139134 (Эволюция индийских теологических (религиозных) представлений), страница 6

Религия укоренялась в пространстве и времени. Все это представляло нововведения в индуизме, так как одной из самых характерных черт ведизма было как раз отсутствие ассоциативной связи между божествами, ритуалами и определенным географическим местом или какой-либо фиксированной структурой. Ведическая мифология носила небесный и вселенский характер: хотя боги «Вед» и пересекали пространство, они не знали земной географии. И наоборот, мифология индуизма оказывалось все более земной и индийской: такой-то бог проявился в одном месте, в другом он что-то совершал, в этом лесу сражался и здесь умер. Различные храмы организовывали пространство в соответствии со священным периметром мест божественной деятельности. Храм был не только культовым сооружением, но местом почитания памяти божественного присутствия. Мифологические боги исколесили всю Индию, и люди, века и тысячелетия спустя, шли по их стопам.

Храмы воздвигались в местах привалов богов во время их путешествий и в ознаменование их памяти. Дороги вели в святые города (тиртха), где во время паломничества (мела) собирались гигантские толпы верующих. Но боги путешествовали не только по Индии и Гималаям. И в буддизме соблюдался обычай следовать по стопам Буддхи, который имел более древнее происхождение, чем индуистское паломничество. Ведизм был вселенским, а индуизм имел тенденцию к территориальному укоренению.

Увеличение количества храмов и развитие паломничества дали толчок к появлению новых форм культа. Общественная литургия продолжала оставаться вторичной (как и в наши дни) по отношению к семейным культам, скрытым от посторонних глаз. Пуджа, напомним, являлась церемонией, своими корнями уходившей в низшие касты, которую затем взяли на вооружение брахманы. Осуществление пуд-жи изначально предназначалось не для брахманов, отправлявших культ в храмах, а для главы семейства, осуществляющего религиозные церемонии в домашних условиях вне зависимости от его статуса. Санскритские боги, то есть боги текстов, даже самые известные (Вишну, Шива), почитаемые брахманами, не были одиноки. Существовало множество других богов, народных и деревенских, которых также почитали. Таким образом, брахманов и храмы не следует уподоблять священникам и церквям.

Эволюция не могла обойти стороной homo religiosus. В ведизме человек, приносящий жертвоприношение, является центральной фигурой культовой церемонии. Он глава дома, женат (присутствие супруги необходимо для реализации яджны), богат, так как он должен иметь возможность заплатить за проведение ритуалов и при этом не разориться, поскольку ритуалы могут быть многочисленными и дорогостоящими. Положение пожизненного брахмача-рина, то есть неженатого до конца своих дней, студента-брахмана если и не порицалось, то и не поощрялось. В «Ведах» риши — существа, не принадлежащие ни к людям, ни к богам, обладающие врожденными знаниями ритуалов (и «Вед» в соответствии с «Мимансой»), — также должны быть женатыми, главами семейств. В их обязанности входит проведение шраддхи, одного из семейных ритуалов в честь усопших предков. Этот ритуал и в наши дни остается одним из самых востребованных. С точки зрения «Вед», в центре религиозной жизни всегда находится общественное существо, которому образцом для подражания служат риши. И, наоборот, в индуизме значимость обычного верующего, женатого и исполняющего свои основные обязанности в экономической сфере, снижается при одновременном возрастании роли анахорета, аскета или члена секты, основанной одним из древних духовных руководителей. Образцом для подражания становится человек, отрекшийся от мирской жизни, и именно к нему взывают великие мудрецы, обещая ему спасение. Последователи Шанкары, то есть те, к кому и обращена «Брахмасут-ра», отреклись от мирской жизни. И когда Шанкара вызвал на спор приверженца ритуализма (миманса-ку), женатого, и одержал над ним победу, его соперник также встал на путь аскетизма. Первые буддисты (традиция тхеравады), джайнисты следствием монашеского образа жизни также считали спасение, светские же лица не могли на это рассчитывать.

