из методологического принципа единства формы и содержания, определяющего возможности литературоведческого анализа. Поэтому выявление индивидуального художественного инструментария, при помощи которого писатель, поэт создают свою картину мировидения, являлась важнейшей задачей в данном пособии.
В пособие не вошли биографические, исторические комментарии, с которыми можно ознакомиться в других изданиях, их список приводится в каждом разделе.
Неравномерность расположения материала объясняется и художественной неоднородностью участников литературного процесса, и сложностью усвоения отдельных программных тем. Именно поэтому особое внимание уделяется интерпретации творчества Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого как авторов, наиболее сложных для восприятия современного молодого человека.
[1] Об этом подробно в работах Ю.М. Лотмана. См.: Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. – М., 1994.
[2] См.: Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. – М., 1988.
[3] Белинский В.Г. О русских классиках. – М., 1978. – С.23.
