В тех же случаях, когда реципиент считает, что смысл сооб­щения раскрыт им правильно, возможно объективное несовпадение этого смысла с Са и/или с наиболее вероятной в языке интерпре­тацией сообщения – нормативно выделенной подсистемой значения ЯВ, которую можно назвать смыслом относительно языка (Ся).

В языке критерии выделения Ся должны быть объективными, например синтаксическими. Так, наиболее вероятная (нормативная) в русс­ком языке трактовка фразы Мать любит дочь определяется поряд­ком слов: мать – субъект, дочь – объект. Можно считать, что значение данного выражения включает и другую, менее вероятную интерпретацию (которую следовало бы выразить фразой Дочь любит мать) и предположить, что эта интерпретация соответствует Са. Ср может в данном случае совпасть либо с Ся, либо с Са.

Таким образом, Са – «то, что хотел сказать автор сообще­ния», Ся – «то, что сказано», и Ср – «то, что понял реципиент», вообще говоря могут не совпадать. Если Ср совпадает с Са, реци­пиент понял сообщение правильно относительно автора, если же Ср совпадает с Ся – объективно правильно. Субъективно правильное понимание имеет место в том случае, когда Ср релевантен текущей деятельности реципиента, когда реципиент сумел извлечь из полу­ченного сообщения ценную для себя информацию.

Введенные критерии правильности независимы – понимание правильное в одном аспекте, может быть правильным и в других, а может и не быть таковым. Причем правильность трактуется как со­относительная характеристика процесса понимания. Понимание мо­жет быть правильным (или неправильным) лишь по отношению к не­которому «судие»: автору сообщения, языку, деятельности реципи­ента. В то же время при совпадении (близости) Са, Ся и Ср можно говорить и об абсолютно правильном понимании. Здесь, правда, возникает уже упоминавшаяся в связи с синонимией проблема опи­сания «пространства смыслов» – причем, общего для собеседников (!) – и задания его «метрики». В пространстве смыслов, наряду с правильностью понимания, характеризующей корреляцию наиболее существенных аспектов значения, можно было бы рассматривать и полноту понимания – меру близости объемов смыслов.

Для того, чтобы добиться правильного понимания адресуемых ему сообщений, каждый из участников процесса общения должен располагать информацией об определяющей предмет общения проб­лемной среде, о языке (эта информация представлена в его ИЯМ), о собеседнике, в том числе и об используемой им ИЯМ, и о себе. Эта информация соответствует глобальному контексту общения.

Естественно, что при обработке очередного сообщения (от­дельной фразы, абзаца и т.п.) важную роль играет и информация, почерпнутая из предшествующих сообщений (из локального контекс­та). Именно учет глобального и локального контекстов: предмета обсуждения, собственных целей и целей собеседника, языковых и внеязыковых связей между отдельными сообщениями – и помогает реципиенту приписать очередному сообщению наиболее уместную ин­терпретацию, то есть правильно понять его.

Установив, о чем идет речь в сообщении, как должна быть использована содержащаяся в нем информация, реципиент может от­носительно легко разрешать проблемы, возникающие при анализе чисто знаковых (синтаксических) отношений, определяющих струк­туру сообщения.

Иллюстрирует эти возможности способность человека:

1) выбирать «наиболее разумную» интерпретацию сообщения, от­сеивая интерпретации неестественные (но формально допустимые): За безбилетный проезд и провоз одного места багажа взимается штраф 1 рубль, Сведения о войсках противника, которые помога­ли нашим партизанам, В черных костюмах выступают наши фигу­ристы, которые отделаны красными и зелеными цветами;

2) понимать неграмматичные (ошибочные) конструкции: Ошбика вслове лектор, В аудиторию вошли лектора [следует: лекторы], Предоставить [следует: представить] справку в бухгалтерию – и грамматически неоформленные квазифразы типа: ребен- спа- комнат- шир- распах- окн-;

3) определять по контексту достаточные с точки зрения текуще­го этапа общения аспекты значений и функциональные роли в текс­те незнакомых слов и конструкций. Читатель «Алисы в Зазеркалье», например, достаточно ясно представляет себе, что произошло с головой Бармаглота (... Взы-взы – стрижает меч, Ува! Ува! И голова Барабардает с плеч!), хотя и не знает семантическое и сигматическое значения незнакомого глагола барабардать.

Примечательно, что ориентация на «высшие» аспекты значения (сигматический, семантический и прагматический), то есть на внеязыковые связи знака характерна и для более частных видов речевой деятельности. Так, согласно данным психолингвистики и при выборе слов из долговременной памяти человек ориен­тируется в первую очередь на их семантические значения и связи. Использование других критериев, звукового сходства, например, свидетельствует либо о невозможности обращения к семантическому уровню (незнание семантического значения слова), либо о наруше­нии психической деятельности (шизофрения).

В этой связи можно вспомнить знаменитую фразу Л.В.Щербы Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка. Невоз­можность установить сигматические и семантические отношения квазислов этой фразы заставляет человека при ее анализе обра­титься к чисто знаковым (синтаксическим) отношениям. Предполагая грамматическую корректность фразы, можно исследовать ее синтак­сические свойства: порядок слов, словоизменение, словообразова­ние (бокр ↔ бокр-енок). Определенные ассоциации могут воз­никнуть и при анализе знаковой (звуковой) структуры корневых морфем. Так, глокость может показаться кому-то очень нехоро­шим качеством, а глагол кудрячить может ассоциироваться либо с существительным кудри, либо с глаголами корчить или ко­рячить, либо с названием встроенной функции CDR (рекомендуется произносить «кудр») языка Лисп.

