Автореферат (Черты личности в рефлексии и жизненных проявлениях человека), страница 4

Лексическая гипотеза (Allport, Odbert, 1936; Cattell, 1943; Goldberg, 1981;Saucier, Goldberg, 1996) предполагает, что большинство социально релевантныхи заметных личностных характеристик должно быть закодировано в естественном языке. Тем самым формируется почва для вербальной (в первую очередь – самоотчетной) психодиагностики черт.Биологизаторский подход(H. Eysenck, 1950; McCrae, Costa, 1996, 2013), напротив, предполагает, что черты личности являются более-менее однозначной функцией нервной системы, впервую очередь – головного мозга.Свое структурное сближение (если не сказать – идентификацию) две ветви находят в пятифакторной модели, получившей признание в конце XX века18(Goldberg, 1981; McCrae, Costa, 1996).

В состав пятифакторной модели (известной также под метафорическим именем «Большая Пятерка») входят (1) экстраверсия (extraversion), или позитивная импульсивность (энергичность, сургентность; surgency), (2) доброжелательность (склонность к согласию; agreeableness), (3) добросовестность (сознательность; conscientiousness), (4) эмоциональная стабильность (emotional stability)1 и (5) открытость опыту (openness toexperience), или культура и интеллект (culture, intellect). Пятифакторное решение получило широкое признание со стороны научного сообщества.

Оно основано в том числе на воспроизводимости этой модели в самых разных языках икультурах (Angleitner et al., 1990; Church et al., 1997; De Raad et al., 1988; Saucieret al., 2005). С определенными оговорками структура черт личности россиянтакже весьма близка к пятифакторному решению (Кашпарова, Синицын, 2013;Shmelyov, Pokhil’ko, 1993). За последние два десятилетия в России наработандостаточный диагностический инструментарий, позволяющий изучать чертыличности в пятифакторном формате (Воронов с соавт., 2000; Егорова, Паршикова, 2016; Иванова, Шмелев, 2010; Князев с соавт., 2010; Князев, Слободская, 2005; Осин с соавт., 2015; Сергеева с соавт., 2016; Хромов, 2000, 2010; Martin et al., 2002; Shchebetenko, 2014).Особое место в ряду пятифакторных решений занимает концепцияП. Косты и Р. МаКре, известная как пятифакторная теория (ПФТ; McCrae, Costa, 1996, 2003, 2013).

Предметом описания ПФТ является структура личности,ее компоненты и функциональные отношения между ними. ПФТ утверждает,что основные черты личности детерминированы исключительно биологическими факторами (McCrae, Terracciano et al., 2005; Yamagata et al., 2006). Вэтом смысле они образуют ряд так называемых базовых тенденций (basic tendencies). Однозначная биологическая детерминация означает, что базовые черты практически неизменчивы под действием среды. Черты не находятся подвлиянием других ментальных процессов, в том числе ― предполагающих фор1Часто используется ее противоположность – нейротизм (neuroticism), а в новейших работах– негативная аффективность (Soto, John, 2016).19мирование индивидом целенаправленных, говоря в общем ― «сознательных»,суждений. От черт личности следует отличать социальные установки, атрибуции и Я-концепцию, которые, наряду с целым рядом иных социально обусловленных качеств, образуют второй ключевой элемент системы – характерныеадаптации (characteristic adaptations).

Характерные адаптации находят своеприменение и в ряде более поздних, независимых от ПФТ, теорий личности(DeYoung, 2015; McAdams, Pals, 2006). Характерные адаптации одновременнооснованы на базовых тенденциях и обусловлены так называемыми «внешнимивлияниями» (external influences). В конечном счете, события, происходящие вжизни человека, – в терминах ПФТ – «объективная биография» (objective biography), зависят напрямую от характерных адаптаций. Базовые же тенденции,включая черты личности, действуют на объективную биографию опосредованно, через характерные адаптации.В ПФТ постулируется типичность, «характерность» адаптаций ― инымисловами, зависимость от индивидуального строя черт личности.

В этом отношении логично ожидать, что структура черт личности тем или иным образомвыразит себя в структуре характерных адаптаций.Этот аспект, однако, непроработан теоретически. В частности, то, что теория Мак-Кре и Косты называется «пятифакторной», является скорее данью традиции их исследований:собственно пять факторов образуют состав лишь одного структурного элементасистемы личности ― базовых тенденций.Проблема консенсуса в вопросе о структуре черт личности являлась фирменным знаком теорий черт на протяжении многих десятилетий (John et al.,2008). В этом плане ПФМ стала долгожданной точкой опоры для персонологов. Это привело к тому, что в последние десятилетия именно в пятифакторных терминах ставятся и решаются самые разные вопросы психологииличности.

ПФМ используется в качестве основы установления связей черт с ихпредполагаемой эволюционной природой (D. Buss, Penke, 2015), она предоставляет ряд важных фактов в части половых различий (Helgeson, 2015; Schmitt et20al., 2008). Методы биометрического моделирования показывают, что чертыБольшой Пятерки объясняются генетически в диапазоне 40-80% (Корниенко,2011; D. Buss, Penke, 2015; Riemann et al., 1997), хотя полногеномный поискассоциаций не обнаружил общих (т.е.

частых на популяции) генетическихвариаций в основе таксономий вроде пятифакторной (de Moor et al., 2012;Verweij et al., 2010). Пятифакторная модель явилась основанием для возникновения новой дисциплины – нейронауки личности (DeYoung, 2010). Пятифакторная структура, похоже, применима при описании черт (темперамента/личности) ребенка, но с некоторой возрастной спецификой (Shiner, 2015).ПФМ в целом позволяет фиксировать изменчивость черт личности в онтогенезе(Donnellan et al., 2015). ПФМ постепенно становится основой и для клинических классификаций личности – таких, как «Диагностическое и статистическое руководство по ментальным нарушениям» Американской психиатрической ассоциации (DSM; Trull, Widiger, 2015).

На основе ПФМ была сформулирована частная модель личностных нарушений (Widiger, Mullins-Sweatt,2009). Черты Большой Пятерки могут быть заметными коррелятами профессиональной эффективности (Агатий, 2007; Barrick, Mount, 1991; Connelly, Ones,2010), а также здоровья, заболеваний (T. Smith et al., 2015) и благополучия(Корниенко, 2014; Урываев, Тарасова, 2011).В завершении главы отмечается ряд проблем теории черт, остающихсяочевидно неразрешенными. Несмотря на, похоже, тысячи работ, опубликованных в психологии черт личности, феноменология, стоящая за понятием самойчерты, остается неоднозначной.

В частности, здесь трудно различить онтологический аспект от методического. Понимаем ли мы под чертой объективно фиксированную вариативность в поведении, мотивации и когнициях? Или же, напротив, под чертой понимается мнение – самого носителя или сторонних наблюдателей – о вариативности в поведении, мотивации и когнициях? Являются лисамоотчетные тесты естественным, наиболее валидным, показателем черты,или же это лишь уступка ограничениям технического порядка, невозможности21«объективно» измерять вариативность в поведении, мотивации и когницияхиндивида (ср., напр.: Hogan, Foster, 2016)? Применимы ли существующие таксономии черт к фактическому поведению индивида, и если нет – что же ониизмеряют? Так, в силу традиционного использования самоотчетных тестов вкачестве основного показателя черт сформировалось некое «слепое пятно»:черты личности понимаются как объективный параметр, являясь при этомпродуктом мнений, рефлексии их носителей.Глава 2 «Рефлексия в психологии личности» посвящена проблемерефлексии в психологии, а также ее выходам на проблему рефлексии чертличности.

Исследования рефлексии глубоко укоренены в философии. Рефлексия играет заметную роль уже в ранней психологии (О. Кюльпе), в том числе –в виде саморефлексии (В. Вундт, В. Джемс). Она участвует в дальнейшем развитии психологии – как в ее естественно-научном, так и гуманитарно-описательном направлениях (Семенов, 2007).Исследования рефлексии широко представлены в современной российской психологии (Карпов, 2004, 2015; В. А. Петровский, 1996, 2007; Россохин,2009, 2010; Семенов, 2007; Старовойтенко, 2004, 2015; Шадриков, 2012).Рефлексия понимается как ключевой элемент общей организации психического(Карпов, 2007; Карпов, Климонтова, 2016). Она обеспечивает «удвоение реальности» и, тем самым, создает условия для универсального, метасистемного подхода к изучению психики (Karpov, 2015).Интеллектуальная рефлексия, лежащая в основе мыслительной деятельности (Давыдов, 1966; Зак, 1974; Рубцов, 1984; Семенов, 1976, 1982),противопоставлена рефлексии личностной, характеризующей формированиесмыслов субъекта (см.

обзор: Двоеглазова, 2008). Так, в измененных состояниях сознания рефлексия (в ходе внутреннего диалога) может стать инструментом формирования более целостного Я (Россохин, 2009; Россохин, Измагурова, 2008). В мультисубъектной теории В. А. Петровского (2007, 2008) рефлексия играет ключевую роль при формировании «единомножия Я». Факти22чески, для того, чтобы быть «множеством субъектов», человек должен рефлексировать свое существование с различных точек зрения. Возможны разныеформы саморефлексии Я, включая переживание себя, созерцание себя, устремленность к себе и даже некое «пострефлексивное» состояние в виде трансгрессивного Я (В. А. Петровский, 2014). Различается особая форма рефлексивного отношения, или самоотношения (Старовойтенко, 2004, 2010), изучениекоторой становится основой проекта новой персонологии (Старовойтенко,2011).

С рефлексией связан целый ряд важнейших психологических категорий,включая самосознание (Рубинштейн, 1946/2000; Столин, 1983), самопознание исамопонимание (Знаков, 2007). Российская традиция изучения рефлексии перекликается с западными исследованиями метакогниций (Карпов, 2010, 2014;Семенов, 2008), склонности к самоанализу, субъективной модели психического,осознавания (см. обзор: Дударева, Семенов, 2008), само-осознавания (Silvia,Duval, 2001).Общим местом исследований самосознания и прочих связанных с рефлексией концептов (ср., напр., с мультисубъектностью в работах В. А. Петровского) является его диалогический статус, связь индивида с другими людьми иобществом в целом.