КонфЭмоции22 (Басовый ключ, творог и мебельный склад как «эмоциональные отдушины» в венгерском языке)

Басовый ключ, творог и мебельный склад как «эмоциональные

отдушины » в венгерском языке

Bass clef, curds and furniture warehouse as an „emotional vent” in Hungarian

Аннотация

В статье рассматриваются примеры эвфемистических замен обсценных выражений (basszuskulcs ― ‘басовый ключ’, túró ― ‘творог’, bútorraktár ― ‘мебельный склад’) и некоторые другие способы «выпускания пара» в современном венгерском дискурсе, особенности употребления идиом с функцией «эмоциональной отдушины». Прилагается небольшой список таких единиц, а также краткий обзор современной венгерской фразеографии.

The paper discusses the use of Hungarian idioms and words basszuskulcs ― ‘bass clef’, túró ― ‘curd’, bútorraktár ― ‘furniture warehouse’ as euphemisms, as well as similar “emotional vent” idioms in Hungarian. The paper includes a list of frequent idioms functioning as “vents” in Hungarian, and the annex comprises an overview of the new Hungarian idiomatic lexicography.

Ключевые слова

Идиомы, эмоции, «эмоциональные отдушины»

Idioms, emotions, „emotional vent”

1. Эмоции, идиомы и «эмоциональные отдушины»

Целью настоящей работы является краткий обзор венгерских источников, в которых отражена специфическая область фразеологии. Это, с одной стороны, такие фразеологические (или фразео-лексические) единицы, которые широко используются в современном венгерском языке в качестве «замены» единиц т.н. субстандарта, обсценных слов и выражений, мата. С другой стороны, это могут быть и не связанные с ругательствами (матом) слова и выражения. При этом мы сосредоточились на единицах, имеющих отношение к эмоциональной сфере человека. Поскольку речь не всегда идет об эвфемизации мата, мы будем использовать в качестве рабочей модели метафорическое определение подобных единиц, предложенное А. Н. Барановым и Д. О. Добровольским, — «эмоциональные отдушины» или «эмоциональные предохранители». В главе «Идиомы как фактор стабилизации эмоционального состояния» [Баранов, Добровольский 2008: 90―91] авторы известной книги пишут, что «в парадигмальных контекстах связь между эмоцией и идиомой-отдушиной очень сильна, например, в ситуации попадания молотком по пальцу» [там же: 91].

Проверять этот тезис экспериментальным путем (т.е. молотком по пальцу) мы не будем, т.к. языковая реакция может быть не всегда адекватной сразу по ряду причин. Первое: выбор языкового кода, т.е. родной русский или «чужой», например, венгерский язык (хорошо известен факт, что франкоязычные канадцы прилюдно ругаются скорее по-английски). Второе: параметры ситуации (молотком по пальцу в одиночестве или при свидетелях, их состав, например ― члены семьи / дети / женщины ― или на стройке в мужском обществе); сила удара и соответственно боли и т.д. Третье: мы не уверены, что спонтанная языковая реакция будет иметь именно идиоматический характер и приведет именно к «стабилизации» эмоционального состояния «пострадавшего» и т.д. Оставляя в стороне эти умозрительные причины, можем предположить, что «в ситуации попадания молотком по пальцу» автор данной статьи воскликнул / вскричал / заорал (бы) по-русски что-то вроде: Б...ДЬ / БЛЯ / БЛИН / БЛЯХА-МУХА или ― йокарный / ёкарный бабай и т.п.; по-венгерски: basszus / basszuskulcs (букв. ‘бас /басовый ключ’ / ‘bass clef’ / Bassschlüssel), при сильном же ударе: A kurva életbe! (букв. ‘в (с)курвенную жизнь!’), а по-чешски (при слабом ударе), например, Kurník! (букв. ‘курятник’).

Как известно, отдушина — это отверстие для выхода воздуха или то, что дает выход каким-либо чувствам, стремлениям, настроениям. Такой отдушиной в русском может являться, например, грёбаный Экибастуз, японский городовой / магнитофон, ёшкин кот, бляха-муха, ядрёна вошь и ряд других ФЕ-«заменителей». Так, фраза грёбаный Экибастуз обычно определяется как простонародный эвфемизм, который употребляется при выражении возмущения, гнева или вообще любой сильной эмоции: Очутившись внизу, я первым делом бросил взгляд в ту сторону, куда побежала Дженнифер. И виртуозно выругался: Грёбаный Экибастуз! На девку навалились два быка и уже заламывали ей руки (В. Д. Гладкий, «Невеста из USA», 2007) [НКРЯ].

