19101-1 (Об омонимии в русской лексикографической традиции)

ОБ ОМОНИМИИ В РУССКОЙ ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ

В толковых словарях русского литературного языка, начиная с академического "Словаря русского и церковнославянского языка" 1847 г., вопросы омонимии разрешаются произвольно. Впрочем, этот произвол определяется тремя основными тенденциями.

В одних словарях, как, например, в указанном словаре 1847 г. (переизданном в 1867-1868 гг.), в "Толковом словаре живого великорусского языка" В.И. Даля, а также в академическом "Словаре русского языка", составленным Вторым отделением Академии наук под редакцией акад. А.А. Шахматова и его преемников (т.е. после смерти акад. Я.К. Грота, начиная со II тома на буквы Е, Ж, З и в последующих выпусках на буквы И, К, Л, М, Н, О), проблема омонимии целиком снимается тем, что за основу слияния и разграничения слов принимается внешнее фонетическое или графическое "единство" формы слова, чаще всего совпадение его звуковой оболочки. Следовательно, все те слова, которые объединяются общностью звукового состава (или звукового комплекса), рассматриваются как одно слово, как единая лексическая единица русского языка (и в историческом, и в диалектологическом разрезе).

В других словарях (как, например, в однотомном "Словаре русского языка", составленном С.И. Ожеговым) наблюдается тенденция к дроблению многозначных слов на омонимы, главным образом на основе различия предметов, действий и т.п., т.е. реалий или понятий, обозначаемых словом или словами. Таким образом, здесь происходит смешение явлений исторической "действительности" в широком, философском понимании этого слова с семантической системой языка.

Если первая тенденция, сводящаяся в основном к отождествлению слова с его внешней формой, вела к искусственному сокращению количественного состава словаря, то вторая, состоявшая в незаконном умножении числа мнимых омонимов (путем уравнения количества слов с количеством обозначаемых ими "предметов" или явлений), приводила к необоснованному расширению объема словарного состава языка и к искажению семантической перспективы его развития.

Умеренная или средняя, компромиссная позиция в отношении омонимов, типичная для академического "Словаря русского языка", составленного Вторым отделением Академии наук под редакцией акад. Я.К Грота, или для "Толкового словаря русского языка" под редакцией Д.Н. Ушакова, хотя и не связанная с резкими отклонениями от средней количественной словарной нормы русского литературного словаря, нисколько не содействовала выяснению принципиальных основ омонимии. Она является скорее результатом практического отношения к словарной работе, продуктом лексикографического такта, чем плодом глубокого, теоретически обобщенного лингвистического опыта.

Таким образом, проблема омонимии должна быть признана одной из самых неотложных и вместе с тем запутанных, очень далеких от решения проблем нашей теории лексикографии и общей семасиологии. Выяснение понятия омонима тесно связано с исследованием структурно-семантических типов омонимии в разных языках и с раскрытием общих основ и признаков омонимии как характерного явления лексического строя языка, в отличие от полисемии, т.е. синхронной или последовательной совместимости разных значений в смысловой структуре одного и того же слова.

Омонимия и полисемия часто смешиваются. Так, в "Словаре русского языка" С.И. Ожегова полисемия нередко не отличается от омонимии, отождествляется с ней. Например, рассматриваются в аспекте омонимии разные значения таких слов: ясли "кормушка для скота" и "воспитательное учреждение для маленьких", шкурка "оболочка, кожица" и "наждачная бумага для полировки", шатун "кто шатается" и "деталь, соединяющая поршень с валом двигателя", черенок "рукоятка" и "стебелек", чело "лоб" и "наружное отверстие русской печи", червяк "червь" и "винт с особой нарезкой для передачи движения" и т.д. Таким образом, отождествляются различия "предметной отнесенности" слова и различия значений слова.

Своей семантической, а иногда и фономорфологической структурой, а также соотношением систем своих форм омонимы резко обособлены один из другого. Их значения качественно отличны от взаимосвязанных значений, например, основного и производного, прямого и переносного одного и того же слова. В них нет также общих или единых внутренних структурных признаков называния предмета или явления. Этими качествами омонимия противопоставлена полисемии. Так, едва ли можно считать омонимами различные значения одного и того же слова опушка в значении "меховая обшивка по краям одежды" и опушка - "край леса" (но ср. "Словарь русского языка" С.И. Ожегова, изд. 2; ниже сокращение - Ожегов), шпилька в прямом конкретном значении и шпилька "язвительное замечание" (ср. дамские шпильки, подпускать шпильку), шмыгать (ногами, щеткой) и шмыгать (носом), шляпка (женская шляпа) и шляпка (гвоздя, гриба), чугун "выплавленное из руды железо с примесью углерода" и чугун "сосуд округлой формы, горшок, обычно из чугуна", хмель "растение" и хмель "состояние опьянения" (ср. хмельной, охмелеть, похмелье, опохмелиться), хаос (первозданный) и хаос (всякий вообще беспорядок, неразбериха), и т.п.

