138118 (Обыкновенный кальвинизм)

Обыкновенный кальвинизм

Александр Малахов

Деятельность любого реформатора, как правило, приводит совсем не к тем результатам, на которые он рассчитывал, и история с Жаном Кальвином - тому пример. Когда 440 лет назад этот человек скончался, его можно было считать победителем: Кальвину удалось превратить свободомыслящую Женеву в прочное теократическое государство. Можно себе представить, как удивился бы проповедовавший умеренность и благопристойность Жан Кальвин, если бы узнал, что потомки будут говорить о нем как о создателе капиталистической ментальности. Стоило ли ради этого сражаться с римским папой, громить католические храмы и сжигать тех, кто думал иначе?

Студиозус по прозвищу Аккузатив Будущий реформатор родился во Франции, в семье церковного чиновника Жерара Ковена, который, став жертвой моды на ученую латынь, превратил свою фамилию из Cauvin в Calvinus. Жан Кальвин был послушным мальчиком, и все решения за него принимал отец. Пристрастия господина Ковена менялись. Сначала он решил готовить сына к церковной карьере, но потом передумал; так или иначе, Жан забросил теологию и приступил к изучению юриспруденции. Молодой человек слушал лекции в университетах Парижа, Орлеана и Бурже. Учился он блестяще, и при этом не мог отказать себе в удовольствии читать мораль окружающим. За любовь к многословным нотациям сокурсники называли его Accusativus, то есть винительный падеж. И нужно сказать, в роли ментора Жан Кальвин охотно выступал до конца своих дней.

Его студенческие годы были временем споров, спровоцированных знаменитыми тезисами Мартина Лютера, как следствие, богословие стало модным занятием. В университетах со страстью обсуждали выступления Лютера, его сторонников и противников. Полемические трактаты шли нарасхват. Даже Маргарита Наваррская (современной публике известная в основном по роману Дюма - как королева Марго) писала, поддавшись моде, духовные стихи. А тут еще один из университетских профессоров начинает убеждать Кальвина, что его призвание - богословие, а не юриспруденция. Пока молодой человек размышлял о своих дальнейших занятиях, пришло известие о смерти отца. Предоставленный сам себе, Жан все время посвятил античным авторам и богословским трактатам. Тогда же, в 1532 году, вышла первая книга молодого ученого - комментарий к трактату Сенеки "О кротости". Правда, надо сказать, что самому комментатору эта добродетель ни в коей мере свойственна не была.

Ранний протестантизм отказывался от католических обрядов и таинств, и чуть ли не единственной формой религиозной жизни стала проповедь. Попытался проповедовать и новообращенный студент, правда эти его выступления принесли не только успех, но и большие неприятности - в Париже гугенотам жилось неуютно. Кальвин был вынужден бежать, он странствовал по Европе и писал свое "Наставление в христианской вере", которое вскоре было издано. Эта книга, ставшая первым изложением принципов реформатского богословия, принесла ему славу как ученому и публицисту. Но ни о какой общественной деятельности Кальвин тогда не помышлял.

Летом 1536 года Кальвин проездом оказался в Женеве, где его взял в оборот реформатский проповедник Гийом Фарель, решивший любой ценой заставить уже известного писателя осесть в Женеве. Так кабинетный мыслитель и толкователь текстов оказался в гуще политической жизни.

Борьба за независимость

Расположенная на пересечении торговых путей, Женева была веселым городом. Она славилась не только ярмарками, но и кабачками, театрами и пышными празднествами. Несмотря на то что Реформация, разделившая Швейцарию на протестантскую и католическую части, не способствовала развитию торговли, город процветал. Сама Женева выбрала протестантизм, но произошло это в значительной степени по политическим причинам. Так сложилось, что борьба городской общины против герцогов Савойских, которым исторически принадлежала эта территория, очень быстро превратилась в борьбу реформатов против католицизма. В результате в список любимых развлечений сторонников независимости вошло уничтожение скульптур и мощей, то есть тех предметов католического культа, которые воинственно настроенные реформаты считали идолами.

