60954 (Анализ эволюции политико-религиозных отношений в Турции), страница 2

Идея о газавате, которым руководствовались турки-османы во время своих походов на запад возникла из средневековых представлений европейцев об исламе, на которые повлияли Реконкиста в Испании, и прежде всего целый ряд крестовых походов. Речь папы римского, Урбана II, произнесённая 24 ноября 1095 г. на соборе в Клермонте стала фактически объявлением войны исламу, которая, несмотря ни на что, не закончилась и в наши дни.

Стоит отметить, что, как и в любом конфликте, здесь свою роль сыграло столкновение коммерческих интересов, прежде всего, интересов папы римского и военной аристократии турок-османов.

Тем не менее, к середине XV в. роль крестовых походов существенно уменьшилась. Ватикан понимал, что Византия доживает последние дни. Даже Флорентийская уния [Laetentur coeli – объединение католической, латинской церкви с восточной; соответствующая булла была подписана 6 июля 1439 г. и рассматривалась византийцами как последняя надежда в их "борьбе" против турок-османов] не смогла остановить продвижение турок на запад.

Различные тюркские племена проникали во владения Византии ещё в XI-XII вв., в дальнейшем турки-османы активно окружали Константинополь. В 1453 г. город пал. Большинство жителей города считало, что лучше "видеть в городе турецкую чалму, чем папскую тиару". Как пишет Франческо Кардини, падение Константинополя "было воспринято [католиками] как страшное предзнаменование конца света, как доказательство, что отныне невозможно победить турок и остановить их продвижение". Подобные опасения католики разделяли и в середине XIII в., когда монголо-татары были близки к вторжению в западную Европу.

Османское продвижение на Балканах сопровождалось страхами в Европе, тем более что на захваченных территориях турки-османы насильно обращали людей в ислам. После падения "нового Рима" [и переименования Константинополя в Истанбул] Ватикан начал активно продвигать идею нового крестового похода, которая стала ассоциироваться с идеей защиты собственно уже Европы от мусульманства. Правда, собрать подобный поход уже не удалось, а смерть Мехмеда II и распри между его сыновьями привели к ослаблению турецкого натиска.

Тем не менее, страх перед османами продолжал иметь место, особенно в Италии [в Генуе, Венеции, Ватикане]. Учитывая характер итальянских государств XV в., нетрудно предположить, что главным их страхом были "закрывшиеся ворота" в Азию, активные фазы торговли и интерцивилизационного общения с которой в XIV в. прекращаются вплоть до начала эпохи Великих географических открытий.

Тем временем, молодое османское государство продолжало расширять свои территории. Начиная с Мехмеда II османские султаны "сами стали смотреть на себя как на наследников византийской империи и тем самым обосновывали свои претензии на власть над всем христианским миром…в титулатуре…появился термин "кайсер-и Рум", то есть (восточно)-римский император".

Оттоманская империя представляла собой военно-аристократическо-теократическую деспотию, причём такой характер продолжал оставаться в силе [фактически] до падения Империи в 1918 г. Султан империи был одновременно и халифом всех мусульман [с 1517 г.], сама империя была центром халифата, что повышало и без того высочайший авторитет Порты в мусульманском мире. Господствующим течением в Оттоманской империи был суннизм ханифитского толка, правда его "победа" над шиизмом относится лишь к XVI в.

Как отмечает Кондакчян, "государство [Османская империя] не имело собственного идеологического аппарата", в котором султан и не нуждался: вероучение ислама являлось и религией, и идеологией одновременно. Мусульманское духовенство являло собой влиятельнейший социальный институт, а духовенство в социальной иерархии Блистательной Порты стояло на одной ступени с военной аристократией, также как и последняя, владея вакуфами [землёй], а также "разнообразным имуществом в городах". Ведущим идеологическим течением был "калам" - мусульманская ортодоксальная схоластика.

Верховный муфтий Порты, шейх-уль-ислам занимал особое место в Османской империи. Для султанских указов была необходима "фетва" - особый документ, "одобряющий акты высшей власти". Кроме того, фетвы санкционировали даже "низложение султанов и их восшествие на престол". Шейх-уль-ислам занимал в османской официальной иерархии место, равное великому везиру [согласно кодексу 1477 г.] и получал огромное жалование от казны. Со второй половины XIX в. вместе с ростом независимости и влияния шейх-уль-ислама и улемов в целом растёт и религиозный фанатизм.