Но при разграничении омонимов особенно важна в общей системе языка семантическая необъединимость, несближаемость и даже несопоставимость основных номинативных, предметных значений слов. Например, проказа "шалость" и проказа "болезнь", ферма "сельскохозяйственная ферма" и ферма "сооружение из скрепленных брусьев", парк "сад" и парк "трамвайный, вагонный", образование "просвещение, совокупность знаний" (ср. образованный, образовательный) и образование (ср. новообразование, образовать, образоваться) и т.п.

Принципы выделения и определения омонимов в системе живого, функционирующего языка резко отличаются от приемов исторического и сравнительно-исторического изучения омонимов. Если при историческом изучении процессов омонимического совпадения своих, коренных, и заимствованных слов, а также процессов распадения когда-то одного слова на омонимы особенно существенная роль выпадает на долю проблем генетического тождества слова, тождества морфем, исторической непрерывности развития слова, проблем контаминации слов, их семантического слияния, а также разделения социальных и географических границ их распространения и других подобных проблем и задач, то при изучении омонимии в системе живого языка центральными вопросами являются - вопрос об основных законах и правилах объединения и сцепления значений в смысловой структуре слов разных типов, слов разных грамматико-семантических категорий и вопрос о закономерности взаимодействий и соотношений активных семантических групп ("рядов", "полей") словарного состава общенационального языка с разными системами профессиональной и научно-технической терминологии, а также областной и жаргонной лексики.

Лексика национального языка представляет собой не столько систему, скольку систему систем. Конечно, исторические традиции развития языка находят во многом свое существенное отражение и выражение в области современной омонимии. Град "город" и град "атмосферное явление" - омонимы не только в силу резкого различия значений, не умещающихся в единой смысловой структуре слова, но и в силу лексико-стилистической соотносительности официально-парадной и архаической формы град (ср. в сложных словах Ленинград, Калининград, Волгоград, Кировоград и т.п.) с общенародной формой город. Точно так же, помещая в словаре современного русского языка как омонимы язык в значении "орган в полости рта", язык в значении "средство общения", персонифицированное язык в военном жаргоне - "солдат или офицер неприятельской армии, захватываемый в плен специально для получения нужных сведений" и архаически-книжное язык "народ" (Ожегов), мы отчасти отдает дань традиции, руководствуемся своими представлениями о церковно-книжных или церковнославянских и народно-разговорных омонимах в их развитии. Ведь язык в значении "народ" в современной речи - слово неупотребительное (ср. церковно-архаическое выражение нашествие галлов и с ними двунадесяти язык), военно-жаргонное язык как обозначение лица имеет форму винительного падежа - языка и, по-видимому, очень малоупотребительно или даже совсем не употребительно во множественном числе; оно встречается за пределами военно-профессионального словаря лишь в языке художественной литературы. Что касается значений "орган в полости рта" и "средство общения", то это еще большой вопрос, принадлежат ли они разным словам или по-прежнему объединяются в смысловой структуре одного слова.

