74462-1 (Джонатан Свифт)

Джонатан Свифт

Д. Мирский

Свифт (точнее Суифт) Джонатан (Jonathan Swift, 1667—1745) — знаменитый английский писатель. Происходил из провинциальной дворянской семьи, разоренной во время революции. Учился в Дублинском университете, готовясь к духовному званию. Когда после «славной революции» 1688 Ирландия стала театром гражданской войны, С. отправился в Лондон искать счастья. Ему удалось устроиться у своего дальнего родственника сэра Вильяма Темпль, видного дипломата и писателя. В 1694 С. сделался священником и получил приход в Ирландии, обеспечивший ему постоянный доход. В 1704 вышла в свет «A tale of a tub» (Сказка о бочке), написанная еще в конце 1690-х гг., доставившая автору известность. Политически С., следуя своему покровителю Темплю, был связан с вигами, но в церковных вопросах он с самого начала стоял на клерикальных и антипуританских позициях «высокой церкви», и это в связи с личными обидами на вигов привело его к тори, к которым он окончательно перешел в 1710, незадолго до их победы на выборах и образования чисто торийского кабинета. Следующие четыре года С. жил в Лондоне, принимая самое активное участие в действиях правительства, являясь его главным закулисным советником и главной объединяющей силой между крайними и умеренными тори. В то же время он был их главной литературной силой. Его брошюра «The conduct of the Allies a. of the late Ministry in beginning a. carrying on the present war» (Поведение союзников и последнего министерства в настоящей войне, 1711, — война «за испанское наследство») сыграла огромную роль в повороте общественного мнения имущих классов в пользу правительства. В 1713 С. был назначен «деканом» Дублинского собора. Падение тори и смена династии в 1714 положили конец политической карьере С. Он уехал в Ирландию к месту своей службы, где и жил в оппозиции правительству до самой смерти. Большое место в жизни С. занимают его отношения к двум девушкам — к Эстер Джонсон (Esther Johnson — «Стелла») и к Эстер Ванхомриг (Hester Vanhomerigh — «Ванесса»). Их любовь к нему, его платоническая дружба с ними, его нежелание жениться ни на той, ни на другой и ранняя смерть обеих кладут своеобразную трагическую и болезненную тень на личную жизнь С. Его письма к Эстер Джонсон, известные под названием «Journal to Stella» (Дневник к Стелле, 1710—1716), — замечательный биографический документ, имеющий первостепенное значение для освещения личной и общественной жизни С. Вместе с глубокой обидой на правительство эти два романа способствовали превращению глубокой ненависти С. к современной ему действительности в безвыходное и абсолютное отчаяние. 1720-е гг. были временем расцвета творческих сил С. К этому времени относятся его замечательные памфлеты по ирландскому вопросу (1720—1728) и его гениальнейшее произведение «Gulliver’s travels» (Путешествие Гулливера, 1726). Но после смерти Стеллы его давнишняя нервная болезнь усилилась и сделала его жизнь адом. Под конец она перешла в помешательство. Умер С., завещав все свое состояние дому умалишенных.

С. входит в мировую литературу как один из величайших мастеров сатиры. Однако его острая критика современного ему общества, широко использованная просветителями, исходила из позиций, весьма отличных от просветительских. Свои удары С. направлял против самого существа буржуазного общества, тогда как против аристократии он выступал лишь в той мере, в какой она уже переродилась из феодальной в аристократию буржуазного общества. При этом вовсе не была исключена возможность известного союза между ним и просветителями, поскольку С. выступал с критикой социальных несправедливостей существующего общества, критикой, в ряде моментов объективно использованной просветителями, которые однако не учитывали, кто именно у С. является конкретным носителем зла. Больше общего у С. с демократическим крылом просветительства (Руссо), в котором ненависть к феодализму соединяется с ненавистью к реальному крупному буржуа, но С. совершенно лишен оптимизма просветителей, их веры в человека и их доверия к правде чувства. Глубокий пессимизм, переходящий в ненависть и отвращение к человечеству, проникает все написанное С., проводя резкую грань между С. и всей просветительской литературой XVIII в.

