26661-1 (Глобализация как явление постмодерна), страница 2

Устоявшееся в российской литературе противопоставление рынка и государства, либерализма и государства на принципах "или-или" неверно. Современная экономика немыслима вне процесса глобализации, но тем самым она немыслима и без государства как активного участника рынка. Глобализацию можно рассматривать как нот.ж тип экономики, в рамках которого нельзя отделить экономическое от социального и политического. Поэтому для понимания глобализации и ее связи с рыночной трансформацией в предмет исследования чисто экономических проблем нужно непременно включать их социально-политический контекст.

Историческая панорама современной экономики еще только складывается, происходит столкновение коренных свойств модерна и постмодерна. В этом столкновении, с одной стороны, принимают участие старые "индустриальные" титаны: атеизм (в разных проявлениях монологизма и тоталитаризма), рационализм (в виде примата экономики на всех уровнях мирового сообщества) и материализм (в формах антропоморфизма). С другой стороны, в нем участвуют еще только набирающие силу молодые титаны постиндустриального общества: религиозность (в формах самоидентификации христианской цивилизации и развития конвергентных механизмов общения всех уровней и типов, исходя из модели диалога), институционализм (в виде погружения рациональных рыночных структур в синергетический синтез объективного и субъективного, который только начал свое становление) и "глобализация" личности (приоритет духовной сферы индивидуального существования и приоритет личности в развитии общества).

Для российской экономики отсюда вытекают три кардинальные проблемы. Во-первых, государство не сможет проводить рыночные либеральные преобразования. если оно по-прежнему останется только субъектом рационализации экономики и общества. Современному государству нужна его собственная трансформация в институциональный центр, который бы объединял либерально-демократические институты, формирующие и реализующие общественные преференции, исходя из примата духовных потребностей человека. Экономической науке нужно исследовать действующие и потенциальные структуры и институты, которые способны выразить экономику как систему субъектов диалога с государством. Без этой предпосылки не может быть достигнута полнота рыночных преобразований.

Во-вторых, государство должно освоить синергетические принципы соединения классического и институционального подходов к обществу и экономике. Та же задача стоит перед экономической теорией. Классическая теория рассматривает рынок на его элементарном уровне как конкурентное взаимодействие предприятий. Отсюда идеология рыночной трансформации и глобализации сводится к концепции рынка свободной конкуренции. Именно в ней российское государство пытается найти меру правильности проводимых преобразований. Но как включить в экономику массового индивида? Вопрос принципиальный, так как практически речь идет о введении в экономику индивида (а не предприятия) как элементарной клеточки либерального рынка, определяющей предельные требования к нему. Чистый институционализм не решает этой задачи в силу той же абстрактности, какая присуща классическому направлению: предприятие приравнивается к хозяйствующему субъекту, а последний - к реальному индивиду. Логически из этого вытекает возможность дополнить концепцию рынку

Вместе с тем то крыло неоинституционализма, которое взяло в качестве своего предмета структурные уровни в экономике и их институты, очень близко к синерге-тнческой методологии экономического анализа. Синергетический подход в полной мере соединяет классику и институционализм, так как он открывает мир квантовой природы исторического развития и адекватные ей формы системной эволюции. Ее частным случаем можно считать переход от социализма к рынку, опирающийся на социалистический рыночный потенциал, переходные структуры и социальную энергию, накапливающуюся в ходе спонтанных рыночных преобразований.

В-третьих, пока не вполне ясны механизмы, обеспечивающие автономность человека в экономике и государстве, без чего невозможен приоритет личности в развитии общества. Исследователи отмечают явление персонификации и индивидуализации всех общественных отношений, обусловливающих "колоссальную фрагментацию социального субъекта" и одновременно "бегство от институтов". Из этого обстоятельства даже выводится тенденция к новой архаике [2, с. 42, 43]. По-видимому, если речь идет о глобальной тенденции, то она определена неверно, по крайней мере она не может быть доказана без изучения системных свойств общества, охватывающих в единстве развитие рынка, государства и общества в направлении либерализма.

