157086 (Системы реагирования на домашнее насилие: опыт США)

Системы реагирования на домашнее насилие: опыт США

Лысова А.В., Щитов Н.Г., Институт психологии, педагогики и социальной работы Дальневосточного государственного университета

Домашнее насилие, существующее со времени возникновения семьи [1, p. 5-6], стало национальной проблемой современных демократических обществ. В США с 1960-х годов ею занимается целый ряд ведущих социальных институтов1. В России о домашнем насилии впервые заговорили публично в середине 1990-х годов после Всемирной конференции по положению женщин в Пекине [3, c. 388]; к концу десятилетия стали появляться первые научные исследования данного феномена и попытки соответствующего реформирования социальной политики и законодательства, которые, к сожалению, нельзя считать успешными. Так, например, в России не было проведено ни одного национального репрезентативного исследования по выявлению масштабов и особенностей насилия в семьях. Сегодня как в научной литературе, так и в средствах массовой информации можно встретить разные, часто противоречащие друг другу статистические данные, например: "…Е. Лахова сообщила, что ежегодно около 14.000 женщин в России погибают от рук своих мужей или других членов семьи" (здесь и далее курсив наш. — А.Л., Н.Щ.) [4, с. 147]; "…в 1997 году 14,5 тыс. женщин, а в 1999 — 12 тыс. погибли от рук своих мужей или партнеров" [5, c. 120]. Несмотря на то, что круг насильников заметно сузился, число жертв убийств, совершенных в семье, не уменьшилось. По данным официальной уголовной статистики на 1994 г., когда наблюдался всплеск преступлений против личности, всего было зарегистрировано 32 286 умышленных убийств и покушений на убийство [6, c. 538]. Согласно стандартизованным коэффициентам на 1 миллион мужчин и женщин, смертность от убийств в 1994 г. составила около 550 среди мужчин и около 145 — среди женщин [7]. Учитывая, что уровень убийств, совершенных мужчинами, в среднем в 4–5 раз выше, чем совершенный женщинами [8], понятно, что данные о 12 или 14 тысячах убиваемых в семье женщин серьезно расходятся с данными официальной статистики.

По результатам первого наиболее крупного за годы реформ общероссийского исследования женщин как особой социальной группы, проведенного институтом комплексных социальных исследований РАН в 2002 г. на выборке 1406 человек, подавляющая часть россиянок (80,7%) на вопрос: "Подвергались ли Вы насилию?", ответили отрицательно. Из 13,4% женщин, которые ответили на этот вопрос утвердительно, 8,3% подвергались насилию вне дома и 4,3% — в семье [9, c. 78]. Эти данные едва ли согласуются с данными большинства других авторов. Важно отметить, что происхождение основной части имеющихся на сегодняшний день статистических данных о жертвах домашнего насилия, к сожалению, очень туманно. Исследования, как правило, проводятся на нерепрезентативных клинических выборках, респондентами чаще всего выступают женщины, обратившиеся в кризисные центры, по телефонам доверия и т. д. Практически полностью отсутствуют исследования по выявлению эффективности деятельности социальных институтов в области предотвращения насилия в семье2. Более сорока вариантов законопроекта "Об основах социально-правовой защиты от насилия в семье" представлялись в Думу, но законопроект так и не стал законом [10, c. 29].

Итак, научные исследования в области домашнего насилия по большей части имеют фрагментарный, несистематический характер, а социальную политику характеризует отсутствие единой цели и координированных взаимодействий между учеными и практиками, законодателями и исполнителями.

Для изменения сегодняшней ситуации в России важно использовать все положительное из уже разработанного, внедренного и апробированного в других странах. В качестве так называемой страны-ориентира в данной работе эффективнее всего использовать США. Для этого есть ряд оснований:

– Именно в США впервые в мире такое социальное явление, как насилие в семье, было признано проблемой национального масштаба. Это произошло в 1962 г. после опубликования Г. Кемпом и его коллегами в журнале Американской медицинской ассоциации статьи "Синдром избиваемого ребенка" [11].

– Уровень насильственной преступности в США очень высок, хотя и ниже, чем в России. Согласно данным официальной статистики [12] в 1999 г. в Российской Федерации на 100 тыс. человек приходилось 19,27 преднамеренных убийств, а в США — 4,55. Для сравнения приведем данные о числе убийств в некоторых странах Западной Европы и Скандинавии в 1999 г. Так, в Финляндии на 100 тыс. населения приходилось 2,77 убийств, во Франции — 1,63, в Германии — 1,22, в Италии — 1,40, в Англии — 1,45, в Швейцарии — 1,25, в Нидерландах — 1,42. Таким образом, "среди развитых стран российские показатели (смертности от убийств. — А.Л.) можно сравнивать только с США — в европейских странах они намного ниже. С середины 1970-х в России и у мужчин, и, особенно, у женщин смертность от убийств стала выше американского уровня. Если же рассматривать Россию на фоне всех стран мира, то по уровню смертности от убийств она уступает только некоторым латиноамериканским странам (Колумбия) и, видимо, странам Африки к югу от Сахары" [8].

