Аристотель. О мире. Фрагменты Метафизики., страница 3

мысли, соприкасаясь с ним и мысля его, так что ум и предмет его - одно и то

же. Ибо то, что способно принимать в себя предмет мысли и сущность, есть ум;

а деятелен он, когда обладает предметом мысли , так что божественное в нем -

это, надо полагать, скорее само обладание, нежели способность к нему, и

умозрение - самое приятное и самое лучшее. Если же богу всегда так хорошо,

как нам иногда, то это достойно удивления; если же лучше, то это достойно

еще большего удивления. И именно так пребывает он. И жизнь поистине присуща

ему, ибо деятельность ума - это жизнь, а бог есть деятельность; и

деятельность его, какова она сама по себе, есть самая лучшая и вечная жизнь.

Мы говорим поэтому, что бог есть вечное, наилучшее живое существо, так что

ему присущи жизнь и непрерывное и вечное существование, и именно это есть

бог.

Неправильно мнение тех, кто, как пифагорейцы Спевсипп, полагает, что

самое прекрасное и лучшее принадлежит не началу, поскольку начала растений и

животных хотя и причины, но прекрасно и совершенно лишь то, что порождено

этими началами. Неправильно потому, что семя происходит от того, что

предшествует ему и обладает законченностью, и первое - это не семя, а нечто

законченное; так, можно сказать, что человек раньше семени - не тот, который

возник из этого семени, а другой, от которого это семя.

Таким образом, из сказанного ясно, что есть вечная, неподвижная и

обособленная от чувственно воспринимаемых вещей сущность; показано также,

что эта сущность не может иметь какую-либо величину, она лишена частей и

неделима (ибо она движет неограниченное время, между тем ничто ограниченное

не обладает безграничной способностью; а так как всякая величина либо

безгранична, либо ограниченна, то ограниченной величины эта сущность не

может иметь по указанной причине, а неограниченной - потому, что вообще

никакой неограниченной величины нет ); с другой стороны, показано также, что

эта сущность не подвержена ничему и неизменна, ибо все другие движения -

нечто последующее по отношению к пространственному движению . Относительно

всего этого ясно, почему дело обстоит именно таким образом.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

А относительно [высшего] ума возникают некоторые вопросы. Он

представляется наиболее божественным из всего являющегося нам, но каким

образом он таков, на этот вопрос ответить трудно. В самом деле, если он

ничего не мыслит, а подобен спящему, то в чем его достоинство? Если же он

мыслит, но это зависит от чего-то другого (ибо тогда то, что составляет его

сущность, было бы не мыслью, а способностью [мыслить]), то он не лучшая

сущность: ведь ценность придает ему мышление. Далее, будет ли составлять его

сущность ум или само мышление, что же именно мыслит он? Либо сам себя, либо

что-то другое; и если что-то другое, то или всегда одно и то же, или разное.

Так вот, есть ли здесь разница или это все равно, мыслить ли прекрасное или

все что угодно? Не нелепо ли мыслить некоторые вещи? Таким образом, ясно,

что ум мыслит самое божественное и самое достойное и не подвержен

изменениям, ибо изменение его было бы изменением к худшему, и это уже

некоторое движение. - Итак, во-первых, если ум есть не деятельность

мышления, а способность к ней, то, естественно, непрерывность мышления была

бы для него затруднительна. Во-вторых, ясно, что существовало бы нечто

другое, более достойное, нежели ум, а именно постигаемое мыслью. Ибо и

мышление и мысль присущи и тому, кто мыслит наихудшее. Так что если этого

надо избегать (ведь иные вещи лучше не видеть, нежели видеть), то мысль не

была бы наилучшим. Следовательно, ум мыслит сам себя, если только он

превосходнейшее и мышление его есть мышление о мышлении. Однако совершенно

очевидно, что знание, чувственное восприятие, мнение и размышление всегда

направлены на другое, а на себя лишь мимоходом. И если, наконец, мыслить и

быть мыслимым не одно и то же, то на основании чего из них уму присуще

благо? Ведь быть мыслью и быть постигаемым мыслью не одно и то же. Но не

есть ли в некоторых случаях само знание предмет [знания]: в знании о

творчестве предмет - сущность, взятая без материи, и суть бытия, в знании

умозрительном - определение и мышление. Поскольку, следовательно,

постигаемое мыслью и ум не отличны друг от друга у того, что не имеет

материи, то они будут одно и то же, и мысль будет составлять одно с

постигаемым мыслью.

Кроме того, остается вопрос: есть ли постигаемое мыслью нечто

составное? Если да, то мысль изменялась бы, переходя от одной части целого к

другой. Но разве то, что не имеет материи, не неделимо? Так же как обстоит

дело с человеческим умом, который направлен на составное , в течение

определенного времени (у него благо не в этой или другой части [его

предмета], а лучшее, будучи чем-то отличным от него, у него-в некотором

целом), точно так же обстоит дело с [божественным] мышлением, которое

направлено на само себя, на протяжении всей вечности.

Вопросы к тексту:

1. Что Аристотель понимает под «формой» и «материей» вещи?

2. Как Аристотель понимает движение?

3. Первая сущность, которая движет все остальное, каким образом она все движет?