murakami_kraj_obetovannyj (Антология Харуки Мураками), страница 8

У моего знакомого был друг по имени Цуда, член «Сока гаккай»[21 - «Общество создания ценностей» – влиятельная буддистская организация, в основе идеологии которой лежит модифицированное учение религиозного деятеля xiii в. Нитирэна. В Японии у «Сока гаккай» свыше десяти миллионов последователей.], который изо всех сил старался затянуть меня в свою организацию. Мы с ним много спорили о религии, пока он не заявил: «От разговоров ничего не изменится. Ты думаешь, я тебя обманываю. Попробуй сам – человек совсем другим становится». Я попробовал, пожил с ними с месяц и понял, что это не мое. Их религия помогает людям добиться успеха в этом мире. Меня влекло более чистое учение. Вроде «Аум». Мне казалось, что «Аум» стоит ближе к истокам буддизма.

Когда деньги кончились, я пошел грузчиком в транспортную фирму, обслуживавшую универмаги «Сэйбу». Два года отпахал в «Сэйбу», что в Икэбукуро. Работа, конечно, была тяжелая, хотя я давно увлекался боевыми искусствами, закалял тело и физического труда не боялся. Меня приняли на повременку, так что платили мало, но я работал за троих. Мышцы нарастил – будь здоров. После работы ходил еще на занятия в вечернюю журналистскую школу. Думал научиться писать репортажи и все такое. Как Сатоси Камата[22 - Сатоси Камата (р. 1938) – японский журналист. Работал корреспондентом «Нью-Йорк Тайме» в Токио.].

Но к тому времени я уже начал уставать от жизни в Токио. Чувствовал, что грубею здесь душой. Становлюсь жестоким, раздражительным. В то время у меня проснулся интерес к экологии, и я стал подумывать о том, не вернуться ли мне в родные места, поближе к природе. Со мной всегда так – стоит чем-то загореться, и уже ничто меня не остановит. Характер такой. Тогда это была экология. Так или иначе, асфальтовые джунгли вытягивали силы. Нестерпимо тянуло домой, на океан взглянуть. Океан я обожал с детства.

В общем, вернулся в родные пенаты и пошел на строительство атомного реактора на быстрых нейтронах «Мондзю». Верхолазом. На эту свою работу я тоже смотрел как на тренировку, хотя занятие очень опасное. Со временем к высоте в какой-то степени привыкаешь, но опасность остается. Я несколько раз падал, едва не погиб. Сколько же я там проработал? С год, наверное. Со строительной площадки открывался великолепный вид – океан лежал как на ладони. Я еще из-за этого выбрал эту работу. Чтобы видеть океан. Там он действительно потрясающе красив. Красивее места в округе не найдешь.

Но хорошо ли человеку, который хотел охранять природу, работать на атомной станции?

Вообще-то я собирался написать об этом репортаж. Думал, если напишу, то с меня спишется, что я строил эту станцию. А может, утешал себя этим. Вы «Мост через реку Квай»[23 - Фильм (1957) британского режиссера и сценариста Дэвида Лина о военнопленных в японском концлагере, которые в финале картины разрушают возводимый ими по приказу японцев стратегический мост через реку.] смотрели? У меня была примерно такая же идея. Человек что-то делает, кладет все силы, а под конец сам же это разрушает. Бомбу закладывать я, конечно, не собирался, но как сказать… Раз все равно изгадят мой любимый океан, пусть уж лучше я это своими руками сделаю. Вот какое у меня было состояние. В душе творилось бог весть что.

Прошел год. Я расстался с «Мондзю» и махнул на Окинаву. Купил на заработанные деньги подержанную тачку, заехал на паром… На Окинаве жил в машине, беззаботно переезжал с одного пляжа на другой. За два месяца такой жизни я влюбился в местную природу. Там такой океан… Везде разный. У каждого уголка побережья свое лицо. Очень замысловатое. Я наслаждался этими видами. Полюбил вместе с природой окинавцев, их культуру. Каждое лето у меня начиналось что-то вроде «окинавской лихорадки», нападала охота к перемене мест. И я уезжал на Окинаву. Из-за этого ни на одной работе не получалось задержаться надолго. Приходило лето, и я тут же, никому ничего не говоря, снимался с места и отправлялся на Окинаву.

Пока я вкалывал на стройке и разъезжал по Окинаве, умер отец. Это было в феврале 90-го года, перед моим тридцатилетием. Знаете, отца в нашей семье никто не любил. Люди считали его хорошим человеком, но в домашнем кругу это был настоящий тиран, он заставлял всех плясать под свою дудку. Напивался и становился буйным. В детстве мне от него не раз доставалось. Но со временем я окреп и, не дожидаясь, бил первым. Сейчас мне стыдно об этом вспомнить. Сын должен быть почтительнее к отцу.

