70499 (Мода и современность), страница 9

Еще интереснее, что этот запрет проявляется и в наши дни, порой весьма неожиданно. Художникам-модельерам часто приходится работать с самыми маленькими детьми, трех лет. Иногда надо сделать примерку или показать на совете какую-нибудь одежду для мальчика, а привели только маленькую манекенщицу. Так вот, если она услышит, что "пальто для мальчика" - часто начинаются слезы, "я девочка!" - кричит малышка и ни за что не желает одевать модель, а надеть на мальчика что-нибудь "девочкино" нечего и пытаться. Этот страх малышей перед нарушениями идентификации их личностей проходит у девочек пяти-шести лет, но мальчики остаются непреклонны. Это касается не только платья, они могут отказаться от куртки, которая отличается только расположением пуговиц: у женской они, как известно, слева, мужской - справа.

Кстати, происхождение этого условного знака отличия мужской и женской одежды, имеющего немаловажное психологическое значение, достаточно сложно выяснить. Оно никак не может быть "древним", ведь застегивающаяся на пуговицы одежда получила широкое распространение только в конце XIX века, а на изображениях XVII века мужские жилеты и кафтаны иной раз застегнуты на левую сторону. Тем не менее магия этого чисто формального различия имеет власть и над современным человеком.

Только понимая, насколько глубока традиция одежды как знака половой дифференциации, мы можем понять бурю страстей и протестов, какую в самое недавнее время вызывала мода на женские брюки. В противниках говорил инстинкт. Чем сильнее был протест, тем сильнее был и азарт моды. В иные годы женские модели с брюками составляли до семидесяти процентов всех публикаций в журналах, они являлись необходимой частью и вечерних туалетов, и нарядной одежды. Борьба за брюки закончилась полной победой слабого пола. И вот в самое последнее время в моде, вернее, в предложениях модельеров, наметилось явное снижение интереса к завоеванному. Не знаю, как дальше пойдет развитие моды, но страницы модных журналов хорошо иллюстрируют нынешнее настроение многих модниц, в том числе и молодых.

Кроме обозначения половой дифференциации, очень важной в любой культуре была роль одежды в качестве атрибутики семейного и возрастного статуса человека, особенно женщин. Самым недвусмысленным образом выделялись девочки-подростки, находящиеся под запретом проявления брачного интереса, затем девушки-невесты, наряд которых напрямую должен был приглашать соискателей - женихов, и наконец, наряд замужней женщины как "табу" для посторонних мужчин. У очень многих народов это разделение было связано с прической и головными уборами. У русских замужних крестьянок, носивших по традиции платок, никто и никогда не должен был увидеть даже пряди волос, это было так же стыдно, как если бы ее увидели вовсе голой. До сих пор живет слово - "опростоволоситься", т.е. показаться с непокрытыми волосами, в значении опозориться, попасть в унизительное, смешное положение. Эта норма в отношении причесок во многом общая у славянских народов и народов Азии, и видимо, эта символика относится к индоевропейской древности и к тому же имеет мистический смысл. Вот как, например, об этом говорится в одной из статей по семиотике, где автор разбирает тему на примере большого числа монгольских, среднеазиатских, кавказских и славянских сказок.

"Мотив распущенных женских волос с ярко выраженной функцией эротического знака часто встречается в литературе Востока…

За всем этим стоит ряд представлений, согласно которому заплетение женских волос, связывание и собирание их в прическу - есть знак сдерживания эротической энергии, знак воздержания, в то время как расплетение, распускание и расчесывание символизирует высвобождение этой энергии" [45, с.212].

Как всегда в ходе истории, древние ритуальные и магические действия приобретали характер условного знака, обязательного для употребления в однозначном прочтении, хотя со временем смысл его забывался. От всей сложной системы магических действий, сопровождающих вступление в брак, нам досталось в наследство обручальное кольцо. Обмен кольцами - когда-то часть магического ритуала, в результате которого гарантами взаимных обязательств становились высшие силы. Сейчас это - искусственное дополнение к фиксированию перед законом факта о браке, удостоверяемом личной подписью. Но тем не менее, как "знак", обручальное кольцо очень дорого женщинам. Если замужняя женщина сознательно не носит обручальное кольцо, то это, видимо, свидетельство крайне независимого и самостоятельного характера. Как видите, знаком может быть не только наличие символической вещи, но и ее отсутствие.

