68959 (Православная проповедь и молитва как феномен современной звучащей речи)

Православная проповедь и молитва как феномен современной звучащей речи

Прохватилова О. А.

Коммуникативно-семантическая обусловленность интонационного оформления молитвы

Исходя из выделенных нами в третьем разделе 1-й главы признаков молитвословий, связанных с условиями существования молитвы как разновидности духовной речи, мы полагаем, что к числу релевантных, то есть обеспечивающих специфику ее звукового строя, следует отнести два признака: вид коммуникации и форма коммуникации, которую мы рассматриваем как реализацию в молитвословии речемыслительной функционально-семантической категории диалогичность / монологичность.

В первом разделе главы при установлении актуального для молитвы вида коммуникации обосновывается выделение гиперкоммуникации как особого вида коммуникации, в котором функционирует молитва; дается описание признаков и разноуровневых языковых средств выражения этого вида коммуникации; раскрывается взаимосвязь коммуникативных факторов молитвы с ее акустическими и семантическими свойствами.

Во втором разделе главы устанавливается тип диалогичности в молитве, раскрываются его признаки и языковые модели, в которых эти признаки находят выражение. Здесь анализ материала обращен к определению доминанты в соотношении монологичность::диалогичность, которое составляет основу речемыслительной функционально-семантической категории диалогичность / монологичность. Мы основываемся на положении о том, что понятия "монологичность" и "диалогичность", входящие в эту категорию, характеризуются набором признаков, функционально-семантический характер соотношения которых обеспечивает доминирование диалогичности или монологичности в речи. Такой подход позволяет в качестве д о м и н а н т ы православной молитвы назвать диалогичность, которая конкретизируется в особом типе, выделение которого обеспечивается соотношением релевантных признаков категории монологичность /диалогичность.

При описании типа диалогичности молитвы дифференцируются формы его проявления в каноническом и неканоническом молитвенном чтении.

1. Вид коммуникации в молитве

1.1. Гиперкоммуникация как сущностный признак молитвы

Как отмечают современные исследователи, вид коммуникации является одним из важнейших признаков, определяющих содержательные и формальные свойства речевого произведения (Земская 1988; Ермакова 1988; Китайгородская 1993; Мусхелишвили, Шрейдер 1977а). При этом в прагматике наряду с собственно коммуникацией выделяются и другие виды коммуникации: автокоммуникация, метакоммуникация, квазикоммуникация, фиктивная коммуникация и т.п. (см., например: Левин 1973; Лотман 1973; Sanches 1975; Арутюнова 1981; Якобсон 1985; Ермакова 1988; Скат 1990).

В основе дифференциации различных видов коммуникации лежат обычно два основания: соотношение параметров и функций культурного языкового кода, то есть обеспечивающей процесс общения системы речевых сигналов, в которых может быть реализован определенный язык (см.: Жинкин 1964; Sanches 1975; Якобсон 1985; Скат 1990), и/или специфика характера адресата, к которому обращено сообщение (см.: Левин 1973; Арутюнова 1981; Ермакова 1988). Кроме того, тот или ной вид коммуникации реализуется обычно в определенной сфере речевой деятельности.

Так, автокоммуникация возникает в тех случаях, когда адресант речи становится ее адресатом, то есть передает сообщение самому себе (Лотман 1973: 228; Мусхелишвили, Шрейдер 1977а; 1977б). Ю.М. Лотман, впервые описавший явление автокоммуникации, связывал ее с существованием особого канала передачи сообщения "Я – Я", для которого характерна качественная трансформация информации под воздействием добавочного второго кода, в результате чего исходное сообщение получает новые черты. Сфера функционирования автокоммуникации, по Ю.М. Лотману, чаще всего ограничена рамками внутренней речи (Лотман 1973: 231 и след.).

Фиктивная коммуникация свойственна художественной речи и наблюдается при условии введения в повествование "фабульно-немотивированных" периферийных персонажей, которые, по словам И.Ю. Левина, появляются "как будто для того, чтобы было к кому обратиться ("...О жены севера, меж вами Она является порой")" (Левин 1973: 181).