Отец занимал руководящий пост в местной организации компартии. Нравы в Фукуи консервативные, и если у тебя такой отец, нормальную работу найти шансов мало. Я, к примеру, хотел стать учителем, но, наслушавшись разговоров, что с отцом-коммунистом рассчитывать не на что, в педагогический колледж решил не соваться. Все время злился на отца, что он в компартии. То есть я его за характер ненавидел, но идейная почва тоже имела большое значение. Меня всегда тянуло к религии, но отец… Он был материалист и рационалист. Из-за этого у нас постоянно возникали конфликты. Стоило мне заикнуться о религии, как он тут же мне рот затыкал: «Чтоб я этой религиозной дури больше не слышал!» Прямо кипел от злости. Меня это очень угнетало. Почему он себе такое позволяет? Почему ему плевать на все, что бы я ни делал и ни говорил?

Когда отцу стало плохо, я был на Окинаве. Я тут же рванул в Фукуи и еще застал его живым. Он умер от алкоголизма, от цирроза печени, ужасно мучился. Под конец уже ничего не ел, только все время прикладывался к бутылке. Исхудал страшно. По сути, сам себя на тот свет отправил. Он лежал в постели и сказал мне: «Ну что? Потолкуем?» А я ему: «Знаешь, умирал бы ты лучше». В каком-то смысле, может, я его убил.

После похорон и поминок я вернулся на Окинаву и стал работать на стройке. Но расставание с родными не прошло просто так – накатила жуткая тоска. Смерть отца я встретил спокойно. Словно ничего не случилось. Семья собралась, нам было хорошо вместе. Но на Окинаве со мной вдруг случился срыв. Как будто меня живьем затянули в преисподнюю: «Все! Конец! Мне отсюда не выбраться!» Я перестал есть, нервы стали совсем никуда. Депрессия. Нервная депрессия в тяжелой форме. У меня ехала крыша, и я это понимал. В дождь, когда работа останавливалась, я целый день валялся на кровати, накрывшись с головой. Все шли играть в патинко, оставляя меня одного. Люди говорили теплые слова, стараясь меня подбодрить, и я был им очень благодарен, но от их сочувствия легче не становилось.

Как-то я проснулся в три часа ночи в ужасном состоянии. И подумал: «Вот оно, конец!» Казалось, я схожу с ума, сейчас потеряю сознание. И тут же позвонил матери. Оно сказала, чтобы я немедленно возвращался домой. Но и в Фукуи моя душевная болезнь не прошла. Она засела глубоко и отступать не собиралась. Целый месяц я просидел дома, ничего не делая.

А спасла меня окинавская шаманка – юта… Знаете, я читал книгу «Птица-молния: приключения в Африке» Лайалла Уотсона[24 - Лайалл Уотсон (р. 1939) – южноафриканский ученый и писатель. Автор многих книг, в которых предпринимаются попытки объяснить биологическую природу естественных и сверхъестественных явлений.]. Она произвела на меня сильное впечатление.

Интересная, верно?

Ведь в ней главный герой – Бошье – тоже эпилептик и шизофреник. Но повстречавшись с Учителем, этот душевнобольной человек проходит у него учебу и становится колдуном. Иначе говоря, находит возможность превратить свои минусы в плюсы. И люди его зауважали. Я читал и думал: «Ведь это же про меня!» Занялся этим вопросом и выяснилось, что о юта писали абсолютно то же самое. На Окинаве еще оставался такой путь к спасению. «А может, и я смогу стать юта? Вдруг у меня есть способности?» Так я нашел выход из тупика.

Я поехал на Окинаву и смог попасть к одной знаменитой юта. Нас собралось несколько десятков человек, но из этой толпы она вызвала меня одного и проговорила: «Тебя что-то мучает». Читала у меня в душе, как в раскрытой книге. «Это все из-за отца. Ты привязан к нему. Надо порвать эту связь. Забудь о нем и сделай шаг в новом направлении. Позаботься о матери, если она жива. Живи как все люди. Это самое главное». От этих слов у меня как камень с души свалился: «Ура! Я спасен!» Я уже долго работаю в одной и той же фирме. На Окинаву летом не уезжаю. Решил заботиться о матери и нормально работать, не бегая с места на место.

Да… Эдриан Бошье должен был уйти «на ту сторону». Ему ничего другого не оставалось. В вашем же случае сохранилась возможность вернуться в этот мир, и вам было сказано, что лучше вернуться.

Да, именно так. Женись, расти детей. Это и будет твоя духовная практика. Самая серьезная. Вот что она сказала.

Я довольно давно слежу за разными направлениями в религии. Так сказать, вытягиваю антенну и ловлю волны. Мне далеко не безразлично христианство; о связи с «Сока гаккай» я уже рассказывал. В христианских церквях и сейчас бываю. Так что, говоря о том, что было в жизни, «Аум» – лишь маленькая часть. И все же «Аум» дал мне сильнейший толчок. Вот какой мощью обладала эта организация.