Таким образом Женева сделалась привлекательным местом для протестантских проповедников, которые устремились сюда со всей Европы. Гийом Фарель, приютивший Кальвина, приехал в Женеву в 1532 году и прославился там агрессивным поведением. Фарель мог, например, ворваться в храм и, оттолкнув католического священника, начать проповедовать на свой лад. Комсомольский, можно сказать, задор, с которым действовали реформаты, заставил женевского епископа искать защиты у ненавидимых горожанами герцогов Савойских. Жители Женевы логично решили, что независимость и Реформация - это почти одно и то же, а потому предпочли изгнать католическое духовенство.

Результаты такой церковной революции предсказать было несложно. Принятая по чисто политическим мотивам, новая религия не имела глубоких корней. Противопоставить отвергнутым атрибутам католицизма было решительно нечего: требовалось установить порядок в богослужении и составить ясную формулу веры для народа, а местные проповедники умели лишь обвинять во всех грехах "римского антихриста". Городу был необходим лидер, способный разъяснять не политические вопросы, а именно религиозные. Не удивительно поэтому, что когда автор нашумевших "Наставлений в христианской вере" оказался в Женеве, Гийом Фарель вцепился в него мертвой хваткой. Он полагал, что будет весьма полезно, если автор знаменитых Institutio religionis christianae продемонстрирует гражданам Женевы, что Реформация - это не политическая независимость, а особое мировоззрение и образ жизни. Последнее горожане скоро испытали практически, на собственной шкуре.

"В Рону проповедников!"

Трудно представить себе что-то менее привлекательное, чем образ кабинетного ученого в роли публичного политика, заставляющего окружающих жить так, как это следует из его теоретических построений. Кальвин умел четко формулировать задачи, поэтому, раз решив, как должно выглядеть христианское государство, он стал последовательно и педантично создавать его, не брезгуя никакими средствами. Для начала он составил краткое изложение веры и потребовал, чтобы все граждане Женевы присягнули в том, что они верят именно так, а не иначе. Но клятвами и присягами дело не ограничилось. Его ноу-хау сводилось к тому, что церковь и государство преследуют одни и те же цели, поэтому к делу религиозного воспитания граждан следует привлечь органы власти. Для наблюдения за нравственностью и благочестием горожан были избраны специальные наблюдатели (что-то вроде комиссаров), которые пытались наставить на путь истинный своих подопечных. А если им это не удавалось, то за дело бралось государство.

Фарель и Кальвин постоянно произносили увещевательные и обличительные речи в зале заседаний городского совета. В протоколах заседаний зафиксирована масса приговоров, вынесенных под влиянием этих выступлений. Например, азартного игрока выставили у позорного столба с картами, привязанными к шее. А молодая женщина, явившаяся в церковь с завитыми по моде волосами, была осуждена на несколько дней тюремного заключения, причем в ту же тюрьму отправили и парикмахера, соорудившего ей прическу. Категорически была запрещена всякая роскошь в одежде, шумные публичные увеселения и танцы. А те, кто осмеливался хранить у себя дома четки и другие предметы старого культа, объявлялись богоотступниками и подвергались серьезным наказаниям.

Через некоторое время стало очевидно, что проповедники переборщили. Жители Женевы, которые в течение многих лет боролись за свободу своего города, почувствовали, что в создаваемом Кальвином раю свободой и не пахнет. Недовольство проявлялось все более открыто. Сидя дома, Кальвин неоднократно слышал крики с призывами утопить чрезмерно ретивых проповедников в реке Роне и прекрасно понимал, что начнут именно с него. До прямого рукоприкладства дело так и не дошло, но из Женевы ему все-таки пришлось бежать, как тогда казалось, навсегда.

Кальвин стал искать новое место жительства и выхлопотал для себя страсбургское гражданство. Поскольку гражданином Страсбурга мог стать только ремесленник, женевский проповедник записался в цех портных, а вскоре и женился. Однако жизнь в качестве страсбургского обывателя продолжалась недолго - женевские власти позвали его назад. Дело в том, что после изгнания Кальвина в городе начались беспорядки, и перед Женевой замаячила перспектива потери независимости. Теперь о железной руке проповедника в городе вспоминали с нежностью и были готовы сделать что угодно для того, чтобы его вернуть. Он вернулся победителем: городской совет срочно восстановил все законы, отмененные после изгнания Кальвина. Город предоставил ему дом с садом и годовое жалование в 500 флоринов, 12 мер пшеницы и 2 ведра вина, а также подарил новый сюртук. Теперь ничто не могло помешать Жану Кальвину превратить Женеву в самый правильный и счастливый город на свете.