При квазикоммуникации в качестве адресата речи выступают неодушевленные предметы[1] или животные (Ермакова 1988). Этот вид коммуникации реализуется не только в художественной, но и в разговорной речи.

Что касается метакоммуникации, то в современных исследованиях представлено неоднозначное толкование этого термина. В узком смысле под метакоммуникацией понимается проверка языкового кода, которая, по мнению Р. Якобсона, имеет место всякий раз, когда "возникает сомнение в том, что оба собеседника используют один и тот же код, или появляется желание выяснить, насколько хорошо высказывания одного из говорящих понимаются другим говорящим" (Якобсон 1985: 23). Широкое толкование термина связано с трактовкой метакоммуникации как культурного кода поведения в обществе (Sanches 1975: 289). В этом случае метакоммуникация охватывает часть вербально-культурного поведения человека (Скат 1990: 146). Такое понимание сущности метакоммуникации позволяет некоторым исследователям включать в ее сферу религиозные ритуалы на том основании, что они помимо чисто информативного содержания "несут в себе еще и метакоммуникативный план, включающий в себя интерпретацию данного культурного явления и отнесение его (reference) к определенному культурному коду (элементы которого довольно абстрактны и невербализиро-ваны), принятому в данном обществе, и набор метакоммуникативных средств для этого" (там же: 146).

Молитву обычно относят к автокоммуникации (см., например: Лотман 1973; Арутюнова 1981; Мусхелишвили, Шрейдер 1977а; 1977б). Обстоятельная аргументация этой точки зрения представлена в работе "Автокоммуникация как необходимый компонент коммуникации", авторы которой, отождествляя автокоммуникацию с внутренней речью, называют релевантные признаки последней и пытаются обосновать их актуальность для молитвы (Мусхелишвили, Шрейдер 1977а).

Так, к числу важнейших признаков внутренней речи и, следовательно, автокоммуникации, по мнению ученых, относится повторяемость, крайним проявлением которой является рецитирование одних и тех же ритмически организованных фрагментов, что, как утверждают Н.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдер, "особенно характерно для повторяющихся или подобных фрагментов молитвы – в пределе "непрерывной молитвы"" (Мусхелишвили, Шрейдер 1977а: 4).

Другим признаком внутренней речи авторы называют фасцинацию (термин см.: Кнорозов 1973), понимаемую как аттрактивность, привлекательность сообщения. Фасцинация является свойством формы и вызывает готовность адресата воспринимать содержание этого сообщения. Исследователи полагают, что фасцинация "не только инициирует внутреннюю речь, но и поддерживает ее существование" (Мусхелишвили, Шрейдер 1977а, 4).

Рефлексивность как свойство внутренней речи выделяется Н.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдером на том основании, что внутренняя речь "не только пересказывает и формирует фактическое содержание, но становится предметом мысли или, как минимум, особого эмоционального отношения" (там же).

В состав релевантных признаков внутренней речи исследователи включают также аграматичность, которая, по их мнению, возникает благодаря тому, что внутренняя речь "не стремится к логически точному выражению содержащейся в ней информации" (там же: 5).

Кроме того, в трактовке Н.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдера внутренняя речь характеризуется Я-направленностью, которая определяется авторами не только и не столько как совпадение адресанта и адресата речи, а "в буквальном смысле "речь про себя"... ибо ее предметом оказывается собственное Я коммуницирующего, это речь не только с собой, но и о себе самом" (там же).

Наконец, релевантным признаком внутренней речи является, по мнению Н.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдера, коллективность Я. Она выражается в том, что, адресуясь к самому себе во внутренней речи, адресант, как полагают исследователи, "вполне может представлять себе, что он коммуницирует с другими Я, которые способны воспринять то же самое сообщение... во время коллективной молитвы ее участники в своей рефлексии представляют себе других как включенных в общую внутреннюю речь. Произнесение коллективной молитвы вслух нужно не для того, чтобы другие услышали хорошо известные им наизусть слова... но только как внешний символ общей внутренней речи" (там же).