Отношение к богам в индуизме столь же разнообразно, как и представления о богах; различные виды благочестия прямо соответствуют трем степеням понимания идеи божества, существующим в этой религии: пантеизму, теизму и фетишизму. Высшим путем к спасению все еще постоянно признается размышление, которое в практическом применении тотчас же заменяется аскетизмом. Где господствуют взгляды Веданты, там намеченное как цель соединение с божеством все еще достигается посредством тапас. Далее мы увидим, как эта склонность индусов проявляет свою преобладающую силу даже на более глубоких ступенях богопочитания. Важнейшую форму отношения к богу и то новое, что принес в этом отношении индуизм, составляет вышеупомянутое практическое благочестие (бакти), которое существует для тех, кто сам (размышлением и аскетизмом) не в состоянии помочь себе в достижении блаженства. Индусы дают много объяснений этого слова, но все они сводятся к тому, что бакти есть любовь к богу, или преданность богу. «Бакти есть высшая, направленная к богу любовь». «Бакти есть такое состояние духа, в котором отвращаются от всего остального и в котором единственной целью является то, что приятно бесконечно всеблаженному (богу)». Правда, с одной стороны, говорится, что бакти есть «любовь, которая основывается на познании высшего бога или состоит в непрестанном созерцании одного только бога», но, с другой стороны, она достигается простой преданностью, и слова, объясняющие бакти, имеют преимущественно характер непосредственности: ануракти (влюбленность), снеха (чувственная любовь) и проч. Эта любовь также сравнивается с послушанием слуги, с доверчивостью ребенка. Но в этом отношении бог берет на себя инициативу. Он идет навстречу людям, помогая им, благословляя и спасая их. Таков в особенности Вишну в виде Рамы и Кришны. Каким образом человек удостоился такой божеской милости — это составляет спорный вопрос между школами. Особенно разделились относительно этого пункта последователи Рамануджи, причем одни из них полагали, что человек сам достигает милости, подобно тому, как детеныш обезьяны, крепко цепляется за свою мать, между тем как другие считали человека совершенно пассивным и отношение к нему бога выражали в образе кошки относительно ее беспомощных котят. Но какими бы непосредственными, ни казались отношения между богом и человеком, на практике они имеют, однако, множество посредствующих звеньев.

Прежде всего, большую роль играют жрецы, не в качестве приносителей жертв, как в Ведах, но как учители (гуру) и руководители религиозной жизни. Личность гуру является посредником между человеком и богом; даже более того, он есть живой представитель божества, которое воплотилось в нем и в его лице требует себе поклонения. Он помогает тому, кто доверяется ему, в достижении блаженства, исполняя все религиозные обязанности, которые иначе должен был бы исполнять последний, «подобно тому, как мать принимает лекарство, чтобы лечить своего грудного ребенка». Хотя эта деятельность гуру по теории предназначена собственно только для несовершеннолетних, которые не способны быть джиана, карма или бакти, однако ее значение распространяется далеко за эти пределы, и как для высших классов, так и для массы народа гуру является скорее необходимым руководителем и советником. Для низших классов, у которых нет ни денег, ни образования для того, чтобы на самом деле принимать участие в религиозной жизни, достаточно чисто наружного почитания бога или гуру или просто присоединения к культу. Таким образом, и здесь мы видим, как велика эластичность индуизма, притом в очень опасной степени. Жизнь гуру в различных сектах весьма разнообразна. Не всегда жречество связано с жреческой кастой; однако есть секты, которые состоят только из брахманов и т. д.

Культ более значительных сект отличается от ведийского, прежде всего, тем, что он сосредоточивается вокруг храмов, которых в Индии имеется громадное количество (джайнисты и буддисты также имеют свои собственные храмы); часто это очень обширные здания со множеством дворов, зал и часовен, и притом выстроенные с большим искусством и роскошью.

Для индуистического служения в храмах характерно то, что центр тяжести его лежит не в жертвоприношении, а в многообразном чествовании изображений богов и идолов, в котором, конечно, и жертва занимает определенное место. Каждое божество имеет не только свое изображение в посвященном ему храме или в своей маленькой пагоде, но обыкновенно также много образов и символов, под которыми его почитают. Так, окаменелый аммонит, калаграма и растение туласи связаны с культом Вишну и в особенности фаллос (линга) с культом Шивы; даже, собственно, он и есть та внешняя форма, под которой почитается Шива. Хотя этот культ линга включает также соответствующий женский символ (йони), но с этими образами не связано, собственно, никаких непристойных представлений, да и сами они приняли форму конуса и призмы. Культ линга не имеет соответствующего примера в ведийское время и вообще признается туземным; он пользуется необычайным распространением в Индии, где повсюду, особенно в священных местах, можно видеть каменные линги.