Другая древнейшая и важнейшая роль знаковой одежды - показатель богатства. В свое время одежда была не только знаком, но и самим богатством, имуществом, добычей, военным трофеем, наследством, приданым. Однако по мере того как менялось содержание понятия "богатство", под которым уже подразумевались не сундуки с добром, а средства производства (земля, капитал, предприятия), одежда все больше становилась уже не столько самим имуществом, сколько свидетельством существования невидимого состояния. Главным в системе этих знаков становилось уже не наличие каких-то дорогих вещей, сколько возможность тратить, менять их, транжирить, и это очень интересно и важно. Знаками престижа, богатства становится уже не вещь, а манипуляция с нею, возможность постоянной смены. Каждый следующий туалет должен был отличаться от предыдущего. Естественно, что творческая художественная деятельность в костюме искусственно стимулировалась, накапливались изменения, приводившие к все более быстрому моральному старению вполне новых вещей. Тем самым теряли престиж и выводились из привилегированного круга те, кто не мог менять костюмы достаточно часто. Это является еще одной из причин возникновения и функционирования моды.

Одежда всегда была отражением великой драмы "Человек и телец златой". Быть нарядным и часто менять наряды - значило считаться богатым. Жажда "обозначающего" становилась сильнее желания владеть "обозначаемым" - с древнейших времен, как свидетельствует литература, немало состояний было промотано на туалеты. Разорительный характер знака богатства язвительно подметила народная мудрость: "Если барин при цепочке, это значит - без часов". Расточительство в одежде долгое время было обязательной нормой высших социальных групп. А все остальные подражали им по мере возможности. Мудрым головам, лучшим представителям общества, такое поведение всегда казалось безумным. На поклонников моды, их страсть к роскоши обрушивались самые яростные обличения и красноречивые увещевания. Эффекта они не имели никакого, разве что самый кратковременный. Другого успеха удалось добиться монаху Саванароле, который в своих проповедях с таким пылом обрушился на сограждан - флорентийцев XV века, что сумел убедить их устроить "аутодафе красоты". На площади был разожжен костер, в который верующие бросали свои греховные наряды. В огне погибли, впрочем, не только роскошные одеяния, но и бесценные произведения искусства. В конце прошлого века Ф. Дишер, автор интересной работы "Мода и цинизм", признавал: "Надо быть глупцом, чтобы писать о модах, надеясь хоть сколько-нибудь содействовать исцелению всеобщего безумия" [18, с.2].

В функции знака богатства, его свидетельства - роль одежды в человеческих отношениях становится не слишком привлекательной. Одежда и мода становятся как бы соучастниками преступлений и орудиями творимого "златым тельцом" зла. На счету моды - тщеславие, зависть, подмена истинных человеческих ценностей - ложными, а также бесчисленные страдания тех, чьим трудом оплачивалась вся роскошь, и тех, чьими руками она изготовлялась. "На ваших плечах не рубаха, а голод и пение швей", - сказал Эдуард Багрицкий в "Песне о рубашке". Но, сами по себе, одежда и мода не были злом - они лишь выступали как знак, отражение существовавшего зла. И еще надо сказать, что настоящие шедевры искусства костюма, а значит - таланта и взлета мысли были созданы на этом пути зла. И если над фатой "три сотни фландрских мастериц ослепли" (М. Цветаева), то мы не только восхищаемся этой фатой в музее, но и воспроизводим ее узоры (насколько возможно, конечно) в современных изделиях, получаемых гораздо более гуманным способом. К слову, подлинных шедевров искусства костюма сохранилось немного, но есть богатейшая галерея их "портретов" - во всем мировом изобразительном искусстве. И это бесценное культурное наследие.

Хотелось бы обратить внимание еще на одну мысль.

Отказавшись от традиционной "знаковой" одежды, которая была как бы постоянной характеристикой человека, мы шире, чем когда-либо прежде, пользуемся в наши дни различными униформами. Их множество: школьная, военная, железнодорожная, медицинская, фирменная, одежда официантов, продавцов, служителей культа. Здесь знаковый характер одежды обнажен и открыто демонстративен, но в одних случаях эти знаки временные и "частичные", они обозначают только выполняемые человеком обязанности и служат для удобства общения в данный момент с клиентами (например, костюм официанта), в других случаях форма подразумевает и глубокую внутреннюю перестройку. Как радуются первой школьной форме первоклассники и как ненавидят почти все старшеклассники! Для них борьба с формой, ее отрицание еще совсем недавно было символом и взрослости, и независимости, и выхода из-под контроля ограничивающих норм поведения, важной ступенькой самостоятельности.

Идеальным воплощением одежды, как "знаковой системы", является, безусловно, военная форма. Она передает полностью только необходимую информацию, причем подразумевается, что никакие иные сведения о личности не нужны. Форма помогает освоению роли и подчинению обязанностям, налагаемым ролью. Без формы любая армия сразу же станет ополчением. Там, где для успешного достижения определенных целей люди должны действовать вместе, форма облегчает эту нелегкую задачу.

Если у государства или у правительства возникает задача подчинить человека, превратить его в "винтик", людей неизбежно лишают права на индивидуальные или даже групповые различия в одежде.