Несомненно, «высшие» аспекты значения передаются с помощью знаковых (синтаксических) средств, а проникнуть на эти «высшие» уровни не удается, не начав анализа структуры сообщения. Однако можно предположить, что по мере раскрытия внеязыковых связей знаков – даже до завершения анализа синтаксической структуры сообщения в целом – происходит переход на уровень информацион­ной модели описываемой ситуации. Причем выявляемая информация (семантическая, сигматическая, прагматическая) не только попол­няет эту модель, но и управляет дальнейшим анализом текста.

Проблема речевых ошибок

Использование естественного языка в качестве средства общения (речевая деятельность человека) неизбежно сопровождается теми или иными нарушениями языковых правил. Такие нарушения – вне зависимости от того, обусловлены они неполнотой знаний человека о языке или же явлениями подсознания или случайными сенсомоторными «сбоями» (описки, опечатки, оговорки) – мы будем называть речевыми ошибками.

Обнаружить речевую ошибку не всегда просто. Действительно, для получателя сообщения (реципиента) внешним признаком речевой ошибки служит появление в тексте какой-либо незнакомой ему речевой единицы. Однако такая «подозреваемая» речевая единица может оказаться и правильной конструкцией или формой (например, просторечным вариантом или термином), не знакомой реципиенту.

С другой стороны, абсолютно правильная на первый взгляд единица может быть ошибкой, обнаружить которую удается лишь на «высших» этапах анализа. Так, в предложении: Пуск ракеты осуществляется нажатием краской кнопки – все слова известны, синтаксические связи правильны; опечатка обнаруживается только на семантическом/смысловом уровне.

Если одним из участников общения является компьютерная система (система автоматической обработки текста – АОТ-система), положение становится еще более сложным. И лингвистические знания, и интеллектуальные способности (в том числе – в плане работы с языком) такого «собеседника» пока весьма скромны.

Отметим еще одно обстоятельство. Как бы ни разнились характер использования и назначение АОТ-систем (системы машинного перевода, работающие в пакетном режиме; системы обеспечения диалога с машиной на естественном языке), оснащение их средствами обнаружения и исправления речевых ошибок повышает устойчивость и эффективность функционирования таких систем, облегчает (в случае диалоговых систем) процесс общения человека с ЭВМ.

Классификация речевых ошибок

Первый критерий классификации речевых ошибок (в соответствии с которым ошибки подразделяются на мотивированные и случайные), связан с упоминавшимся понятием индивидуальной языковой модели. Субъективное преломление языка (как знаковой системы социального уровня) в процессе его усвоения приводит к тому, что в ИЯМ не попадают (или попадают в искаженном варианте) некоторые языковые единицы и правила языка.

Поэтому в речи конкретных носителей языка начинают проявляться некоторые индивидуальные особенности, либо вступающие в противоречие с языковыми нормами, либо нет.

В первом случае мы имеем дело с мотивированными речевыми ошибками – точнее, с ошибками, мотивированными особенностями ИЯМ конкретного носителя языка (автора текста). К ошибкам такого рода относятся, например, ошибки в словоизменении (контейнерá – в форме именительного падежа множественного числа), орфографические ошибки в основах (еденица), некоторые пунктуационные ошибки, смешение слов-паронимов (представить – предоставить), нарушение лексической сочетаемости (делать горе), искажение фразеологизмов (не так страшен черт, как его малютки).

Ошибки, обусловленные внешними по отношению к ИЯМ факторами: сбой речевого аппарата человека, несвоевременное переключение регистра клавиатуры, нажатие соседней клавиши, сбой на линии связи с ЭВМ – мы будем называть случайными. Как правило, мотивированные речевые ошибки регулярно повторяются в речи носителя языка, а случайные ошибки могут как повторяться (например, при западании клавиши), так и не повторяться. Отметим, что иногда отличить случайную ошибку от мотивированной сложно. Так, употребление слова представить вместо предоставить в контексте представлено право может быть или результатом случайной ошибки (пропуск буквы), или результатом мотивированной ошибки (смешения паронимов).

Мотивированные речевые ошибки могут различаться степенью серьезности (грамматичности). Помимо серьезных, абсолютно недопустимых грамматических ошибок – типа орфографических ошибок в основах или смешения слов – возможны и ошибки, в результате которых появляются «полуграмматичные» формы (контейнерá, сидевши), которые имеют в словарях стилистические пометы: просторечное, устарелое, разговорное, областное и др.

Следующий критерий классификации ошибок (мотивированных и случайных) связан с языковыми уровнями, нормы (правила) которых оказываются нарушенными в результате речевых ошибок. В соответствии с этим критерием речевые ошибки можно классифицировать так:

1) орфографические ошибки: пропуск одной буквы, замена одной буквы, перестановка двух рядом стоящих букв, одна лишняя буква (отдельно может рассматриваться случай удвоения буквы), замена буквы русского алфавита буквой латиницы и др.;

2) морфологические (словоизменительный уровень) ошибки: ошибки в окончаниях (флексиях) при склонении и спряжении слов (рассматриваются различные подклассы таких ошибок), употребление отсутствующих в языке форм слов, несоблюдение правил чередования в основе, употребление незнакомых вариантов слов, испытывающих колебания в роде, одушевленности;

3) синтаксические ошибки: ошибки в моделях управления слов-предикатов, пунктуационные ошибки, нарушение обычного порядка слов (в том числе, в устойчивых словосочетаниях), вставка пробела внутрь слова, пропуск пробела (в том числе, случаи слитного и раздельного написания частиц не и ни);

4) лексико-семантические ошибки: употребление слов в необычном значении, нарушение лексической сочетаемости, семантические противоречия.

Общение человека с системой ИИ (естественный язык и естественность общения)

Наиболее существенными и привлекательными (в контексте за­дачи общения с системой ИИ) свойствами ЕЯ являются: