Автореферат (Рецепция творчества романтиков-предшественников в прозе Й. Эйхендорфа), страница 5

Оба типа имеют положительный илиотрицательныйсмысл,воплощаяразличныефакторы,притягивающиеиотталкивающие, во взаимодействии с которыми определяется место героя в мире.Наиболее значим переход от первой части, где преобладает открытое пространство,ко второй, где господствует пространство замкнутое, а также синтез в финалетретьей части, объединяющей в одном образе положительные черты обоих типов.Этому соответствуют переломы во внутреннем мире героя, шаг за шагомприближающегося к правильному видению своего места в мире. Такое движение вовремени и непрестанная перемена места составляет особенность структурыромантического хронотопа.18Первая часть романа «Предчувствие и действительность» посвящена темеосвобождения личности от сковывавших ее рамок и обретения нового мира в самомсебе.

Этой теме, знакомой, например, по «Странствиям Франца Штернбальда»,соответствует и пейзаж: открытые пространства реки, долины, гор и леса служатфоном для встречи героя с прекрасной незнакомкой, после которой для него будтооткрывается «новый мир» (II, 8).В этой части романа получает выражение«мистическое чувство» радостного единения с бытием, «мистическая любовь к миру(Weltgefühl) и романтическая любовь к женщине»,41 поэтому пространство вокруггероя, как и в «Франце Штернбальде», то сжимается, то снова расширяется, но изпространства замкнутого неизменно открывается вид наружу.Эйхендорф, как и Тик, подчеркивает связь природы и внутреннего мирачеловека, но для него, романтика следующего поколения, соотношение «душа —мир» осложняется, поскольку мир содержит в себе вполне реальное зло, котороегрозит погубить героя.

Отношения «Я» и мира у Эйхендорфа из-за этогоосложнены, для него не может быть речи о «единстве и тождестве духа и плоти»42,на которое надеялись иенцы.Символическим местом обитания злых сил в романе является прежде всегопространство замкнутое и давящее, например, город-резиденция, темные башникоторой выглядят «как надгробия потонувшего дня».

Там живут «иные люди … укоторых не ценится верность и нравственность, благочестие и простота» (II, 58—59).Впрочем, замкнутое пространство может иметь и положительный смысл. Онопротивопоставляется «лесу», хаотическому и опасному: так, каменный рыцарьсимволически охраняет внутреннее пространство замка от опасностей внешнегомира за окном. В этом образе предвосхищается финал романа, в котором геройнаходит свое место и раскрывается его призвание: «Он наконец сбросилфантастический, тысячецветный плащ паломника и стоял теперь в блестящихдоспехах как воин Божий как бы на границе двух миров» (II, 274).4142Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика.

С. 61.Жирмунский В.М. Ук. соч. С. 182.19Путь человека к обретению места в мире оказывается «узким». Пространствовокруг героя, если воспринимать повествование в целом, постепенно сжимается.Действие в первых главах первой части связано с постоянными путешествиями; вовторой ее половине герои практически безвыездно проводят время в усадьбенекоего провинциального дворянина.

Затем, следуя чувству долга, Фридрихпереезжает в город, где его постоянно окружает замкнутое пространство. Припереходе от открытого пространства первой части к комнатам и залам города вовторой части очевидна полемика с иенскими романтиками: въезд Фридриха врезиденцию повторяет уход Франца Штернбальда из Нюрнберга с точностью донаоборот. Во второй части романа границы замкнутого помещения становятсянепроницаемыми.

Открытая беседка на вершине горы, сады и леса уступают местокомнатам, залам и узким улицам. В третьей, заключительной, части романа еще разповторяется этот путь: герой вновь возвращается в мир, казалось бы, бескрайний,участвуя в восстании против Наполеона, а затем затворяется в стенах монастыря,«чтобы никогда больше его не покидать» (II, 292).Внутренний же мир героя при этом, напротив, расширяется.

Если вначалемысли Фридриха заняты собственными ощущениями, выливающимися в поэзию, тозатем он принимает решение выйти из блаженного уединения на природе, чтобыразделитьсвоювнутреннююжизньсдругими.Онпытаетсязащититьвозлюбленную от искушений светской жизни («спасти то, что можно спасти»), адалее обращается к национально-освободительной борьбе — его привлекает«вопиющий к небесам призыв времени». Новый идеал полноценной жизни Фридрихнаходит в служении людям, в «живом», т.е. действенном сострадании миру. Нолишь разочаровавшись и в этой борьбе, он начинает видеть весь мир в целом,поэтому вступает в борьбу духовную и в ней находит себя: «Лишь когда род сейзабудет все свои земные заботы… когда души будут подготовлены, расширены,очищены и действительно наполнены божественными истинами… лишь тогданаступит время непосредственно действовать… И с этой мыслью я остаюсь вГермании и избираю моим оружием крест» (II, 286).Так в итоге намечаются две линии: «сужение» внешнего пространства — отбескрайних просторов до стен монастыря — и расширение духа, вмещающего20сначала одного человека, а затем «общее дело», «целое», т.е.

все общество и весьмир.Структура пейзажа во второй и третьей части романа показывает связь,появившуюся между героем и миром: видение главного героя, в котором онвстречается с Младенцем-Христом и слышит призыв пожертвовать своей жизньюради других, повторяет структуру пейзажа первой части: герой находится вместе сним на вершине высокой горы, и Младенец указывает ему на окружающие земли:«моря, реки и целые страны, чудовищные развалины городов с разбитымигигантскими колоннами, старую усадьбу его детских лет; вдали (hinten) несколькокораблейуходят в море» (II, 159). Просторэтого пейзажа, открывшегосявнутреннему взору находящегося в тесной комнате героя, далеко превосходит вид сгоры в начале романа. Намеченный здесь синтез положительного начала открытогои закрытого пространства более полно осуществляется в финале романа: графФридрих, нашедший свое место в жизни, «центр», находится и в центрехудожественного пространства.

Его монастырь стоит на горе среди «лесногоуединения» («Waldeinsamkeit»), за горой «неожиданно» начинается море «во всемего чудовищном непостижимом величии»; с противоположной стороны далекораскинулась равнина: все это охватывает взгляд героя (II, 274). Если в первой части«Предчувствия и действительности» единство замкнутого и открытого пространствносило внешний характер, то в финале становится ясно, что открытость внешнемумиру — качество внутреннее, которое обретается только за счет отречения от«свободы»-произвола и принятия на себя ответственности.Проследив функцию открытого и закрытого пространства в первом романеЭйхендорфа, можно утверждать, что писатель гейдельбергского периода критическипереосмысляет мотив «выхода за границы» как выражение разрушительнойтенденции, соглашаясь здесь с Арнимом.

Поэтому он развивает арнимовский образограниченного жизненного круга, подчеркивая, что подлинная внутренняя свобода иширота возможна только тогда, когда человек находит свое место в жизни, закончивстранствие. В то же время, для него сохраняет привлекательность и творческоеначало — идеал иенцев. Такое сочетание наполняет его хронотоп особымсодержанием, связанным с собственным пониманием человеческой свободы.21Во втором своѐм романе, «Поэты и их подмастерья», Эйхендорф обращается ктеме открытого пространства как среды обитания поэта. Любовь поэтов Фортунатаи Виктора к открытому пространству вдохновлена «тоской по далекому»; именноона заставляет их странствовать. Ограниченности стремлений непоэтичногоВальтера, напротив, вполне соответствует замкнутость провинциального городка,лежащего в горной котловине.В «Поэтах и их подмастерьях», как и в «Флорентине» Д.

Шлегель, открытоепространство ассоциируется с мужским началом, замкнутое с женским. Отклоненияот этого порядка ведут к трагедии: Хуанна, ведущая «мужской» образ жизни,гибнет; умирает и женственный в своем выборе Отто, у которого «призвания кпоэзии … не больше, чем у влюбленной девушки» (II, 438).Примером чисто «мужского» типа является образ графа Виктора, «короляпоэтов» (II, 306). «Домашнее» замкнутое пространство для него невыносимо, он неможет оставаться на месте: странствие этого героя не заканчивается даже тогда,когда он находит свое место в жизни, став католическим священником.В позднем романе Эйхендорфа подлинная поэзия прочно ассоциируется спространством открытым, в то время как замкнутость пространства так или иначесвязывается с ослаблением творческого начала.В третьем параграфе «Вертикальное измерение и его аллегорическийсмысл» анализируется связь различных представлений о «небесном» и «земном» уЭйхендорфа и К.Брентано со структурой пространства в их произведениях.Вертикальное пространство в художественном мире «Романсов о розарии»К.