74378 (Русская усадьба в драматических произведениях А.П. Чехова)

Содержание

Введение

ГЛАВА 1. Усадьба и распорядок ее жизни

1.1 История усадьбы

1.2 Слуги и господа

ГЛАВА 2. Образы русской природы

2.1 Водоемы

2.2 Сад и парк

ГЛАВА 3. Усадьба и окружающий ее мир

ГЛАВА 4. Методические рекомендации по изучению образа русской усадьбы в пьесах Чехова

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Усадьба как феномен русской культуры XVIII – начала XX веков в последние годы занимает все большее место в современных гуманитарных науках – искусствоведении, литературоведении, музееведении и пр. По-видимому, это важный знак современной культурной жизни, очень медленно, но неуклонно возвращающейся к осмыслению происшедших за столетие потерь. Родовое имение с портретной библиотекой, семейными альбомами, парком и садом, храмом и фамильным некрополем – это, собственно, и жилище усадебных муз – музыки, поэзии, живописи, графики, прикладного искусства, и колыбель великой русской литературы и философской мысли, и источник художественного вдохновения, и пространство для проявления личностного начала и творческой свободы владельцев или их гостей.

Трудно подобрать какой-то другой организующий элемент русской жизни и культуры более точно соответствовавший национальным традициям и веками складывавшемуся жизненному укладу, более слитный с миропониманием наших соотечественников. Эти качества сделали усадьбу своеобразной константой русского быта. Вглубь средневековья уходят ее корни как простейшей ячейки любого городского или сельского поселения. Усадебный бум второй половины XVIII – начала XIX в., соединивший многовековой опыт развития с западноевропейскими художественными новациями и, по сути, сделавший усадьбу многосоставным произведением искусства, лишь слегка проявил и воплотил ее облик, соответствовавший устойчивым ценностям национальной психологии, в ясные изобразительные формы.

Судьбы русских усадеб похожи на людские судьбы, да и зависимы от них – в них можно найти времена весны и расцвета, зрелости и увядания, они полны неожиданностей, роковых случайностей и, увы, также конечны.

Существование русского дворянства со времени формирования и становления непременно связано с усадьбой. Поэтому обращение к жизни усадьбы дает Чехову возможность показать эволюцию дворянства, сравнить прошлое и настоящее.

Мир русской усадьбы в изображении А.П. Чехова – явление интересное и противоречивое.

Именно в русской усадьбе, в Мелихове возникли образы и сюжеты таких известных драматических произведений А.П. Чехова, как «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», а также целый ряд рассказов о тяжелой крестьянской жизни.

В Мелихове и по соседству с Мелиховым было много дворянских усадеб, которые, переходя из рук в руки, постепенно на глазах Чехова приходили в упадок. Эти конкретные факты мелиховской жизни во многом дополнили и углубили прежние наблюдения писателя над этим явлением русской дореволюционной жизни.

Для Чехова усадьба это не дом, не земля, не собственность. Судьба дворянской усадьбы - это судьба ее обитателей, судьба вишневого сада, судьбы дворянской интеллигенции.

Чехов осознавал, каким образом достигается благополучие усадьбы и поэтому зачастую с иронией описывал провинциальных господ, хотя сам был немало увлечен усадебной жизнью.

Образ русской усадьбы так или иначе представлен в каждой пьесе автора. Например, пьеса «Чайка» очень тесно связана с Мелиховом и сюжетом, и прообразами своих героев, и местом действия, и пейзажем, и целым рядом других более мелких деталей. Из мелиховских впечатлений выросла глубоко правдивая, полная трагизма пьеса Чехова о русской уездной интеллигенции - «Дядя Ваня (сцены из деревенской жизни)», как подчеркнуто в названии пьесы. Связь ее с жизнью одними из первых поняли и почувствовали те, кто прямо или косвенно дал писателю материал для пьесы. Провинциальный мир русской усадьбы широко представлен в пьесе «Три сестры». Не стоит вне мелиховских впечатлений и последняя пьеса Чехова «Вишневый сад», представляющая собой идейное и художественное завершение всего творческого пути писателя.

Актуальность исследования состоит в том, что тема изображения русской усадьбы не достаточно исследована в русской критике. Традиционно она рассматривается применительно к анализу жизни в усадьбе Раневской, к образу вишневого сада в одноименной пьесе Чехова. Усадебная тематика в других произведениях практически детально не исследовалась.

Актуальность темы работы и ее недостаточная разработанность обусловили выбор целей и задач исследования.