Не вызывает сомнения огромное влияние, которое имели вероучение ислама и нормы шариата. Это были важные факторы "социальной и индивидуальной психологии верующих". А поскольку национальная принадлежность была менее важна, чем конфессиональная, то ислам становился ещё и консолидирующим фактором. Кроме того, ислам был "связующим звеном между центром и периферией Османской империи".

С завершением в 1492 г. Реконкисты, Блистательная Порта становится единственным мусульманским государством в Европе. Страх перед мусульманской Турцией в континентальной Европе существенно снижается с началом Реформации. Распространяется идея о том, что "некрещеный турок [султан] лучше крещённого [императора]", схожая в общих чертах с настроениями жителей Константинополя перед началом осады города. Франко Кардини ссылается на Эразма Роттердамского, отмечавшего, что на знамёнах воинов из Нидерландов были изображены полумесяц и девиз "Лучше турки, чем паписты" [Plutost Turcs que Papaux].

Несмотря на активность турок, Реформация принесла положительные плоды: исламом заинтересовались на континенте, а "папистам" пришлось отказаться от "риторики крестовых походов". В 1543 г. Библиандер выпускает сборник мусульманских текстов, предисловие к которому написал сам Мартин Лютер. Отныне "споры между католиками и протестантами зачастую становились соревнованием в том, кто сильнее уязвит противника, восхваляя при этом неверных".

Как известно, одним из важнейших результатов Реформации стал раскол Европы и постепенное падение авторитета духовной власти. Европе, раздираемой религиозными войнами, было "не до мусульман", которые теперь могли спокойно закрепиться в регионе. Как отмечает Б.Луис, "последнее великое мусульманское нашествие на Европу…захлебнулось после второй безуспешной осады Вены в 1683 году…теперь мощь ислама по отношению к Европе во многом пошла на убыль". В дальнейшем европейцам пришлось мириться с присутствием "неверного" соседа, правда, с началом упадка Порты [после смерти Сулеймана Великого] неоднократно высказывались идеи о "возвращении" Константинополя Европе. Особенно активную политику в этом регионе поведут Австрия и Россия, заинтересованные в захвате контроля над Балканами и стратегически важных проливов Босфор и Дарданеллы.

Объективной причиной упадка империи можно считать тот факт, что Порта стала жертвой своего геополитического положения. С другой стороны, Турция конца XVI в. мало чем отличалась от Турции первой половины XIX в., разрушение старого шло особенно медленными темпами. Немаловажной причиной упадка стал ислам, который стремительно терял консолидирующую роль, заменяя её на консервативную. Упадок Порты "сопровождался всё более растущим вмешательством религиозных кругов в политическую жизнь".

В конце XVIII в. в Порте появились первые "публикации", которые выражали интерес к Европе, нередко трансформирующийся в восхищение её развитием в сравнении с Османской империей, которая постепенно терпела одно поражение за другим – как в экономическом, так и в военном смысле.

Первой попыткой реформ стал "новый порядок" Селима III – низам-и джедид, который проводился вплоть до смерти султана в 1807 г. Эти реформы положили "начало периоду, называемому в турецкой, американской и западноевропейской историографии "периодом вестернизации и модернизации". Естественно, духовенство стало оппозицией реформам, так как, по их мнению, они противоречили установкам Корана и шариата, и первый султан-реформатор в 1807 г. был свергнут.

В 1839-1871 гг. была проведена вторая [и последняя в истории империи] попытка реформировать государство "сверху". Гюльханейский хатт-и шериф в ноябре 1839 г. "ставил" задачами новой политики [Танзимата] "принятие законов, которые должны были обеспечить неприкосновенность жизни, чести [личности] и имущества, а также равенство перед законом подданных султана всех вероисповеданий", при этом "светский закон [становился бы] выше воли султана".

Уже в середине XIX в. появилась типично турецкая политическая тенденция указывать в своей риторике на то, что ислам возможно адаптировать к нормам западного общества, что "все прогрессивные идеи [Запада] заложены в Коране" и их нужно лишь "восстановить". Решид-паша писал тогда австрийскому канцлеру Меттерниху: "Мусульманский закон предоставляет широкую свободу действий и может всё адаптировать".