Не касаясь вопроса о степени адекватности перечисленных свойств сущности внутренней речи, остановимся на признаках, отнесенность которых к сфере молитвенного общения вызывает сомнения. Речь идет о тех из них, которые связаны с параметрами адресата молитвы, а именно о самоадресации, я-направленности, актуальной, по утверждению Н.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдера, для молитвенного чтения. Между тем тексты молитвословий и имеющиеся в них именования Того, к кому обращена молитва, дают вполне определенное и исчерпывающее представление о параметрах адресата молитвословия и позволяют утверждать, что при молитвенном чтении адресант не является ее Адресатом, а значит, молитва не может быть отнесена к сфере автокоммуникации.

Особый для молитвы характер коммуникации, не укладывающийся в рамки "Я – Я", осознается некоторыми исследователями. Например, в одной из своих работ Ю.М. Лотман относит молитвословия к таким словесным текстам, в которых автокоммуникативный характер связи может маскироваться, принимая формы других видов общения, и обращает внимание на то, что молитва "может осознаваться как общение не с собой, а с внешней могущественной силой" (Лотман 1973: 237).

С нашей точки зрения, молитва реализуется в особом виде общения, который мы – ‘над, выше, через, по ту сторону’’называем гиперкоммуникация (от греч. ‘ и лат. communicatio < communicare – ‘делать общим, связывать; общаться’). Выделяя этот вид коммуникации и подчеркивая его актуальность для молитвы, мы исходим из того, что при гиперкоммуникации Адресат речи имеет особый статус, что исключает самоадресацию. Гиперкоммуникация становится возможной благодаря особому восприятию сакрального текста, которое свойственно православному мировоззрению и состоит в осознании сакрального Слова как воплощения Божественной сущности Спасителя (см.: Трубецкой 1900; Аверинцев 1971: 213; Куссе 1995: 80; Бахтина 1998: 68). В терминах семиотики такое отношение к языковому знаку определяется как его неконвенциональная трактовка, при которой знак интерпретируется не как "условное обозначение некоторого денотата, а как сам денотат или его компонент" (Мечковская 1996: 73; см. также: Лотман, Успенский 1973: 284–288).

Важнейшим свойством гиперкоммуникации является тенденция к асемантичности интонационного оформления молитвы. При этом, по нашим наблюдениям, характер соотношения семантики и звучания дифференцируется в зависимости от типа молитвенного чтения и находит выражение в ритмизации звукового оформления молитвословий, степени координации интонационного членения молитвы и ее синтаксической структуры, участии интонации в передаче смыслового содержания высказывания. Остановимся на этом подробнее.

1.2. Языковые средства выражения гиперкоммуникации

Анализ имеющегося в нашем распоряжении материала показывает, что важнейшим средством выражения гиперкоммуникации в молитве является сложный, иерархически устроенный ансамбль молитвенного ритма. Разноуровневые средства и приемы ритмизации канонического и неканонического молитвенного чтения были раскрыты нами в третьем разделе второй главы. Был установлен также важнейший принцип ритмической организации молитвенного текста – симметрия, которая, как показал анализ, и в формальном, и в содержательном планах обусловлена глубинными свойствами молитвы. Следует подчеркнуть, что высокая степень ритмизации молитвенного текста приводит к ослаблению его смысловой насыщенности и логической цельности.

Тенденция к асемантичности интонационного оформления молитвы приводит к характерному для гиперкоммуникации ослаблению роли суперсегментных средств в выражении смысловых и эмоциональных компонентов высказывания. Рассмотрим взаимодействие содержательных и формальных аспектов молитвы, обратившись к анализу ее интонационного и синтаксического членения, семантической мотивированности используемых интонационных моделей. При этом мы исходим из положения о зависимости процесса делимитации речевого потока на минимальные смысловые единицы от структурных и смысловых компонентов текста, а также основываемся на общепринятом в современной лингвистике подходе, согласно которому в формировании значения высказывания принимают участие разноуровневые языковые средства, в том числе интонационные.

1.2.1. Соотнесенность синтаксического и синтагматического членения в молитве

Синтагматическое членение как процесс деления речевого потока на минимальные смысловые единицы связан с отражением в звучании структурных и смысловых компонентов текста и происходит обычно на участках ослабления линейно-грамматических связей слов. Вместе с тем интонационная сегментация высказывания и текста в целом может варьироваться.