– Хотя правительство США играет активную роль в поддержке социально незащищенных слоев населения, по объемам оказываемой помощи в области образования, здравоохранения и поиска работы США значительно отстает от ряда стран Западной Европы и Скандинавии (например, Швеции, Германии и др.) [13, p. 575]. Это обстоятельство также делает США страной наиболее подходящей для кросскультурного сравнительного исследования с Россией.

– Правительство США выделяет огромные средства на исследования домашнего насилия и разработку новых подходов к борьбе с ним. Например, для борьбы с насилием между интимными партнерами (intimate partner violence, IPV) с 1994 по 2000 гг. правительство США выделило 435,75 млн. долларов, а для борьбы с насилием в отношении престарелых членов семьи — 1,5 млрд. долларов США в 2000 г. [14, p. 79]. Конкретные программы в этой области проводят девять министерств США, среди которых министерства здравоохранения, образования, юстиции, обороны и др. [2, p. 52–54].

– В последнее десятилетие в США наблюдается стойкая тенденция к значительному падению уровня всех форм насильственной преступности, включая убийства. Уровень домашнего насилия также снижается по всей стране с 1994 г. [15, p. 9].

– Тем не менее число научных исследований в этой области последние тридцать лет неуклонно растет. Например, сотрудники лаборатории исследований семьи университета Нью-Гемпшир опубликовали более 250 статей и 30 книг на тему домашнего насилия в период 1974–1991 гг. С 1976 по 1987 гг. появилось семь новых научных журналов, посвященных исключительно проблеме насилия в семье. Ни в одной другой области социологии не наблюдалось такого стремительного развития научного знания [16, p. 211–214]. М. Страус, один из ведущих исследователей домашнего насилия в США, считает это ярким примером конструирования социальной проблемы в ответ на изменения в американском обществе и американской социологии. Социальные движения 1960-х годов, включавшие борьбу за права женщин и детей; повсеместное открытие кризисных центров и убежищ для жертв насилия; рост числа экономически независимых женщин; расширение штата специалистов в области семейной терапии и консультирования; смещение акцента в социологии с теории функционализма на теорию конфликта; восприятие социологии как инструмента усовершенствования общества — все это создало плодотворную почву для становления и развития социологии домашнего насилия в США [16, p. 215–216].

Несмотря на обеспокоенность общественности США проблемой домашнего насилия, необходимостью усилить государственные меры по ее преодолению, некоторые крупные американские ученые и практики (М. Страус, Р. Джиллес, М. Стейнман, Л. Лерман, Д. Зорза, Ф. Боуза) считают, что система реагирования на домашнее насилие в США находится в ситуации кризиса.

Система охраны детства. Р. Джиллес, крупный специалист в области домашнего насилия, заявляет о том, что сегодня система охраны детства в США находится в кризисном положении [15, p. 8]. Так, около 50% детей, погибших от рук своих родителей или лиц, которые о них заботились, были убиты уже после того, как стали объектом внимания служб охраны детства. Кроме того, в отношении по меньшей мере 25 таких служб в разных штатах США заведены судебные дела за ненадлежащее исполнение ими своих обязанностей [17]. Возможные причины этого кризиса чаще всего связываются со следующем. Во-первых, существующего финансирования недостаточно для поддержки всей системы охраны детства при все расширяющемся штате сотрудников, внедрении разветвленной системы реагирования на насилие над детьми. Во-вторых, по мере привлечения к проблеме общественного внимания ощущается острая необходимость в еще большем расширении штата сотрудников, способных своевременно и адекватно реагировать на все инциденты насилия. В-третьих, необходимо решать вопрос об адекватной квалификации сотрудников. На сегодняшний день подготовка таких специалистов недостаточна. Наконец, эффективное функционирование системы охраны детства ограничено нормами существующего законодательства и действием / бездействием судей. Дело в том, что закон требует от судей максимальных усилий по сохранению семьи в любом случае, даже вопреки рекомендациям специалистов по охране детства. Многие видят выход из сложившейся ситуации в реформировании законодательства и системы обучения судей. Однако Р. Джиллес считает, что даже разрешение вышеперечисленных проблем не выведет систему охраны детства из кризиса. Наиболее важную причину кризиса он видит в недостаточном научном исследовании практик по преодолению домашнего насилия, уже внедренных в систему охраны детства [15, p. 10–11].