Свифт был прежде всего политический памфлетист, и для понимания его творчества необходимо знакомство с эволюцией его политической роли. Как политик Свифт был защитником интересов своего сословия, духовенства, представлявшего ту часть землевладельческого класса, которая оставалась наиболее феодальной по своему экономическому бытию, буржуазное перерождение которой было наименее завершено. Это определяло его место в партии тори и его вражду к господствующим силам нового общества — новой аристократии и «денежным людям», «банкократии». Позиция С. очень ясно отражена в памфлете «Поведение союзников», где С. восстает против войны прежде всего как источника национального долга и процветания нового класса держателей государственных бумаг. С падением тори, оказавшись в оппозиции и принужденный жить в Ирландии, С. в своей борьбе с новым правительством переходил на позиции, все менее связанные со специфическими интересами духовенства. Он выступил защитником автономии Ирландии. Защита эта первоначально велась с точки зрения господствующего в Ирландии английского меньшинства против централизаторской политики правительства, но глубина ненависти к господствующим группам приводит С. на все более радикальные позиции. В «Письмах суконщика», предпринятых с целью разбить финансовую операцию одного английского финансиста, получившего правилегию на снабжение Ирландии медной монетой, он обращается ко всему ирландскому народу с призывом не допустить этого нового акта тирании и поднимает подлинное массовое движение, явившееся первым зерном ирландского национального буржуазного возрождения второй половины XVIII в. В позднейших памфлетах — «A modest proposal for preventing the children of poor people from being a burden» (Скромное предложение, 1728) и «A short view of the state of Ireland» (Общий взгляд на положение Ирландии, 1727) — он с исключительной силой ненависти рисует картины той предельной нищеты и разорения, до которого довела ирландское крестьянство английская эксплоатация. По силе ненависти эти последние памфлеты не имеют равных и были бы величайшими произведениями революционной литературы, если бы не полное отсутствие какого бы то ни было положительного идеала и не глубокое презрение С. к тем самым ирландским крестьянам, эксплоататоров которых он так ненавидит.

Своеобразно и отношение С. к церкви и религии. Защитник сословных интересов духовенства, крупный церковник, образцово, с точки зрения своего времени и сословия, исполнявший свои обязанности, С. как писатель сделал больше, чем кто-нибудь, чтобы подготовить разрушительную критику христианства у французских просветителей. В своих антирелигиозных произведениях — «Сказка о бочке», «The mechanical operation of the spirit» (О механическом действии духа) С. выступает прежде всего как обличитель наиболее буржуазных форм религии — пуритан, анабаптистов, квакеров, — но он это делает так, что удары его падают против самого существа всякой религии. В «Сказке о бочке» он обличает католиков и пуритан и защищает англиканскую церковь, но все, что он может сказать в пользу последней, — это лишь то, что она относительно свободна от крайних форм религиозного идиотизма. Более всего делает «Сказку о бочке» объективно антирелигиозной то страшное снижение религиозных образов, где бог изображается в виде отца, умирающего, не сумев нажить себе состояния, а христианские догматы — в виде портняжных изделий. С другой стороны, к науке он относился как к глупой моде и пустой забаве, считая Ньютона и его закон тяготения такой же бесплодной чепухой, как средневековую схоластику. Позиция С. была позицией скептика и пессимиста. Церковь, пользующаяся влиянием и престижем, очищенная от бессмысленной магии католичества и от шарлатанского «энтузиазма» пуритан, казалась ему силой хоть в некоторой степени способной умерить животную гнусность человеческой природы.

Как писатель Свифт тесно связан с современным ему английским классицизмом.

Проза Свифт — типичная классическая проза, избегающая всяких украшений, всяких необычных слов, всякого намека на «поэтичность». По чистоте, прозрачности и силе С. не имеет равного среди английских прозаиков. Особенно излюбленный С. прием — ирония. В ранних произведениях эта ирония иногда слишком книжна и слишком связана с высмеиванием разных видов педантизма, но в позднейших памфлетах она достигает гениальной силы. Особенно замечательно в этом отношении «Скромное предложение» (1728), где в спокойном деловом тоне обсуждается проект освободить ирландцев от нищеты путем употребления их детей в пищу и способ приготовления из них изысканных блюд для английской аристократии.

Как поэт С. — прямой преемник Самьюэля Бётлера , у которого он перенял комическую неожиданную рифму. Поэзия С. самая «непоэтическая». Наиболее характерные его стихи посвящены изображению уродливого и вульгарного, иногда характеризуются резко натуралистическими приемами (напр. «Описание дождя в городе»).