По мнению известного исследователя процессов модернизации Османского государства в новое время Ниязи Беркеса танзимат – "начало процесса секуляризации" в Турции. Но всё же главными итогами этих преобразований стали увеличение частоты поездок турок в Европу [для получения образования и по дипломатическим каналам], появление эмигрантской прослойки, "таким образом формировалась знакомая с европейской культурой [в том числе политической]…интеллигенция".

§2. Формирование панисламизма двух типов [Официально-реакционного, "абдулхамидовского"; и младотурецкого] (1871-1918 гг.)

В 60-70-е гг. XIX в. происходит генезис панисламизма в Турции. Панисламизм - религиозно-политическая идеология, в основе которой лежат представления о духовном единстве мусульман всего мира вне зависимости от социальной, национальной или государственной принадлежности и о необходимости их политического объединения под властью высшего духовного главы [халифа].

При этом важно отметить тот факт, что первые столетия существования Порты "отличались религиозным терпением", поскольку Турция была "с момента своего возникновения полиэтническим государством с полуавтономной системой миллетов [немусульманские религиозные общины, разрешённые при Мехмеде II Фатихе]".

В Оттоманской империи генезис панисламизма связан прежде всего с именем Абдул Хамида II и деятельностью "новых османов" и младотурок. Стоит при этом различать панисламизм ранних младотурок, который использовался в их риторике как консолидирующий фактор перед угрозой западной колонизации; и панисламизм султана, который "взял на вооружение реакционную доктрину панисламизма, суть которой сводилась к единению мусульман всего мира под эгидой халифа, которым был сам турецкий султан". При этом стоит отметить, что Абдул Хамид не имел "для осуществления своих планов ни достаточных материальных средств, ни высокого политического престижа".

Таким образом, Абдул Хамид был озабочен возможной угрозой восстаний на территории многонациональной Порты, для чего и проводилась пресловутая политика divide et impera. Мусульманский фанатизм, направленный сразу и против оппозиции, и против национальных движений [на Балканах, на Кавказе, на Аравийском полуострове, среди курдов, et cetera] активно поддерживали ближайшие приближённые султана – самые реакционные представители мусульманского духовенства. Сам Абдул Хамид по этому поводу сказал: "Ислам – важнейшее орудие укрепление власти повелителя правоверных".

Кроме того, абдулхамидовский панисламизм был своего рода реакцией "на неизбежные просчёт танзимата, от которого ждали скорых и значительных результатов". Абдул Хамид "не без основания считал европейские идеи одним из источников революции". Были запрещены к печати Гамлет и произведения Толстого, даже простые слова вроде оружие, равенство, герой, et cetera. Проводился "культ" прошлого с восхвалением и идеализацией побед Высокого государства.

Что касается "новых османов" и их преемников, младотурок, то среди них не было единства в вопросе взаимоотношения религии и государства.

Выдающийся деятель "новых османов" Намык Кемаль "верил, что ислам составит основу османского патриотизма, так как, по его мнению, эта религия полностью совместима с европейской цивилизацией". Более того, реагируя на сочинения европейцев, которые видели причиной отсталости мусульманских стран именно религиозную ортодоксию, Намык Кемаль писал, что реформы "могут быть успешными только если они согласуются с исламом, нежели с европейскими институтами". Таким образом, "новые османы" не видели ничего предосудительного в "союзе" конституционного режима и шариата.

"Новые османы" видели в своей религии источник возрождения, многие вспоминали, что "именно Европа воспользовалась многими достижениями мусульманской цивилизации".

Один из идеологов младотурецкого движения, Ахмед Риза утверждал, что "ислам с социальной точки зрения может считаться почвой, пригодной для прогресса", что "принцип выборности халифа был установлен исламом", "что халиф ответственен перед народом". Младотурки "питали большие надежды на возможность примирить мусульманское право с европейскими институтами и продолжали предпринимать усилия в этом направлении". При этом часть из них полагала, что "для достижения скорого и заметного прогресса достаточно перенести на османскую почву европейские институты и некоторые нормы общественной жизни стран Запада".