В специальной литературе вопрос о соотношении синтаксического и синтагматического (или интонационного) членения рассматривается обычно на материале письменных текстов, то есть текстов, имеющих графическую основу. Фактор визуального восприятия текста во многом определяет особенности синтагматического членения: совпадение интонационных границ речевых отрезков со знаками препинания трактуется как основное членение, а экспликация суперсегментными средствами смысловых отношений внутри синтаксической группы – как дополнительное, обусловленное субъективным отношением говорящего (Брызгунова 1963: 166–173; 1977б: 183–186; Русский язык 1979, 254).

Наряду с этим установлена группа семантико-синтаксических условий, способствующих интонационному объединению слов в синтагму. В одних случаях делимитация речевого потока обусловливается структурой предложения, порядком слов, степенью распространенности синтаксической группы, наличием однородных членов, характером синтаксической сочетаемости слов, тяготеющих друг к другу в смысловом отношении (Русская грамматика 1982: II, 188–190); в других случаях она связана с типом реализуемого в звучании текста: продуцируемого или репродуцируемого (см.: Берман и др. 1975; Анощенкова 1977; Носова 1977; Тихонова 1980; Акишина 1982; Levin 1982; Устная научная речь 1985; Фонетика спонтанной речи 1988; Борунова 1996).

Установлено, что для продуцируемого текста (или говорения) характер-но дробное членение, выделяющее в синтагмы атрибутивные, обстоятельные группы, служебные слова и приводящее к большей выразительности, подчеркиванию отдельных смысловых элементов устной речи (Носова 1977: 6; Устная научная речь 1985: 203–247; Борунова 1996: 53–74). Обращается внимание также на отсутствие однозначного соответствия между информативной насыщенностью синтагмы и характером ее интонационной оформленности (Носова 1977: 6; Акишина 1982: 8–11; Фонетика спонтанной речи 1988: 209). В противоположность этому при чтении письменного текста на тот или иной вариант сегментации дает указание сама семантико-синтаксическая структура предложения, что позволяет планировать координацию интонационно-формального и собственно содержательного факторов выделения минимального речевого отрезка (см.: Берман и др. 1975: 189; Устная научная речь 1985: 207–208).

При анализе сегментации речевого потока в молитвенных текстах учет просодических особенностей чтения и говорения становится необходимым, поскольку в нашем материале присутствуют как молитвы, прочитанные по молитвослову и полностью соответствующие письменному варианту, так и молитвы, произносимые по памяти и вследствие этого имеющие отклонения от письменной основы. Первые характерны в большей степени для канонического молитвенного чтения, вторые – для неканонического.

В данной работе мы рассматриваем две разновидности интонационного членения – синтаксически обусловленное и синтаксически необусловленное (термин см.: Устная научная речь 1985: 210–216). Синтаксически обусловленное членение соответствует логико-синтаксической структуре высказывания, поэтому границы семантико-синтаксических единств интонационно маркируются. Синтаксически необусловленное членение не отражает синтаксико-смысловые связи высказывания и может воплощаться либо в интонационном объединении нескольких синтаксических целых в одну синтагму, либо в интонационном разделении одного семантико-синтаксического единства на несколько синтагм. В качестве примера приведем следующий фрагмент одного из молитвословий, где отмечается как синтаксически обусловленное, так и синтаксически необусловленное членение:

Помилуй нас Боже/ Повелитель* милости Твоей молимся Боже Святый/ помилуй/ (254F).

Как показывает транскрипция [2] , здесь совпадение синтаксической и интонационной расчлененности обнаруживается на границах однородных одиночных обращений (1-я и 2-я синтагмы), а также препозитивного обращения и следующего за ним императива (2-я и 3-я синтагмы). Между тем вторая синтагма, которая включает по меньшей мере 2 синтаксически самостоятельные группы – обращение, стоящее в препозиции (повелитель), и простое повествовательное предложение с обращением в постпозиции (милости Твоей молимся Боже Святый), остается интонационно не расчлененной при наличии синтаксической расчлененности.

Анализ материала показывает, что в каноническом молитвенном чтении наблюдается как синтаксически обусловленное, так и синтаксически необусловленное синтагматическое членение. В звучании одних молитв границы синтагм совпадают с синтаксическим делением текста, например: