Том 1. Классические теории через призму социологического воображения (С.А. Кравченко - Социология), страница 39

П. История социологической мыслив странах Центральной и Восточной Европы. М. : Изд-во РУДН, 2003.2 Нарбут, Н. П. Проблема самоубийства: Т. Г. Масарик и Э. Дюркгейм // II Всероссийский социологический конгресс. Т. 1. М. : Альфа-М,2003. С. 19—20.3 Дюркгейм, Э. О разделении общественного труда. М. : Канон, 1996.177пленным к группе с силой, хотя бы равной прежней, необходимо,чтобы связывающие его с ней узы стали сильнее и многочисленнее.Значит, если бы не образовалось других уз, помимо тех, которыепроисходят от сходств, то исчезновение сегментарного типа сопровождалось бы регулярным понижением уровня нравственности.Человек бы не испытывал достаточного умеряющего воздействия;он не чувствовал бы более вокруг себя и над собой того здоровогодавления общества, которое умеряет его эгоизм и делает из негонравственное существо.

Вот что создает моральную ценность разделения труда. Благодаря ему индивид начинает сознавать своесостояние зависимости по отношению к обществу; именно от негопроисходят сдерживающие и ограничивающие его силы. Словом,так как разделение труда становится важным источником социальной солидарности, то оно вместе с тем становится основаниемморального порядка.Можно, стало быть, в буквальном смысле сказать, что в высшихобществах обязанность состоит не в том, чтоб расширять нашу деятельность, но в том, чтобы концентрировать и специализироватьее. Мы должны ограничить свой горизонт, выбрать определенноезанятие и отдаться ему целиком, вместо того чтобы делать из своего существа какое–то законченное, совершенное произведениеискусства, которое извлекает всю свою ценность из самого себя,а не из оказываемых им услуг.

Наконец, эта специализация должнабыть продвинута тем далее, чем к более высокому виду принадлежит общество… Без сомнения, мы должны также работать для того,чтобы осуществить в себе коллективный тип, поскольку он существует. Есть общие чувства, идеи, без которых, как говорится, человек не человек. Правило, повелевающее нам специализироваться,остается ограниченным противоположным правилом. Наше заключение состоит не в том, что хорошо продвигать специализацию,насколько только это возможно, но насколько это необходимо.Что касается относительной доли каждой из этих противоположных обязанностей, то они определяются опытом и не могут бытьвычислены a priori. Для нас было достаточно показать, что втораяне отличается по природе от первой, что она так же моральна и что,кроме того, эта обязанность становится все важней и настоятельней, потому что общие качества, о которых шла речь; все менее способны социализировать индивида.Не без основания, значит, общественное мнение испытывает всеболее явную антипатию к дилетанту и даже к тем людям, которые,увлекаясь исключительно общим культурным развитием, не хотятотдаваться целиком какому-нибудь профессиональному занятию.Действительно, они слабо связаны с обществом, или, если угодно,общество мало привязывает их; они ускользают от него, и именнопотому, что они не чувствуют его ни с должной живостью,ни с должным постоянством.

Они не сознают всех обязанностей,178которые возлагает на них их положение социальных существ. Таккак общий идеал, к которому они привязаны, по вышеизложенным основаниям носит формальный и неопределенный характер,то он не может далеко вывести их из них самих. Когда не имеешьопределенной цели, не многим дорожишь и, следовательно, ненамного можешь подняться над более или менее утонченным эгоизмом. Наоборот, тот, кто отдался определенному занятию, каждоемгновение слышит зов общей солидарности, исходящий от тысячиобязанностей профессиональной морали.Но разве разделение труда, делая из каждого из нас неполноесущество, не влечет за собою умаления индивидуальной личности?Вот упрек, часто ему адресуемый.Заметим прежде всего, что трудно понять, почему сообразнеес логикой человеческой природы развиваться вширь, а не вглубь.Почему более обширная, но более разбросанная деятельность вышедеятельности более концентрированной, но ограниченной? Почемудостойнее быть полным и посредственным, чем жить более специальной, но более интенсивной жизнью, особенно если у нас естьвозможность найти то, что мы таким образом теряем благодаряассоциации с другими существами, обладающими тем, чего намнедостает, и дополняющими нас? У низших народов собственночеловеческое действие — это походить на своих товарищей, осуществлять в себе все черты коллективного типа, который тогда ещеболее, чем теперь, смешивают с человеческим типом.