Но если таким образом фетишизм прочно утвердился в храмовом служении, то последнее имеет также и свои высшие элементы, и прежде всего пение, которое имело последствием развитие богатой литературы гимнов. Индуистические стотры, хвалебные песни, которых существует бесчисленное множество, составляют вообще самую прекрасную сторону этой религии и по своему религиозному достоинству стоят несравненно выше, нежели столь прославляемые гимны Веды. Из числа образцов, данных Вильсоном (1, 270 и след.), два могут нам послужить примерами. «Ты — владыка, да восхвалят тебя, вся жизнь у тебя. Ты — мои родители, я — твое дитя; вечное счастье исходит от твоей щедрости. Никто не знает твоего конца. Высший владыка среди высших, ты управляешь всем сущим, и все, что берет начало от тебя, повинуется твоей воле. Что тебя трогает, что тебя радует, то знаешь ты один; Нанак, твой раб, с чистым сердцем приносит тебе себя в жертву». Другой гимн: «Люби его и вверь ему все твое сердце! Мир связан с тобой лишь счастьем и благоденствием. Никто не исполняет просьбы другого. Пока у тебя есть богатство, многие придут и сядут около тебя; покинет оно тебя и они убегут, и никого не останется около тебя. Жена, которая тебя любит и всегда на твоей груди, когда душа твоя оставит тебя, с ужасом убежит от мертвеца. Так происходит на свете со всем тем, чему мы преданы. Поэтому, о Нанак, в последний твой час надейся только на Гари». Противоположность между мирским путем и путем спасения — постоянная тема благочестивых созерцаний. Но настоящий характер храмового служения выражается в пестром разнообразии церемоний, в форме которых совещаются священнодействия. Они часто имеют, особенно в шиваитском культе, вполне примитивный характер; впрочем, даже в классическом ученом произведении шиваитской теологии упоминается, что обряды состоят не только в омовениях, жертвоприношениях, произнесении молитв и торжественных процессиях, но также в смехе, пении и танцах, даже в храпении, дрожании и шатании, во влюбленных и безумных телодвижениях, в бормотании бессмысленных речей, вообще, во всех возможных проявлениях болезненного экстаза. Сцену из храмового культа изобразил Бургес в своем рассказе о храме на острове Рамисварам, где главную роль играет культ бога Аммона (Indian Antiquary, 1883). Рано утром, на рассвете, трубят и барабанят перед пагодой Ганумана; музыканты, танцовщицы, слуги, которые все уже выкупались, с барабанным боем и шумом идут и отворяют дверь храма, зажигают лампады, приготовляют пищу для служителей храма и т. д. Вот жрец с громадной свитой отправляется в главную капеллу, где бог лежит в постели, зажигает для него камфарный светильник, предлагает ему плоды и орехи и в то же время с изысканной вежливостью будит его от сна. Затем золотое изображение бога сажают в паланкин и торжественно приносят в храмовую залу; при этом нет недостатка в музыке и танцующих девушках, свете факелов и серебряных покрывалах. Затем служители храма начинают мыть пол и сосуды, многократно обливая их водой; очищаются кокосовый орех и манговые листья, происходит поклонение линге, который тщательно вымывается и умащается сандалом. Наконец, приготовляется обед, состоящий из риса, хлеба и карри, и со смиренными поклонами ставится перед богом, между тем как лампады и светильники возжигаются и раскачиваются взад и вперед. Так происходит в течение целого дня; постоянно идут новые процессии со слонами и баядерами в галереях храма, снова происходят приветствия богам и поклонения лингам, подношение цветов, плодов и риса, пение гимнов, ношение кругом изображений богов и т. д., пока наконец Аммон не получит своего ужина и со светильниками, музыкой и танцами не будет отнесен в постель. Только около полуночи оканчивается празднество и храм запирается.

Культ индусов, впрочем, нигде не связан с храмами, равно как не ограничивается и почитанием великих богов. В деревенских местностях, где нельзя принимать участия в храмовом культе городов, довольствуются всяким объектом культа, какой только можно себе представить, и повсюду имеются свои священные места. «Нет столь малой деревни, нет места столь уединенного, чтобы нельзя было найти там священных символов. На вершинах холмов, в рощах, даже почти под каждой скалой или почитаемым деревом можно видеть маленькие часовенки, или открытых идолов, или простые кучи камня или дерева, обозначенные чертами краски в качестве местопребывания какого-либо божества».