Мы должны сразу оговориться, что связь эмоций с идиоматикой видится нам настолько сложной, многогранной, неоднозначной, что в рамках настоящей статьи это практически исключает попытки делать какие-то выводы. Проблемным прежде всего видится соответствие / несоответствие самого эмоционального переживания и языковой реакции на него. Если языковая реакция имеет идиоматический (в широком смысле) характер, то она, как правило, «коллективно обусловлена», т.к. фразеологическая единица, идиома — это общественный, коллективный продукт. Таким образом, здесь индивидуальная эмоция находит выплеск в форме узуальной для данного языкового коллектива фразео-лексической единицы. С другой стороны, даже групповая, «предсказуемая» эмоция (болельщики на стадионе, демонстрация протеста и т.п.), сопровождаемая теми или иными языковыми реакциями (Судью на мыло!), переживается каждым членом некой социальной группы индивидуальным образом.

В качестве иллюстрации приведем примеры с названием других городов РФ (Экибастуз — город в Павлодарской области России), а именно — Урюпинска и Бобруйска. Понятно, что словосочетание Мисс Урюпинск не является ни идиомой, ни другой ФЕ русского языка, но этот окказионализм способен вызвать у носителя русского языка, знакомого с прецедентным анекдотом, массу сложных, противоречивых ассоциаций и эмоциональных реакций (от смеха до ностальгии и тоски). Достаточно обратить внимание на название статьи, из которой взят пример: в определенной ситуации вырванная из контекста культового анекдота «крылатая фраза» Брошу всё и уеду в Урюпинск тоже может стать «эмоциональной отдушиной». Это делает однозначную интерпретацию данного языкового факта (выражения Мисс Урюпинск), на наш взгляд, крайне затруднительной:

Это только из Москвы, Петербурга, Кызыла, Нарьян-Мара или еще какого города с обычным названием кажется, что «Мисс Урюпинск » ― это смешно. На самом деле город Урюпинск ― это вовсе не сонное царство российской провинции. Он бодр, красив, экономически преуспевающ и в чем-то даже велик (Дмитрий Соколов-Митрич. Мисс Урюпинская Вселенная. Специальные корреспонденты «Известий» бросили все и уехали в Урюпинск. На конкурс красоты (2002)) // «Известия», 2002.09.26.

Другой известный пример взят нами из т. н. «языка падонков»: В Бабруйск, жЫвотное! Его, в частности, описывает журналист Ксения Новожилова в статье Почему “падонки” прицепились к Бобруйску? (//https://news.tut.by/kaleidoscope/73788.html), отмечая важный (для фразеологии) факт, а именно — «вторую жизнь» фразеологических единиц, например, такое индивидуальное «фразео-творчество», как антипословицы:

А уж сколько крылатых фраз о Бобруйске заполонило в последнее время Рунет (российский Интернет)! Все дороги ведут в Бобруйск, Всякое жЫвотное свой Бобруйск хвалит… Ну а самый популярный анекдот — это телеграмма: Бобруйск переполнен. Возвращаюсь. Жывотное.

1. Басовый ключ

В современном венгерском разговорном языке имеются такие фраземы, для которых несложно подобрать эквивалент и в русском языке, например: Дурак или родом так? — Jó hülyének lenni? (букв. ‘хорошо быть дураком?’), Проклятые рудники! — Átkozott tüdőbaj! (букв. ‘проклятая чахотка!’) и др. Такие ФЕ сегодня уже фиксируются новыми венгерскими словарями [Bárdosi 2003; Forgács 2003], которые классифицируют данный тип ФЕ с помощью квази-терминологических композит szólásmondás (букв. szólás — фраза / выражение / поговорка / оборот / ФЕ, и mondás — изречение / афоризм) или helyzetmondat (букв. helyzet — ‘ситуация’, mondat — предложение / фраза). В русской терминологии это соответствует, скорее всего, речевым формулам; в чешской школе Ф. Чермака их называют фраземами-пропозициями. Однако фраземы-отдушины в венгерском языке могут иметь и ряд других форм или структур. Одной из особенностей венгерской фразеологии является наличие т.н. лексических фразем, т.е. фразем-композит, формально — сложных слов, которые обычно соответствуют в других языках фраземам-словосочетаниям. О проблемах подхода к «однословной фразеологии» мы уже писали в нескольких работах [см. напр. Федосов 2002], а сейчас приведем лишь пару примеров: bűnbak = козел отпущения / aranybánya = золотое дно / kékvér = голубая кровь и т.д. Эти примеры нужны для того, чтобы — переходя к нашей непосредственной теме — представить, пожалуй, наиболее популярную фразему-отдушину: basszuskulcs (букв. ‘басовый ключ’, где «по случайности» венгерская лексема kulcs — славянского происхождения). Словари определяют эту ФЕ гибридным квази-термином “mondatszó” (букв. ‘предложение + слово’), но по характеру употребления эта эвфемистическая замена является типичной речевой формулой. Приведем примеры ее употребления в дискурсе:

