15595-1 (Настали святки…)

Настали святки...

Сергей Волков

Время чудес — время испытаний

Действие многих произведений русской литературы совершается на святки. Это неслучайно: с одной стороны, святки — время всяческих чудес, необыкновенных происшествий, время преображения мира, смещения привычных ценностей. Таково время святок в «Ночи перед Рождеством» Н.В.Гоголя, в романе Л.Н.Толстого «Война и мир». Но, с другой стороны, это и время хаотического смешения всего, время опасное, странное, время, несущее неясные перемены, чреватое, возможно, гибельными событиями. Таковы святки в поэме А.А.Блока «Двенадцать» и в романе М.А.Булгакова «Белая гвардия».

Впрочем, провести чёткую границу между этими двумя сторонами святок вряд ли удастся. Во втором томе «Войны и мира» есть несколько эпизодов, события которых разворачиваются в имении Ростовых на святки. В один из вечеров появляются ряженые: “Наряженные дворовые: медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснились в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хороводы и святочные игры”. Молодёжь в доме Ростовых тоже вовлекается во всеобщее веселье, в переодевание, в святочные проказы: “Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до наивысшей степени в то время, когда все вышли на мороз и, переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани”.

В этот миг мир волшебно преображается: “...как только выехали за ограду, алмазно-блестящая, с сизым отблеском снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон”; “Где это мы едем? — подумал Николай. — По Косому лугу, должно быть. Но нет, это что-то новое, чего я никогда не видал. Это не Косой луг и не Дёмкина гора, а это бог знает что такое! Это что-то новое и волшебное!”; “...вот какой-то волшебный лес с переливающимися чёрными тенями и блёстками алмазов и с какой-то анфиладой мраморных ступеней, и какие-то серебряные крыши волшебных зданий...”

Преображаются и отношения между людьми: именно в это волшебное время Николай Ростов признаётся Соне в любви.

Но за всем этим весельем, бешеной круговертью святочных игр чувствуется и нарастающая тревога. Состояние Наташи, разлучённой со своим женихом и остро чувствующей, как бесполезно проходит её жизнь, прорывается то во внезапной истерике, то в лихорадочном взгляде, то в настойчивой фразе: “Дайте мне его”. Такое впечатление, что именно сейчас до отказа сжимается некая пружина, которая, распрямившись, разрушит своей чудовищной энергией всё счастье. И читательские ожидания оправдываются: буквально накануне приезда князя Андрея Наташа чуть не убегает из дому с Анатолем Курагиным.

“Судьба совершается не только потом, в истории с Анатолем: она совершается уже до всякого Анатоля, когда Наташа переживает вынужденную разлуку в деревне, — пишет исследователь толстовского романа Сергей Бочаров. — В этих главах особенно много счастливых картин: охота, поездка к дядюшке и Наташина русская пляска, святочная ночь с её волшебством и преображающим всё маскарадом ряженых. Наташа говорит в это время брату, что никогда уже больше, она это знает, не будет так счастлива. Она предчувствует будто скорое несчастье своё; и действительно, оно созревает неумолимо среди такой полнокровной и яркой радости, такой её интенсивности, напряжённости, которые как воздух перед грозой. Счастливые сцены дышат предчувствием надвигающейся катастрофы, готовят её”.

Книжная полка

Книга Сергея Бочарова «Роман Л.Толстого “Война и мир”» небольшая (в ней около ста страниц), но значение её в истории литературоведения чрезвычайно велико. В ней дан целостный анализ романа, выявивший глубинные основы построения текста. В море эпизодов «Войны и мира» можно потеряться (это знает всякий, читавший роман). С.Бочаров соединяет разрозненные сцены, перекидывает мостики между отстоящими далеко друг от друга эпизодами, наглядно показывая основной принцип композиции (то есть построения, расположения частей) романа — принцип “сцепления”. Книга написана серьёзно и одновременно очень доступно. Рекомендуем её всем изучающим роман Л.Н.Толстого. Кроме того, если вам попадутся в руки другие исследования С.Бочарова, присмотритесь к ним — они тоже могут пополнить вашу книжную полку.

Ни чёрт, ни дьявол не помогут...

Говоря о святках и народной демонологии, нельзя не вспомнить Гоголя. События почти всех повестей из цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» так или иначе связаны с потусторонним миром, нечистой силой, а часть сюжетов разворачивается именно в период календарных праздников. Так происходит, например, в повести «Вечер накануне Ивана Купала» — в этот праздник, по поверьям, расцветает папоротник. Его цветок указывает, где находятся клады; он даёт тому, кто его найдёт, колдовские знания — поэтому за цветком охотятся, его ищут. Но волшебный цветок папоротника крепко охраняется нечистой силой, и достать его практически невозможно. Решившемуся на такое предприятие придётся пережить много ужасного — возможно, поэтому так страшны и события «Вечера...».

Совсем не так в «Ночи перед Рождеством». В повести, как это и положено на святки, много смеха, веселья, озорства. Чёрт не страшен и в конечном итоге будет побеждён.

Сравните — вот как выглядит Басаврюк в «Вечере накануне Ивана Купала»: “В этом-то хуторе показывался часто человек, или, лучше сказать, дьявол в человеческом образе. Откуда он, зачем приходил, никто не знал... Всякого проберёт страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унёс бы ноги бог знает куда...” Страшно преображается он и ночью, когда зацветает папоротник.

А вот как появляется чёрт в «Ночи перед Рождеством»: “Вдруг, с противной стороны, показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на нос вместо очков колёса с комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Спереди совершенно немец: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая всё, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто чёрт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу”.

Вы заметили интонацию иронии, насмешки над персонажем? Гоголь — мастер такого “смешного” языка; неслучайна легенда о том, что наборщики «Вечеров на хуторе близ Диканьки» валялись от смеха, когда набирали в типографии текст повестей (напомним, что Гоголь стал знаменит именно после выхода в свет «Вечеров...»).

С самого первого появления нечистой силы в повести страх отменяется, снимается ироничным тоном рассказа. Смех и страх несовместимы. Мы с удовольствием будем читать о том, как чёрт обжигает пальцы, пытаясь стянуть с неба месяц, как будет рассыпаться мелким бесом (каламбур здесь более чем уместен) перед Солохой: “Чёрт между тем не на шутку разнежился у Солохи: целовал её руку с такими ужимками, как заседатель у поповны, брался за сердце, охал и сказал... что готов на всё: кинется в воду, а душу отправит прямо в пекло”. И вполне в духе святочных превращений окажется эпизод, когда ухажёры Солохи попадут в один и тот же мешок и будут сидеть друг у друга на голове — и в самом низу, естественно, чёрт. Эта сцена как бы рифмуется со знаменитым полётом кузнеца Вакулы на чёрте в Петербург — в обоих случаях нечистая сила побеждена, осмеяна самим своим положением в пространстве, “осёдлана”.

Такими увидел святки Гоголь. Если можно говорить о рождении нового года, нового мира, о борьбе светлых и тёмных сил, то у Гоголя она не драматична — это скорее весёлое состязание с известным исходом. Святочное веселье представлено в повести «Ночь перед Рождеством» с большим знанием дела — известно, что Гоголь внимательно изучал фольклор, народные обычаи, пытаясь постичь через них дух своего народа. Ему с блеском удалось передать саму атмосферу праздника святок, атмосферу игры и разнообразных превращений.

И снится чудный сон Татьяне...

Знание фольклорного материала, обрядов очень поможет нам при чтении знаменитого сна Татьяны из «Евгения Онегина». Сон и сам по себе таит много неизведанного, а уж сон на святки, сон-гадание — и подавно. В литературе же сны героев играют роль особую.