Цель работы: рассмотрение особенности изображения А.П. Чеховым русской усадьбы в его драматических произведениях.

Задачи:

● рассмотреть своеобразие усадебной жизни в исследуемых пьесах;

● исследовать особенности изображения образов русской природы в пьесах;

● проанализировать противопоставление в пьесах Чехова усадьбы и окружающего мира.

Драматургия Чехова давно привлекала исследователей. В советское время анализу драматических произведений писателя было посвящено много монографий, в которых рассматривалась, в основном, проблематика, система образов и художественные приемы. Тема усадебной жизни в пьесах Чехова литературоведами разработана недостаточно. Существуют лишь статьи, посвященные некоторым аспектам рассматриваемого в данной работе вопроса, на которые и опирался автор настоящего исследования: И.В. Грачевой, Б.И. Зингермана, О. Подольской и др.

Объект исследования: пьесы «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры» и «Вишневый сад».

Предмет исследования: русская усадьба в вышеуказанных произведениях.

Новизна исследования определяется комплексным характером анализа темы русской усадьбы в драмах Чехова.

Основной метод, использованный в данной работе – культурно-исторический.

Теоретическая и практическая значимость данного исследования заключается в том, что его материалы могут быть использованы на уроках литературы и факультативных занятиях в средней школе.

Структура: работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы.

ГЛАВА 1. Усадьба и распорядок ее жизни

1.1 История усадьбы

Из мелиховских впечатлений выросла глубоко правдивая, полная трагизма пьеса Чехова о русской уездной интеллигенции - «Дядя Ваня (сцены из деревенской жизни)», как подчеркнуто в названии пьесы. Связь ее с жизнью одними из первых поняли и почувствовали те, кто прямо или косвенно дал писателю материал для пьесы.

Так, доктор П. И. Куркин после первого представления «Дяди Вани» писал Чехову: «Перед нами с чрезвычайной живостью встала деревенская глушь с туземным и пришлым элементами, с тоской и скукой, охватывающими одинаково всех, как торжествующих в жизни, так и униженных. Наконец, последняя сцена. Ах, эта последняя сцена! Как хороша она! Как глубоко она задумана. Я особенно отметил эту сцену при чтении пьесы. И теперь, сегодня, целый день после того, как видел эту сцену, ...я не могу отделаться от очарования этой последней сцены... не могу работать над моими цифрами и докладами. Мне очень хотелось разобраться, в чем именно секрет очарования последней сцены... Дело, мне кажется, в трагизме положения этих людей, в трагизме этих будней, которые возвращаются теперь навсегда и навсегда сковывают этих людей. И дело еще в том, что очень талантливо здесь освещена жизнь и душа самых простых, самых обыкновенных людей. Все улицы переполнены этими простыми людьми, и частицу такого существа носит в себе каждый. При виде последней сцены, когда все уехали, когда наступили опять бесконечные будни, со сверчками, счетами и т. д., я почувствовал почти физическую боль - казалось, лично за себя. Кажется, что от меня все уехали, я сижу и щелкаю счетами»[16;74].

Возможно, что некоторые черты творческой личности П. И. Куркина, типичного представителя передовой русской интеллигенции, вошли в образ Астрова. Куркин, самозабвенно изучавший лесное хозяйство Серпуховского уезда, внутренне близок Астрову. В пьесе «Дядя Ваня» фигурирует и картограмма лесного хозяйства Серпуховского уезда, составленная Куркиным. В центре этой картограммы - Мелихово.

Близкие к Антону Павловичу и его семье люди узнавали в некоторых образах пьесы членов чеховской семьи. Так, в образе Сони угадывалась трудолюбивая, деятельная хозяйка Мелихова Мария Павловна, посвятившая всю свою жизнь заботам о Чехове. Подтверждает это и письмо Михаила Павловича: «Видел «Дядю Ваню»! Ах, какая это превосходная пьеса! Какой великолепный конец! И как в этой пьесе я увидел нашу бедную самоотверженную Машечку!..»[96;11].

Итак, какой же предстает усадьба перед читателем в пьесе?