Basszuskulcs, még mindig nincs kész a munka! (букв. ‘Басовый ключ, а работа-то до сих пор не готова!’); Basszuskulcs, leégett a sütemény! (букв. ‘Басовый ключ, пирог сгорел!’). Выражение это происходит от одного из самых распространенных обсценных глаголов: bassza meg (káromkodás — ‘мат, ругательство’, эквивалент русского глагола е...ть или английского f..ck, здесь в форме императива 3-го л. ед.ч.), и основано прежде всего на созвучии обсценного глагола со словом basszus (букв. ‘бас’). Широкая распространенность и высокая частотность этого эвфемизма, очевидно, связаны с его абсурдной «интеллектуальностью», т.к. в стандарте basszuskulcs — это музыкальный термин, специальное значение которого вряд ли известно тем носителям языка, которые не имеют музыкального образования. Из-за своего характера эта эвфемистическая «отдушина» звучит в современной Венгрии на каждом шагу, дома и на улице, в общественном транспорте и в дружеской компании и т.д. Грубость и обсценный смысл исходного ругательства стерты до такой степени, что это выражение, пожалуй, встречается чаще в языке женщин (кроме откровенно пожилых), девочек, девушек, чем мужчин. Высокая частотность, однако, может иметь и более глубокие корни. Сам обсценный глагол (особенно в приведенной выше форме императива) также весьма активен, например, «в ситуации сильного удара молотком по пальцу», и характерен, естественно, скорее для языка мужчин (типичная, каждодневная ситуация употребления в языке мужчин — дорожный конфликт между водителями). Но мы можем предположить также и влияние «исторической памяти»: этот обсценный глагол в венгерском языке имеет древнее происхождение и являлся на протяжении многих сотен лет основой бесчисленного количества ругательств-проклятий, часто в форме довольно сложных («виртуозных») словосочетаний. Об этом свидетельствует, в частности, довольно редкий источник, словарь ругательств XVIII—XIX вв. одной из областей т.н. «исторической Венгрии» (сегодня это территория Словакии) Gömöri káromkodások könyve [Zsupos 2010], т.е. ‘Книга ругательств области Гюмюр’. Собранный фольклористами материал основан на архивных данных: в нем документально зафиксированны ругательства из протоколов допросов и судебных преследований людей, привлеченных к ответственности светскими или духовными властями именно за брань / ругань / богохульство (káromkodás, szitkozódás, átkozódás). (Кстати, этимологически связанные с русским ругаться чешские глагол rouhati se и существительное rouhačství означают ‘кощунствовать / богохульство’.) Вот несколько старых венгерских примеров с попыткой дословного перевода:

Basom Atta Teremtette az Anyád fel feszíttetett lelkét is (1752, Tornallya — здесь указываются год и место судебного разбирательства) — [Zsupos 2010: 95] = ‘Е..у распятую душу твоей чертом сотворенной матери’.

Baszom a Disznó Hunczvut Lelket … (1779, Berzéte) — [Zsupos 2010: 90] = ‘Е..у (твою) лукавую свиную душу’.

baszom a Szontágh Gyula taknyos szolgabíró lelkét (1841, Csetnek) — [Zsupos 2010: 154] = ‘Е..у сопливую душу исправника Дюлы Сонтага’.

Достаточно заметить, что в указанном словаре только ругательства с компонентами baszom, bassza meg, baszd meg, bazd meg, baszomadta, baszomadtával и др. занимают около 90 страниц объемного издания.

1. Творог

Идиомы с функцией «отдушины» с компонентом túró (‘творог’) типа Menj a túróba! Egy nagy túró! Mi a túró? (букв. ‘Иди / пошел в творог!’, ‘Один большой творог!’, ‘Что за творог?’) сегодня уже фиксируются во фразеологических словарях [Forgács 2003: 747]. В стандартном толковом словаре, однако, в статьях túró и túrós (túrós — это и ‘творожный’, и ‘творожник’, ‘пирог с творогом, ватрушка’, т.е. то, что делается из творога или с творогом) уже приводятся и фразеологические значения этих лексем: в форме вин. пад. Túrót! Túróst! Эти восклицания выражают отрицание, отказ, отклонение чьего-то предложения [MÉK 1985: 1414]. Распространенным разговорным (сленговым, скорее, молодежным) вариантом является композита lótúró (букв. ‘лошадь + творог’, т.е. ‘лошадиный творог’), которая используется либо как выражение отрицания (подобным образом, как «простой творог»), либо для выражения смысла ‘ничего / пустое место / нечто неизвестное или непонятное’, т.е. нечто в смысле русского Ничего — это дохлая лошадь. Примеры:

Mi a lótúró az-az EMMI? (примерно: ‘Что за хрень это ЭММИ?’). EMMI — новая аббревиатура для т.н. министерства людских ресурсов, которое было создано как «топ-министерство» вместо привычных ранее, раздельных министерств образования, здравохранения, труда;