Книжная полка

Откроем представление очередной книги с цитаты: “Сновидение как способ подачи материала используется в литературе с древнейших времён (в «Одиссее» Гомера и в «Метаморфозах» Апулея) до наших дней. Приём этот был широко распространён ещё в древней русской словесности, как в духовной (в житиях святых), так и в мирской (в воинских повестях; вспомним хотя бы сон Святослава в «Слове о полку Игореве»), не реже используется он и в новой литературе XVIII века, а со времён Пушкина (вспомним сны Григория Отрепьева, Татьяны Лариной, Петруши Гринёва и других) «проблема сна» становится одной из интереснейших и сложнейших при рассмотрении творчества едва ли не всех больших русских писателей (от сна Илюши Обломова до «собачьего сна» Тётки в «Каштанке» Чехова).

Функции этого приёма очень разнообразны и многозначны. Прежде всего — это композиционный приём подачи материала, его структурирования во времени и пространстве, иногда — весьма необычного (так, в «Белой гвардии» Алексей Турбин видит во сне события, которые должны произойти и произойдут в будущем, а в «Мастере и Маргарите» наоборот — Иван Бездомный видит во сне казнь Иешуа Га-Ноцри, совершившуюся за 1900 лет до того). Вместе с тем, описание сна является удобным и убедительным способом раскрыть душевный мир персонажа, в том числе и те его стороны, которые относятся к подсознанию. И более того — в ряде случаев именно в этой точке повествование оказывается как бы на грани двух миров (двух пространств): поту- и посюстороннего; автор сообщает здесь читателю некий мистический событийный план и смысл бытия (вспомним «Сон» Лермонтова или «вещий сон» Маргариты Николаевны у Булгакова)”.

Цитата оказалась длинной и довольно трудной по построению, но основная мысль автора ясна: сны в литературе изображаются очень часто, они помогают предсказать события (или дать представление о прошлом) и одновременно раскрывают внутренний мир героя.

Мы взяли фрагмент из книги, которая просто необходима всем изучающим литературу — и прежде всего творчество Михаила Булгакова. Это комментарии к трём основным романам писателя — «Белой гвардии», «Запискам покойника» и «Мастеру и Маргарите». Называется книга «Триптих М.Булгакова о русской революции», автор её — Г.А.Лесскис. Этот учёный известен и как пушкинист, его книгу «Пушкинский путь в русской литературе» мы тоже советуем поставить на вашу книжную полку.

Итак, что же снится Татьяне? Прежде чем читать сам сон, вспомним, когда происходят события этого эпизода. Онегин уже успел в ответ на письмо Татьяны прочесть ей свою “проповедь” — и ничуть не погасил этим её сердечного жара. Он ещё таинственней, ещё непонятней для Татьяны, ей неясно, как себя вести дальше, поэтому она воспринимает святки как возможность гадать о будущем. Сон, таким образом, требует своего истолкования с точки зрения будущих событий романа — а непосредственно за ним следует сцена именин Татьяны, на которой вспыхнет ссора Онегина и Ленского, приведшая к дуэли и убийству. Сон стоит на пороге трагических происшествий, надолго разлучивших Татьяну и Онегина.

“Сон зловещий ей сулит // Печальных много приключений”, — пишет Пушкин. И действительно, множество мотивов сна связано с предстоящей трагедией. Это и “печальная мгла”, окружающая героиню, и мотив снега, зимнего холода, и “дрожащий, гибельный мосток”, через который она непременно должна перебраться. Вспомним, что, согласно древним мифологическим представлениям, переход за реку, ручей означал перемещение в потусторонний мир, царство мёртвых. Неслучайно проводником по этому царству окажется для Татьяны медведь — хозяин леса. И именно в центре этого потустороннего мира будет стоять избушка со страшными чудищами, в предводителе которых Татьяна узнает Онегина. (Кстати сказать, в романе нам встретится персонаж, который всеми правдами и неправдами добьётся кровавой дуэли Онегина и Ленского. И носить он будет зловещую фамилию Зарецкий...)

Книжная полка