Действие происходит в имении, принадлежащем Соне, дочери столичного профессора Серебрякова. Из четырех действий пьесы только первое разворачивается на воздухе, в саду, возле накрытого для чая стола, остальные три действия – в доме. Интересная деталь: в авторских ремарках прямое указание на пейзаж дается в пьесе только один раз: сад в имении Серебрякова — в I действии. Но природа входит в сознание зрителя, организуя настроение и его и героев. Чехов постоянно обращает к ней действующих лиц своей пьесы: «Вот собирается гроза... Вот прошел дождь, и все освежилось... Вот уже сентябрь. Утром было пасмурно, а теперь солнце». Автор таким образом заставляет зрителя мысленно выйти за пределы усадьбы Серебрякова, увидеть не только кусочек аллеи сада, но и весь сад, и, в перспективе, образцовый питомник Астрова, и лесничество, и всю природу этого края, и русские леса, реки, поля. Пейзаж в «Дяде Ване», как и в других произведениях Чехова, помогает уяснить основную проблему пьесы: красота, богатство, целесообразность, гуманизм мира (в возможности) и уродство, бескрылость, ограниченность, нищета социальной действительности.

Из уст Войницкого (в сцене ссоры Войницкого и Серебрякова, намеревающегося продать имение) читатель узнает историю усадьбы:

Войницкий. Постой. Очевидно, до сих пор у меня не было ни капли здравого смысла. До сих пор я имел глупость думать, что это имение принадлежит Соне. Мой покойный отец купил это имение в приданое для моей сестры. До сих пор я был наивен, понимал законы не по-турецки и думал, что имение от сестры перешло к Соне.

Войницкий. Это имение было куплено по тогдашнему времени за девяносто пять тысяч. Отец уплатил только семьдесят и осталось долгу двадцать пять тысяч. Теперь слушайте... Имение это не было бы куплено, если бы я не отказался от наследства в пользу сестры, которую горячо любил. Мало того, я десять лет работал, как вол, и выплатил весь долг...

Войницкий. Имение чисто от долгов и не расстроено только благодаря моим личным усилиям. И вот, когда я стал стар, меня хотят выгнать отсюда в шею!

Войницкий. Двадцать пять лет я управлял этим имением, работал, высылал тебе деньги, как самый добросовестный приказчик, и за все время ты ни разу не поблагодарил меня. Все время - и в молодости, и теперь - я получал от тебя жалованья пятьсот рублей в год - нищенские деньги! - и ты ни разу не догадался прибавить мне хоть один рубль! [84;71-72]

Вспоминая прошлое, Войницкий с негодованием восклицает:

«О, как я обманут! Я обожал этого профессора, этого жалкого подагрика, я работал на него, как вол! Я и Соня выжимали из этого имения последние соки; мы, точно кулаки, торговали постным маслом, горохом, творогом, сами не доедали куска, чтобы не грошей и копеек собирать тысячи и посылать ему.

Я гордился им и его наукой, я жил, я дышал им! Все, что он писал и изрекал, казалось мне гениальным... Боже, а теперь? Вот он в отставке, и теперь виден весь итог его жизни: после него не останется ни одной страницы труда, он совершенно неизвестен, он ничто! Мыльный пузырь! И я обманут... вижу - глупо обманут[84;66].

Соня в этой же сцене говорит отцу:

Соня (стоя на коленях, оборачивается к отцу, нервно, сквозь слезы). Надо быть милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны! (Сдерживая отчаяние.) Надо быть милосердным! Вспомни, когда ты был помоложе, дядя Ваня и бабушка по ночам переводили для тебя книги, переписывали твои бумаги... все ночи, все ночи! Я и дядя Ваня работали без отдыха, боялись потратить на себя копейку и всё посылали тебе... Мы не ели даром хлеба! Я говорю не то, не то я говорю, но ты должен понять нас, папа. Надо быть милосердным! [84;67]

Первая непростительная вина профессора Серебрякова состоит в том, что он нарушил распорядок действий в имении:

Марина (покачав головой). Порядки! Профессор встает в 12 часов, а самовар кипит с утра, все его дожидается. Без них обедали всегда в первом часу, как везде у людей, а при них в седьмом. Ночью профессор читает и пишет, и вдруг часу во втором звонок... Что такое, батюшки? Чаю! Буди для него народ, ставь самовар... Порядки!» [84;62]

Самовар, по мнению О. Подольской, является «в художественной системе произведений Чехова ключевым образом-символом дома, порядка, единства» [66;13]. Наиболее существенными аспектами символики самовара является принадлежность семейному очагу, роду, связь с предками, овеществление идеи уюта. Однако в пьесе объединяющая функция этого символа рассыпается, как распадется единство семьи. Чехов подчеркивает, что связано это, прежде всего, с приездом в имение Серебрякова. Семья уже не собирается по старой патриархальной традиции у самовара: «Самовар уже два часа на столе, а они гулять пошли» [84;62].