Дух Женевы

Вопреки расхожему мнению, Реформация не означала ослабления влияния церкви в повседневной жизни. Как раз наоборот: на смену относительно мягкого контроля католической церкви приходила жесткая регламентация, проникающая во все сферы общественной и частной жизни. Если католическая церковь осознавала, что она существует в реальном мире, то реформаты не подстраивались под реальность, а перекраивали мир на свой лад. Здесь не было авторитета традиции, а потому воля лидера приобретала статус абсолютной истины.

Просто поражает скрупулезность, с которой Кальвин организовывал городской быт. Его любовь к составлению бесчисленных законов и инструкций несомненно стала следствием юношеских занятий юриспруденцией. Кальвин не поленился даже придумать инструкции для пожарной команды и правила для ночных сторожей. Посещение воскресных богослужений было вменено гражданам в обязанность, а чтобы упростить контроль за ее исполнением, каждого женевца приписали к определенному приходу, который и следил за тем, чтобы явка была стопроцентной.

Женевский кальвинистский рай представлял собой четко функционирующую организацию. Духовными вопросами ведала коллегия проповедников, а воспитанием горожан - консистория, представляющая собой нечто среднее между светским судом и инквизиторским трибуналом. Каждый член консистории давал присягу, что до последней капли крови будет преследовать богохульство, идолопоклонство, безнравственность и все, что противоречит учению Реформации.

Разумеется, один человек, пусть и харизматический лидер, не в состоянии заставить жить по-новому целый город. Кальвин это прекрасно понимал и воспользовался тем, что в Женеву устремились спасающиеся от преследований сторонники Реформации. Их Кальвин всячески поддерживал, помогая получать женевское гражданство. В относящемся к 1555 году протоколе заседания городского совета содержится запись о предоставлении гражданства 300 эмигрантам. Мотивация - эти люди необходимы "для защиты правительства". Получившие гражданство эмигранты исполняли при Кальвине роль штурмовиков - своего рода народной гвардии. В Женеве они были чужаками, что, понятно, способствовало их сплочению.

Личная власть "женевского папы" (так Кальвина называли недоброжелатели) была фактически неограниченной. Институты городского самоуправления ни одного решения не принимали без санкции вождя и учителя. Тотальный контроль, который Кальвин установил в Женеве, объяснялся его представлениями о человеческой природе. По мнению "женевского папы", человек по своей природе склонен ко злу, поэтому государство должно помочь ему оставаться хорошим христианином. Светская власть обязана карать не только за серьезные проступки вроде убийства и воровства, но и за безнравственное поведение. "Женевский папа" ни секунды не сомневался в том, что добро должно иметь большие кулаки, а государственная власть - быть строгой и чуждой милосердия: лучше осудить невиновного, чем оставить без наказания виноватого. И женевские власти послушно следовали этому принципу - так, в 1542 - 1546 годах в городе было вынесено 58 смертных приговоров и принято 76 решений об изгнании. Для вынесения приговора было достаточно подозрения, а доказывать вину было совсем не обязательно. В тюрьме мог оказаться, например, извозчик, в сердцах обругавший свою заупрямившуюся лошадь.

Страсть к роскоши, которой отличались богатые женевцы, в прямом смысле выжигалась каленым железом. По своему обыкновению, Кальвин не просто ее осудил, но придал этому осуждению форму законодательного акта. Закон подробнейшим образом регламентировал малейшие детали быта, определяя цвет и фасон костюмов, качество материи, предельно допустимый размер женской прически и даже максимальное количество блюд на пирах. В городском архиве хранится приговор, отправивший трех кожевенников в тюрьму на хлеб и воду "за распутство". Их преступление заключалось в том, что они съели за завтраком 48 пирожков. Несомненно, отсидка в сочетании с диетой не могла не принести пользы их здоровью.

Под запретом оказались танцы, музыка, пение светских песен, свадьбы следовало играть без особого шума. Женева лишилась театральных представлений и народных празднеств, которыми еще совсем недавно гордилась. Закрыты были и все трактиры. Единственным местом, где дозволялись застолья, стали так называемые духовные казино, где можно было чинно общаться под наблюдением следящего за благопристойностью хозяина.