А.Л. Никифоров. Философия науки. История и методология (1998) (А.Л. Никифоров. Философия науки. История и методология (1998).pdf), страница 7

Такой переход позволилим не только избавиться от целого ряда неразрешимых проблем, но иприблизил методологическую концепцию логического позитивизма креальной наукеИдею языка наблюдения, термины и предложения которого относятся к чувственно воспринимаемым вещам и их свойствам,разработал Р. Карнап. Предикат Р он называет "наблюдаемым" длясубъекта N. если при соответствующих условиях для некоторогопредмета а субъект N может придти к решению об истинностипредложения "Ра" или "не-Ра" 23. Например, с помощью наблюдениясубъект может решить, какое из двух предложений — "Арбузкруглый" или "Неверно, что арбуз круглый" — является истинным. Впредложения языка наблюдения23. Сатар R.

Testability and Meaning. Ч. Ш, § 11 // Philosophy of Science, V. 4,1937могут входить лишь те термины, которые обозначают чувственно воспринимаемые вещи и свойства. Поэтому с помощью наблюдения мывсегда можем установить, истинно то или иное предложение языка наблюдения или ложно.Правда, для этого еще недостаточно, чтобы эмпирический языксодержал только термины наблюдения, нужно еще наложить некоторые ограничения на формы предложений, которые в нем допускаются.и языке наблюдения Карнап разрешает использовать только экстенсиональные логические связки, поэтому все молекулярные предложения этого языка являются функциями истинности составляющих ихатомарных предложений 24.

— Это обеспечивает проверяемость всехпредложений эмпирического языка посредством наблюдения.Нетрудно увидеть, что несмотря на отказ от феноменализма, основные идеи логических позитивистов относительно эмпирическогобазиса сохранились — даже после дискуссии 30-х годов по поводупротокольных предложений.

Эмпирические предложения уже неявляются абсолютно достоверными, но их истинность обосновываетсянаблюдением, и раз она установлена, в ней трудно сомневаться. Такимобразом, твердый, несомненный эмпирический базис наукисохраняется. Гермины наблюдения заимствуют свои значения изчувственного опыта; этот опыт, в свою очередь, определяется работойорганов чувств, а поскольку органы чувств у людей не изменяются,постольку эмпирические термины и весь эмпирический языкоказываются нейтральными по отношению к теоретическому знаниюи его развитию. Как для Аристотеля листья деревьев были зелеными, анебо — голубым, так и для Ньютона, и для Эйнштейна. Языкнаблюдения этих мыслителей был одним и тем же, несмотря наразличие их теоретических представлений.

Сохраняется игносеологическая первичность языка наблюдения: процесс познанияначинается с наблюдения, с констатации фактов; затем наступаеточередь обобщения результатов наблюдения и лишь после этогоможет начать свою работу теоретик.Идея языка наблюдения на первый взгляд представляется довольнопростой и ясной. Однако небольшой философский анализ тотчасобнаруживает, что здесь нет ни простоты, ни ясности. Дело в том, чтовесьма неясным оказывается основное понятие "наблюдаемости".Прежде всего, это понятие носит субъективный характер: то, чтонаблюдаемо для одного человека, может оказаться ненаблюдаемымдля другого благодаря индивидуальным различиям наблюдателей(близорукость или дальнозоркость, цветная слепота, профессиональТребования, предъявляемые к языку наблюдения, см.

в работе: Саrnap R. The Methodological Characterof Theoretical Concepts // Minnesota Studies in the Philosophy of Science, V. I, Minneapolis, 1956.24ная тренированность и т. п.). Пусть мы не будем обращать вниманияна эти различия и решим ориентироваться на некоего "среднего" наблюдателя. Однако трудности сохраняются.Встает вопрос: можно ли использовать при наблюдении приборы?Допустим, мы отвечает "нет" и решаем говорить только о "непосредственном" наблюдении, т. е.

о наблюдении, не использующемникаких приборов. Но разрешается ли пользоваться очками или,может быть, следует считать, что носящие очки не наблюдают "непосредственно"? м А если мы смотрим через оконное стекло, то являетсяли наше наблюдение "непосредственным" или оконное стекло — тожеприбор? — Вопросы подобного рода показывают, что понятие "непосредственного наблюдения" лишено смысла, ибо в процессенаблюдения мы никогда не можем исключить воздушную среду,которая изменяет свои оптические свойства в зависимости отколебаний температуры, загрязненности атмосферы и т. п., а такжеслизистую оболочку глаза.

"Непосредственно" наблюдать можно былобы только лишив себя глаз!Приходится допускать использование приборов при наблюдении.Однако в этом случае граница между наблюдаемым и ненаблюдаемымстановится совершенно неопределенной. Наблюдаем ли мы колебаниятемпературы атмосферного воздуха, когда следим за повышением илипонижением столбика ртути в термометре? К тому же сферанаблюдаемого постоянно расширяется по мере появления новыхприборов.

А это означает, что язык наблюдения также являетсянеопределенным и изменяется с течением времени. Нельзя говорить,что язык Аристотеля и Эйнштейна один и тот же и что перед нимибыла одна и та же совокупность наблюдаемых фактов. Доверие кприборам и результатам, полученным с их помощью, опирается надоверие к теориям, на основе которых созданы и работают этиприборы. Это означает, что в наш язык наблюдения проникаюттеории, и он существенно зависит от теорий. Но тогда как же можносчитать, что познание начинается с наблюдения? Как можнопродолжать верить в существование автономного языка наблюдения ив то, что он принципиально отличается от теоретического языка?Логическим позитивистам не удалось найти в науке тот несомненный эмпирический базис, существование которого вытекало из их логико-гносеологических посылок. Выяснилось, что такого базиса вообще нет.

В настоящее время некоторые философы науки продолжаютверить в существование эмпирического языка, независимого оттеорий. Чаще всего в качестве такого языка выступает фрагментобычного разСм. критику дихотомии наблюдаемого—ненаблюдаемого в статье: Maxwell G. Ontologocal Status ofTheoretical Entities // Minnesota Studies in the Philosophy of Science, V. 2, Minneapolis, 1962.25говорного языка. Но основания для выделения такого языка теперьуже совсем иные, нежели были у логических позитивистов.Сейчас уже не говорят о полной достоверности и несомненностипредложений эмпирического языка и признают влияние теорий наэтот язык. Однако такой язык все-таки нужен, по мнению некоторыхавторов, например, для сравнения и выбора теорий.

Если нетнекоторого эмпирического языка, общего для конкурирующих теорий,то сравнение этих теорий оказывается невозможным. Для того чтобымы могли' поставить эксперимент, результат которого помог бы намвыбрать одну из конкурирующих теории, нужен нейтральныйэмпирический язык, в котором мы смогли бы выразить этот результат.Таким образом, если сейчас кто-то продолжает говорить обэмпирическом языке, то отсюда еще не следует, что он разделяетвоззрения логических позитивистов. Однако когда эмпирический языкпытаются противопоставлять теоретическому языку как болеедостоверный, более обоснованный, более ясный — менеедостоверному и ясному, то это, по-видимому, возврат к идееэмпирического базиса логических позитивистов.1.5.

КРИТЕРИИ ДЕМАРКАЦИИСуществует древняя философская проблема, обсуждение которойвосходит еще к первым античным философам: как отличитьподлинное надежное знание от изменчивого мнения или то, что я могузнать, от того, во что я вынужден верить? В философии науки XX в.эта проблема предстала в виде проблемы демаркации: как провестиразграничительную линию между наукой и другими формамидуховной деятельности — философией, религией, искусством и т. п.?Отличается ли наука от философии и мифа, а если отличается, то —чем? Именно эта проблема весьма сильно занимала логическихпозитивистов, и они затратили большие усилия на ее решение.

Однакоим не удалось решить ее так, как им бы хотелось. Логическиепозитивисты пытались провести четкую логическую границу междунаукой и не-наукой, но как в ходе них попыток и выяснилось, что этаграница весьма условна и исторически изменчива. — По-видимому,как раз в этом состоит самый ценный результат обсуждения проблемыдемаркации.Опираясь на понимание научного знания как описания чувственногоиного и руководствуясь аналогией с экстенсиональной логикой, вкоторой истинность молекулярных предложений устанавливаетсяобращением к значениям истинности атомарных предложений,логические позитивисты в качестве критерия демаркации избраливерифицируемость: предложение научно только в том случае, еслионо верифицируемо, т. е. если его истинность может быть установленанаблюдением, если же предложение неверифицируемо, то ононенаучно.

Протокольные предложения не нуждаются в верификации,так как представляют чистый чувственный опыт и служат базой дляверификации всех других предложений. Остальные предложенияязыка науки должны быть верифицированы для того, чтобы доказатьсвою научность. Процесс верификации выявляет чувственноесодержание научных предложений, и если некоторое предложениенельзя верифицировать, то это означает, что оно не обладаетчувственным содержанием и его следует изгнать из науки.Предложения философии нельзя верифицировать, поэтому она сразуже отсекается от науки.Логические позитивисты пошли еще дальше и объявиливерифицируемость не только критерием демаркации, но и критериемосмысленности: только верифицируемые предложения имеют смысл,неверифицируемые предложения бессмысленны.Отождествление осмысленности с верифицируемостью, повидимому, было подсказано экстенсиональной логикой.

Попыткиустранить парадоксы, обнаруженные в теории множеств, и разработкатеории типов Б. Расселом привели к тому, что старая дихотомияистины и лжи была заменена трихотомией истинности, ложности ибессмысленности. Предложение может быть не только истинным илиложным, но и просто бессмысленным. Причем его бессмысленностьможет быть обусловлена не просто нарушением правил обычнойграмматики,, а нарушением логических правил построенияпредложений, которое может быть выявлено только с помощьюлогического анализа.