Но есть и другое ее назначение. Одежда, существующая для передачи информации другим, не менее важна и как средство убеждения в желаемых представлениях о самом себе у своего владельца. Она не только корректирует поведение окружающих по отношению к человеку, но и его собственное отношение к себе и поведение. Кто из женщин не знает, как мгновенно исправляет дурное настроение, подавленное состояние духа новое красивое платье?"Ты молода, красива, привлекательна, не хуже других, ты можешь нравиться, тебя ждет праздник", - говорит отражающийся в зеркале костюм.

Превращаясь в знак, символ, одежда помогает человеку "входить в роль". Чем разнообразнее и свободнее выбор ролей, который предлагает наш великий театр жизни, тем разнообразнее, прихотливее и точнее становятся знаки, заключенные в наших одеждах, и тем больше потребность общества в этом "языковом изобилии", в немыслимом калейдоскопе форм, красок, образных решений, которые предлагает современная мода человечеству.

Раздел II. Мода в современном социокультурном пространстве

2.1. Творчество великих модельеров ХХ века. Тенденции развития современной индустрии моды

Из немыслимого катаклизма первой мировой войны Европа вышла неузнаваемой. Изменилось все и, разумеется, одежда. Стремление к большей функциональности, удобству костюма, которое в предвоенные годы с трудом прокладывало себе путь, преодолевая сопротивление традиции "недейственного" костюма высших классов, наконец получило возможность реализоваться в условиях "немыслимого быта". Конечно, о моде во время войны не говорят, ею, кажется, некому и некогда заниматься. Дома моделей покинули Париж или закрылись, бросив своих заказчиц "на произвол судьбы" и тем самым поставив их перед необходимостью самим решать, как приспособить одежду к новым условиям, новому образу жизни. Новым в этом образе жизни было то, что женщинам пришлось занять рабочие места воюющих мужчин, освоить многие мужские профессии. Оказалось, что это вполне по плечу прекрасному полу и что не такой уж он и слабый. Женщины-парижанки не только успешно выполняли самую разнообразную работу, но покинутые своими диктаторами и наставниками, которые столько лет решали, как им надлежит выглядеть, справились с задачей создания принципиально нового стиля одежды со смелостью, достойной удивления. Новый художественный образ костюма был создан коллективно и анонимно.

"Женщины военного периода стремятся сами создать свой облик, отвечающий запросам их времени и жизни. Самыми смелыми были француженки-парижанки, которые отказались от слишком широких одежд предыдущих лет, сделали их еще более короткими, упростили силуэт и остригли волосы. Такой облик женщины был настолько нов и неожидан, что дома моделей, возвратившиеся в Париж после окончания войны, были поражены внешним обликом своих бывших заказчиц" [42, с.167].

Родился образ - "гарсонка" - это и стиль в одежде, и новый тип женщины. Перевести это слово нельзя, так как в русском языке от слова "мальчик" невозможно образовать женский род, "мальчишка", "мальчишечка" - все равно остаются мужской род. Впрочем, придуман довольно точный и остроумный русскоязычный вариант этого слова - "пацанка".

Для понятия сути моды интересно и важно отметить, что она оказывается способной в своем творчестве обойтись без услуг ею же самой созданной профессиональной структуры. При определенных условиях мода реализуется в коллективном творчестве. Нечто подобное было и во время Великой французской революции, когда женщины-патриотки, участницы боев на баррикадах, быстро и минимальными средствами "отредактировали" свой костюм, придав ему новый, убедительно решенный облик. Но в силу дальнейших событий он не оказал влияния на последовавшую смену моды.

Результаты коллективного "модотворчества" во время мировой войны легли в основу послевоенной работы профессионалов. Мужчин реформа костюма почти не коснулась, их одежда в общем-то уже была достаточно приспособлена к формирующемуся стилю социального бытия, не так уж сильно оно для мужчин и изменилось. Возвратившимся к своим обязанностям кутюрье понадобилось всего несколько лет, чтобы окончательно сформировать то, что мы можем уже считать современной одеждой.

Но приспособиться удалось не всем. Великий Поль Пуаре, властитель мира парижской моды, сменивший на этом троне умершего в 1895 году Ворта (Пуаре начал работать в фирме его сыновей-наследников), смелый новатор, точнее всех чувствовавший дух времени, не понял того, что произошло. Его творения оставались столь же прекрасными, совершенными в художественном отношении, но даже богатые женщины носить их уже не хотели, потому что рациональная, практичная одежда, перестав быть вынужденно необходимой, стала модной. Почувствовав прелесть независимости и равенства с мужчинами, женщины немедленно отказались от мишуры, от райского оперения дорогой птички в клетке. Разорившись, в 1929 году Пуаре закрыл свой дом моделей и, после долгих лет настоящей нищеты, в 1944 году умер всеми забытый в больнице для бедных.