В "Толковом словаре русского языка" под редакцией Д.Н. Ушакова (т. IV, 1956-1958) все эти значения рассматриваются как элементы смысловой структуры одного и того же слова, причем значение "народ", "народность" признается старинным, а значение "пленный" - устарелым. Вместе с тем указывается переходное звено от значения "орган в полости рта... у человека, способствующий также образованию звуков речи" к значению "система словесного выражения мыслей", "средство общения". Таким переходным звеном признается значение "способность говорить, выражать словесно свои мысли, речь". Это значение иллюстрируется такими примерами, в которых связь между значением "орган в полости рта" и значением "способность говорить" выступает очень явственно: "Голос мой не задрожит, и язык не отнялся" (Пушкин), "Она без языка лежит, руками объясняется" (Тургенев). Ср. у Пушкина в "Пророке": "и... вырвал грешный мой язык и празднославный и лукавый" и др. Поэтому открытие в слове язык четырех омонимов, сделанное в "Словаре русского языка" С.И. Ожегова, представляется внутренне не мотивированным. В самом деле, если выделение слова язык "народ" исторически оправдано, а слова язык "пленный" грамматически и фразеологически весомо, то дальнейшее дробление слова язык и его значений на омонимы связано с механическим рассечением живой ткани языка. Так, к "омониму" язык "орган в полости рта" отнесена вся фразеология, характеризующая этот орган именно как орган речи: держать язык за зубами (перен.: молчать, когда это нужно), длинный язык или язык без костей у кого-либо (перен.: о болтливом человеке); злые языки (перен.: сплетники, клеветники); остер на язык (остер в своей речи); вопрос был на языке у кого-нибудь (кто-нибудь был готов задать вопрос); что на уме, то и на языке; придержать язык, развязать язык, распустить язык, прикусить язык; язык чешется у кого-нибудь; язык не повернется сказать что-нибудь и т.п. ("Словарь русского языка", составленный С.И. Ожеговым, под ред. С.П. Обнорского. М., 1952). Тем страннее кажется, что значение "речь", "способность говорить" выделяется и включается в омоним язык, у которого в качестве семантической базы выдвигается значение "система" звуковых и словарно-грамматических средств, закрепляющих результаты работы мышления и являющихся оружием общения людей, обмена мыслями и взаимного понимания в обществе".

Таким образом, ошибки как в разграничении омонимов, связанных со звуковым комплексом язык (в "Словаре русского языка" С.И. Ожегова), так и в слиянии их (в "Толковом словаре русского языка" под ред. Д.Н. Ушакова) объясняются, с одной стороны, различным отношением к историческим напластованиям в лексике или к архаизмам и жаргонизмам в современном словарном составе, но, с другой стороны - и это самое главное - отсутствием ясного понимания свойственных данному языку правил и принципов сочетания, слияния и объединения значений в смысловой структуре одного слова, иначе говоря, "законов семантики" в их историческом развитии и современном, актуальном, очень сложном и диалектически многообразном воплощении.

Только всесторонее изучение свойственных языку в его современном состоянии законов сочетания и объединения значений в структуре одного и того же слова может привести к правильному и глубокому пониманию как системы соотношений омонимов в современном языке и правил функционирования разных их типов, так и закономерностей активного производства и воспроизводства некоторых категорий омонимов, а также условий отмирания отдельных омонимов.

В самом деле, именно вследствие отсутствия ясных представлений о способах и видах связи значений в слове могли быть отнесены к омонимам гвоздь в прямом конкретном значении и гвозь чего-нибудь в фразеологически связанном значении "самое острое, интересное, значительное в чем-нибудь" - перевод французского clou (Ожегов). Несмотря на заимствованно-переводной (калькированный) характер выражений гвоздь сезона, гвоздь выставки, гвоздь выступления и т.п. употребление слова гвоздь в них, в общем, семантически притягивается к ранее определившимся тенденциям конструктивного развития семантики этого слова и производных от него (ср. гвоздить), хотя и направляет их в новую сторону. Ср. у Гоголя в "Вие": "Какая-то темная мысль, как гвоздь, сидела в голове его"; в "Мертвых душах": "А солдатскую шинель, - говорит капитан-исправник, загвоздивши тебе опять в придачу кое-какое крепкое словцо, - зачем стащил?"; у Глеба Успенского в очерке "Из деревенского дневника": "Начнут загвазживать разные вопросы, один хитрей другого" и т.д. Переносное значение слова гвоздь еще до сих пор иногда подчеркивается кавычками, например, в книжке А.Н. Румянцева "На арене советского цирка" ("Искусство", 1954, с. 55): "Все же это был крупный "афишный номер", своего рода "гвоздь".

Точно так же нет никаких оснований, несмотря на происхождение от французского canard посредством калькирования соответствующего французского выражения, газетную утку (или просто утку) для обозначения лживой сенсации, ложного слуха, обособлять в качестве омонима от слова утка в прямом, предметно-конкретном значении (ср: пустить утку). Дело в том, что никакого отдельного слова утка со значением "ложный слух, газетная сенсация, не основанная на фактах" в русском языке нет. Контекст употребления слова утка в этом значении очень ограничен. За пределами соответствующей ситуации или тематики это значение предполагает строго определенные формы его фразеологического воплощения, причем ни одного выражения, соответствующего прямому, предметному значению утка, в смысловой функции газетная утка образовать по законам семантики русского языка нельзя (ср. некорректность выражений типа сочинить утку, злостно распространить утку и т.п.).