Наиболее знаменитое произведение С. «Путешествие Гулливера» (полное название: Travels into several remote nations of the world by Lamuel Gulliver...), вышедшее в 1726, одна из самых знаменитых книг мировой литературы. В «Гулливере» С. особенно полно раскрыл свое отношение к современности. По глубине и силе первые три части значительно отличаются от четвертой. В первой части («Лилипуты») Свифт дает сатирическую картину жизни придворных и помещиков как ничтожных, пошлых и глупых карликов, думающих, что они пуп земли. Во второй части («Бробдингнег») самая природа европейского человека снижается противопоставлением ее расе великодушных и простых великанов. В третьей части, наименее стройной и выдержанной, Свифт осмеивает преимущественно ученых с своей нигилистической точки зрения, отрицавшей и схоластику педантов и подлинную науку своего времени. Четвертая часть — фокус всего творчества С. В образе благородных лошадей он дал единственный раз свой утопически-реакционный положительный идеал патриархально-феодального общества мудрых и благородных господ и верных слуг, мудрого и высоко морального, свободного от ненужной учености, пустой роскоши и суетной техники буржуазного общества. В изображении человекоподобных скотов Яху С. дает свое самое глубокое художественное обобщение. Буржуазная критика могла видеть в Яху только предельно циническую сатиру на человеческую природу вообще. Она не могла видеть, что «человеческую природу» С. наделил весьма конкретными чертами определенного класса и что его ненависть к этой «природе» была направлена против нового буржуазного человечества с его культом «чистогана».

Однако в изображении Яху несомненно есть также черты того болезненного и упадочного «мазохизма отчаяния», которое становится господствующей чертой последнего периода С. Ненависть и отвращение к человеческому телу и его отправлениям, соединенное с болезненным влечением к ним, носит у С. определенно декадентский характер, аналогичный творчеству такого писателя современной буржуазии, как Джойс Ненависть к жизни как таковой с особенной силой выразилась уже в «Гулливере» (третья часть) в образе ужасной судьбы бессмертных (пухульдбругов), ненависть к человеческому телу — в изображении Яху. Та же тема более натуралистически развивается в ряде стихотворений 30-х гг. («Уборная молодой дамы» и др.).

«Путешествием Гулливера» определяется место С. в общей истории художественной литературы Европы, в частности в истории реализма. По своим художественным приемам С. продолжает линию той, созданной Ренессансом реалистической фантастики, которая, пренебрегая конкретно-бытовой действительностью, умела в фантастических образах дать обобщения огромного реалистического охвата и глубины, без внешней правдоподобности, но с величайшей внутренней правдой воплотить глубочайшую историческую сущность современных явлений. Этот стиль реалистической фантастики, идущий от «Гаргантюа» до второй части «Фауста», в руках С. лишен красочного богатства Рабле и Гёте, приобретая ясность и графическую сухость, типичную для классицизма XVII—XVIII вв. Фантастика соединяется с математической точностью описании, в ярдах и дюймах дающих измерения невозможных предметов. Эта протокольная точность (заимствованная Свиртом из «Робинзона») контрастно подчеркивает нереальность его образов и тем создает «преломляющую среду» иронии. Классическую ясность и ироническое подчеркивание нереальности рассказа мы найдем и у ученика С. в области реалистической фантастики — Вольтера. Но по ширине и глубине своих реалистических обобщений С стоит выше всех просветителей. Пользуясь с несравненной силой орудием сатирического преувеличения, он дает образец критического реализма, который в известном смысле остается непревзойденным. Если великие критические реалисты от Дидро до Щедрина создали образы, неизмеримо более разнообразные, живые и конкретные, то вряд ли можно найти другой образец, который с таким максимумом обобщающей силы выразил всю гнусную сущность выявлений буржуазной «природы» человека — собственника.

К последнему периоду С относятся и такие предельно жестокие сатиры, как «A complete collection of genteel and ingenious conversation» (Полное собрание великосветских и остроумных разговоров, 1738) и последняя недописанная вещь — «Directions to servants» (Указания для прислуги, напис. 1731, изд. 1745), где в форме советов слугам, как лучше всего защищать свои интересы от господ, он развертывает картину беспредельного цинизма, в то же время злорадствуя над обманываемыми господами.

Творчество С. заканчивается среди глубочайшего и безвыходного отчаяния. Сознавая всю гнусность нового буржуазного человечества, С. не видел никаких сил, какие могли бы вывести человечество из этой клоаки.