Но в болееразвитых обществах его природа в значительной мере — это бытьорганом общества и его подлинное действие, следовательно, этоиграть свою роль органа.Более того: индивидуальная личность не только не уменьшается благодаря прогрессу специализации, но развивается вместес разделением труда.Действительно, быть личностью — это значит быть самостоятельным источником действия. Человек приобретает это качествотолько постольку, поскольку в нем есть нечто, принадлежащеелично ему и индивидуализирующее его, поскольку он — более чемпростое воплощение родового типа его расы и группы. Скажут, чтово всяком случае он одарен свободной волей и что этого достаточнодля основания его личности.

Но, как бы дело ни обстояло с этойсвободой, предметом стольких споров, не этот метафизический,безличный, неизменный атрибут может служить единственнойосновой конкретной, эмпирической и изменчивой личности индивида. Последняя не может быть установлена абстрактной властьювыбирать между двумя противоположностями; нужно еще, чтоб этаспособность проявлялась в целях и мотивах, свойственных именнодействующему лицу. Другими словами, необходимо, чтобы самиматериалы сознания имели личностный характер. Но мы виделиво второй книге этого сочинения, что такой результат происходит179прогрессивно, по мере того как прогрессирует само разделениетруда.

Исчезновение сегментарного типа, обусловливая бóльшуюспециализацию, выделяет в то же время отчасти индивидуальноесознание из поддерживающей его органической среды и облекающей его социальной среды, и вследствие этого двойного освобождения индивид все более становится независимым фактором своего собственного поведения. Разделение труда само способствуетэтому освобождению, ибо индивидуальные натуры, специализируясь, становятся сложнее и в силу этого отчасти избавлены от коллективного воздействия и от наследственных влияний, которыемогут действовать только на простые и общие вещи.Только благодаря какой–то иллюзии можно было думать, чтоличность была более цельной до проникновения в нее разделениятруда. Без сомнения, рассматривая с внешней стороны разнообразие охватываемых тогда индивидом занятий, можно подумать,что он развивается более свободным и полным образом.

Но в действительности эта демонстрируемая им деятельность — не его деятельность. Это общество, раса, действующая в нем и через него;он только посредник, через которого они осуществляются. Егосвобода только кажущаяся, а его личность заимствована. Так какжизнь этих обществ в некоторых отношениях менее регулярна,то думают, что оригинальные таланты могут проявляться тамлегче, что всякому легче следовать собственным вкусам, что болееширокое место оставлено для свободной фантазии. Но это значитзабывать, что личные чувства тогда весьма редки. Если движущиесилы, управляющие поведением, не возвращаются с той же периодичностью, как теперь, то тем не менее они коллективны, следовательно, безличны, и то же самое с внушаемыми ими действиями.С другой стороны, мы выше показали, как деятельность становитсябогаче и интенсивнее, по мере того как она специализируется.Таким образом, прогресс индивидуальной личности и прогрессразделения труда зависят от одной и той же причины.