Г. Кемп в 1962 г. отмечал, что, видя нежелание родителей сообщать правду об истинных причинах травм ребенка и обстоятельствах, при которых они получены3, большинство врачей, медсестер и другой медицинский персонал даже не пытались выяснить ее. Ни профессиональные навыки, ни личные свойства, как правило, не располагают к тому, чтобы врач принял на себя роль полицейского, ведущего расследование причин преступления [11, p. 19].

Правоохранительные органы. Более половины всех инцидентов домашнего насилия были зарегистрированы в полиции. Полиция самый первый и чаще всего единственный социальный институт, взаимодействующий с лицами, совершающими насилие в семье, и их жертвами [18]. Полицию часто критикуют за безразличное отношение к проблеме домашнего насилия. Офицеры полиции, особенно в период 1970-х — начала 1980-х годов, склонны были воспринимать насилие в семье как частное дело, поэтому "практически никогда не арестовывали насильника" [19, p. 48]. Например, за предшествующие убийству одного из супругов два года в 85% случаев полиция уже вмешивалась в конфликты этой семьи по крайней мере единожды, а в 54% убийств — пять и более раз [20, p. 263]. Когда женщины, подвергшиеся насилию в семье, требовали ареста насильников, по данным разных исследований арест производился только в 3–10% случаев [20, p. 262]. В 1983 г. жертва домашнего насилия, ставшая в итоге совершенного ее мужем насилия инвалидом, после нескольких безрезультатных обращений в полицию возбудила судебное дело против города и департамента полиции и получила 2,3 миллиона долларов [21, p. 156-157].

Система здравоохранения в США представлена двумя основными структурами: сектором медицинской помощи, ориентированным главным образом на оказание помощи отдельным гражданам, и сектором общественного здоровья, работающим с группами населения (страдающими, например, инфекционными заболеваниями) [2, p. 207]. Хотя некоторые врачи могут адекватно реагировать на жалобы пациентов, подвергшихся домашнему насилию, службы сектора общественного здоровья часто все еще не считают насилие в семье проблемой здоровья [2, p. 206]. Многие исследователи полагают, что работу сектора медицинской помощи с жертвами домашнего насилия тоже нельзя считать адекватной [22–24]. Именно врачи играют ключевую роль при выявлении случаев насилия в семье. Несмотря на то, что служебные правила предписывают врачам выявлять жертвы насилия в семье, врачи даже не интересуются обстоятельствами получения травм, и жертвы таким образом не получают необходимой помощи. Например, только 13% женщин, идентифицировавших себя в процессе исследования как жертвы домашнего насилия, сообщили о расспросах врачей неотложной помощи о факте насилия [25]. При опросе врачей, социальных работников и медсестер отдела неотложной помощи оказалось, что 54% из них никогда не пытались выявлять жертв домашнего насилия [26].

Среди причин подобного кризиса называют, прежде всего, отсутствие у врачей времени для выяснения обстоятельств получения травмы, недостаточность или неадекватность профессионального образования [14, p. 14], отсутствие знаний соответствующего законодательства, культурные, коммуникационные барьеры, нежелание пациентов сообщать истинные причины травм и т. д. [22, p. 5]. Необходимо учитывать и сформированные западноевропейской традицией роли "пациента" и "врача": регуляция отношений между членами семьи лежит вне сферы компетенции последнего (если он не специалист по семейной психотерапии). Неудивительно, что наиболее "чувствительными" к семейному насилию оказались психиатры, поскольку это может расширить рынок их услуг и повысить их влияние в обществе, а также наиболее отдаленные от взаимодействия с пациентами и сравнительно низкостатусные врачи-рентгенологи.

Законодательство о домашнем насилии. Законодатели США оперативно отреагировали на "обнаружение" проблемы насилия в семье: вначале над детьми, затем над женщинами, мужчинами и престарелыми родственниками, что выразилось в принятии ряда специальных законов. Об эффективности большинства из них на настоящий момент практически ничего не известно. Однако некоторые специалисты уже говорят о поспешности использования отдельных легитимных мер [27–30].

Например, законы, предписывающие медицинскому персоналу сообщать о подозрении на домашнее насилие в полицию или другие специальные службы (это зависит от законодательства штата), могут иметь негативный эффект [14, p. 71-72]. Нарушение принципа конфиденциальности подрывает доверие пациентов к медицинскому персоналу. Это может препятствовать обращению за медицинской помощью как жертв насилия, так и лиц, совершающих насилие [30, 31]. Повышается вероятность мести жертвам насилия и медицинскому персоналу. Наконец, снижается эффективность работы врачей, которые стараются не задавать лишних вопросов, чтобы избежать последующего обязательного взаимодействия со специальными службами.