Смысловые структуры социального страха личности

ГЛАВА III

Смысловые структуры социального страха личности

В зависимости от конкретного взаимосочетания основных элементов ЧУДО-образа возникают специфические типы мировоззренческих систем. Рассмотрим основные из них.

1. Система мировоззренческих образов, рационально репрезентирующих противоречивую природу ЧУДО-комплекса. Эти образы лежат в основе формирования научной картины мира. В них доминирует категориально-понятийное, принципиальное осмысление и выражение человеческого взаимоотношения с миром.

2. Система мировоззренческих образов, репрезентирующая иррациональную сторону человеческой деятельности и условия ее осуществления. Эта система образов-фетишей, которые составляют фундамент иллюзорного миропонимания, В этих образах преимущественно доминирует чувственное начало, вера.

"6.11 Модернизация культуры" - тут тоже много полезного для Вас.

3. Система мировоззренческих образов, синтезирующих рациональные образы. Эти синтетические образы “питают” и сферу научной картины мира, и сферу иллюзорного миропонимания. Примером подобных образов могут служить представления об НЛО, снежном человеке и т.п. На этих образах преимущественно базируется обыденное сознание человека.

Выделенные мировоззренческие структуры, образуя в цепом совокупное мировоззрение человека, могут находиться в следующих отношениях друг к другу;

• относительно равноправное сосуществование; — жесткая иерархия с доминированием той или иной структуры; — относительно свободный взаимопереход друг в друга.

Как мы уже отмечали, страх репрезентируется в трех видах наглядных мировоззренческих ЧУДО-образов — рациональных, иррациональных, синтетических. Казалось бы, даже сугубо рационализированные образы науки находятся под сильнейшим воздействием особенностей конкретно-исторического ЧУДО-комплекса. Кроме того, различные мировоззренческие системы требуют и различного ментального (вербального, понятийного) оформления. По сути, мы имеем дело с различными формами рассогласовании в рамках одной мировоззренческой системы. При этом вольно или невольно может происходить процесс взаимопревращения образов, что в конечном счете может привести либо к их взаимообогащению, либо к взаимоподавлению, т.е. к стагнации данной мировоззренческой системы.

Формы поведения в поведенческом синдроме страха: а) многие, если не все, проявления страха имеют тенденцию возникать одновременно или последовательно; б) события, которые вызывают одну из них, обычно вызывают и другие (не обязательно все) ; в) большинство из них. если не все, выполняют единую биологическую функцию защиты; г) при самоотчете испытуемые указывают на них как на проявления страха.

Призыв Ж. -П. Сартра к освобождению от страха преимущественно в мире ирреальных сущностей вызывает широкую и серьезную критику. Так, например, З. Фрейд утверждает: “С безличными силами и судьбой не вступишь в контакт, они остаются вечно чужды нам. Но если в стихиях бушуют страсти, как в твоей собственной душе, если даже смерть не стихийна, а представляется собою насильственное деяние злой воли, если повсюду в природе тебя окружают существа, известные тебе из опыта твоего собственного общества, то ты облегченно вздыхаешь, чувствуешь себя, как дома, среди жути, можешь психически обрабатывать свой безрассудный страх” (23) . Справедливости ради заметим, что сам Ж. -П. Сартр также, видимо, замечал ущербность процедуры мысленного проецирования состояния страха на плоскость недетерминированных ирреальных образов, поскольку писал, например: “Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь” .

Выдвинув в качестве предела человеческого существования Ничто, М. Хайдеггер задает вопрос: “Случается ли в бытии человека такая настроенность, которая подводит его к самому Ничто?” И отвечает на него следующим образом: “Это может происходить и действительно происходит — хоть достаточно редко — только на мгновения, в фундаментальном настроении ужаса (страха) . Под этим “ужасом” мы понимаем не ту очень частую склонность ужасаться, которая, по сути дела, сродни излишней боязливости. Ужас в корне отличен от боязни. Мы боимся всегда того или другого конкретного сущего, которое нам в том или ином определенном отношении угрожает. Боязнь перед чем-то касается всегда тоже чего-то определенного. Поскольку боязни присуща эта очерченность причины и предмета, боязливый и робкий прочно связан вещами, среди которых находятся. В стремлении спастись от чего-то — от этого вот — он теряется в отношении остального, т.е. в целом “теряет голову.