Невозможнохотеть одного, не желая другого. Но никто теперь не оспариваетповелительного характера правила, приказывающего нам быть —быть все более и более — личностью.5.5. Ïðèìåíåíèå ïðèíöèïîâ «ñîöèîëîãèçìà»ê èññëåäîâàíèþ ïðàâà: êåéñ-ñòàäèПраво, по Э. Дюркгейму, является материальным социальным фактом, который представлен конкретными социальными структурами, их функциями и определеннымиобразцами взаимодействия людей. Социолог показывает,как, анализируя характер права, можно тем самым изучить180мораль и коллективные представления людей, — духовныесоциальные факты.Во-первых, в обществах с механической солидарностью количество деяний, относящихся к правонарушениям,на порядок меньше, что касается предписаний, защищающихличность, и на порядок больше, что связано с различного родатабу, которые сами по себе не вредны для общества.Некоторые табу корнями уходят вообще в низшие общества, в которых господствовало религиозное право.

Преждевсего, это относится к «нечистым» обрядам и предметаминой культуры, различным формам святотатства, неточнымвоспроизведениям идеологических и религиозных догм,игнорированиям праздников, ритуалов, церемониалов1.В самом деле, какую социальную опасность мог представлять художник, исповедующий принципы абстракционизма,или обществовед, давший свою интерпретацию высказываниям К. Маркса, В. И. Ленина или И.

В. Сталина, или крестьянин, решивший, что 1 мая как раз пришла пора пахатьземлю?Но ко всем этим и им подобным людям, «идеологическимотступникам» от общих коллективных представлений, государство вплоть до недавнего времени, как к преступникам,применяло самые суровые меры с целью уничтожения индивидуальности сознания, человеческой личности и поддержания безусловного авторитета общей морали, сложившихсяколлективных представлений.Сегодня положение только-только начинает изменяться,хотя все происходит весьма противоречиво.С одной стороны, уходят в прошлое ограничения правпо религиозно-идеологическим соображениям, но с другой — свободное выражение идей ограничено политическойангажированностью ряда средств массовой информации.Сохраняются и увеличиваются разнообразные формы давления на граждан во время избирательных кампаний, вплотьдо увольнений с работы.Отечество многие любят в традиционном, механистическом духе: борьба с экологическими загрязнениями среды,которые могут быть действительно гибельными для общества, подчас оборачивается для её активных участниковобвинениями в «измене, разглашении государственных1 Дюркгейм, Э.

О разделении общественного труда. М. : Канон, 1996.С. 79.181тайн». При этом действия (или бездействия) чиновниковпо отношению к новым экологическим уязвимостям, которые могут быть действительно гибельными для Отечества,не получают должной правовой оценки.Иная ситуация складывается в обществах с органическойсолидарностью.Там принципиально иное по характеру правовое поле,в котором господствует реститутивное право. Для негосвойственна количественно-качественная развитость правовых структур. Их функциональность направлена на обеспечение социального контроля в условиях, когда отсутствуютобязательные для всех мораль, идеология, общие коллективные представления.Общество с таким правом, по словам Э.

Дюркгейма,«будет походить на громадное созвездие, в котором каждая звезда движется по своей орбите, не нарушая движениясоседних звезд»1. И действительно, индивиды в таких обществах имеют реальное право быть личностями, заниматьсясвоим бизнесом, разумеется, в тех формах и пределах, которые не нарушают права друг друга.Во-вторых, для репрессивного права, функционирующегона основе силы, характерна карательная направленность, чтовыражается в пренебрежении к личности человека, жестокости наказания.Э. Дюркгейм замечает, что оно «указывает только на санкции, но ничего не говорит об обязанностях, к которым ониотносятся. Оно не повелевает уважать жизнь другого… Ононе говорит в самом начале, как это делает гражданское право:“Такова обязанность”, но сразу же: “Таково наказание”»2.До сих пор практика исполнения законов в России имеетрепрессивное основание — страх перед произволом чиновников.Реститутивное же право, в отличие от репрессивного,основывается на защите интересов человека и, прежде всего,прав собственности, что предполагает принципиально инуюфункциональность чиновников.Ученые Института социологии РАН провели сравнительное исследование российских бюрократов с их западными коллегами и чиновниками из недавнего советского1Дюркгейм, Э.