Вместе с тем как одно из направлений развития тенденция к архаике имеет достаточно сильные позиции. Примером может служить распространение массовой культуры, подавляющей серьезное творчество и, главное, вызывающей стремление государства быть понятым и принятым массовым сознанием вне зависимости от его уровня. В этом смысле архаике подвержена и идеология реформ: совершенно очевидно, что всерьез принимать в качестве базиса экономики малый и средний бизнес, минуя организующее начало крупного капитала, - значит стремиться к тому, чтобы "понравиться" обществу, приспособиться к примитивному экономическому и политическому мышлению. Точно так же сводить кризисную ситуацию к воздействию коррупции - значит подменять серьезную политику политиканством.

Однако индивидуализации общественных связей и фрагментации социальной сферы противостоит тенденция к интегрированию последней как структуры формирования общественного сознания, в которой обществу принадлежит преобразовательная функция, коллективу - адаптационная, индивиду - оценочно-критическая. В этой проблеме много спорного - нет единого мнения по поводу содержания общественного сознания, его механизмов. Но для нас важен сам факт обсуждения такой научной постановки, которая позволяет подходить к обществу как к целостности в сферах сознания, где приоритет личности бесспорен. С одной стороны, гипотеза о социальной интегриро-ванности нужна хотя бы потому, что экономика не может развиваться в распадающемся обществе. С другой стороны, углубляясь в чисто экономическую область стимулов и инициатив, необходимо иметь определенные представления о диалектике объективного и субъективного, которая в современную эпоху, как мы это себе представляем, должна быть развернута в цепочку переходов "объективное-объектное-субъектное-субъективное" [II].

В данной цепочке категорий просматривается социальный механизм постоянного повышения уровня индивидуального развития. В этом отношении очень важно усложнение объективного, выявленность его системных свойств при переходе от объективного как абстрактного объекта, противостоящего индивидуальному сознанию, к объектному, наполненному экономическими формами, структурными уровнями, моделями экономического роста и т.п., обращенному к деятельному субъекту. Не меньшее значение имеет соотнесенность объектного с системой общественных институтов, интегрирующих компактные множества индивидов и превращающих их в субъектное. В этих условиях возвращение к субъективному, индивидуальному предполагает профессионализацию общества и формирование самодеятельной коллективности, вектор которой направлен не на примитивизацию культуры, а на развитие ее в сложном историческом контексте. В этой связи экономическая глобализация имеет не толысо пространственный смысл мировой экономики, но и нравственный: сложно устроенная рыночная либеральная экономика не может быть освоена примитивным обществом.

Вместе с эпохой модерна (для экономиста это эпоха индустриального общества) заканчивается и эпоха "экономического человека", поставленного в полную зависимость от рыночной стихии, когда "невидимая рука рынка" управляет практически всеми аспектами жизнедеятельности. Отсюда не следует, как это часто постулируется, что постмодерн есть постэкономика. Просто экономика перестает быть выражением стихийной зависимости субъективного от объективного, теперь она ту же зависимость выражает через механизмы развития на принципах самоорганизации, т.е. в формах спонтанного, невозможного без развертывания указанной выше четырех-звенной цепочки "объективное-объектное-субъектное-субъективное".

Экономическая глобализация: постановка проблемы

Анализируя рыночные реформы в России, мы постоянно сталкиваемся с необходимостью понять их связь с глобализацией, причем как в теоретическом, так и практическом планах. С самого начала реформ Россия опиралась на мировой капитал и его структуры - Международный валютный фонд и Всемирный банк. Парижский и Лондонский клубы. Мы имеем в виду поддержку процесса трансформации кредитами. Но не только это. Принципиальное значение имелаюбусловленность кредитов реформами, адекватными формуле Вашингтонского консенсуса: либерализацией внутренней экономики, включая экспортно-импортные отношения, при одновременном обеспечении финансово-денежной стабильности и открытости экономики.

Реализация этих принципов началась в чрезвычайно жестких условиях, когда экспорт продукции топливно-энергетического комплекса уже на протяжении многих лет, начиная с середины 70-х годов, стал основным источником пополнения госбюджета (выручка от нефти и газа дает сегодня около 40% всех долларовых экспортных поступлений [12, с. 626]). Вместе с тем этих поступлений хронически не хватает для общего экономического подъема. Валовый накопления в ВВП за период с 1990 года снизились с 30,3% до 22,6% [13, с. 68]. Необходимы серьезные структурные изменения, способные компенсировать падение валовых накоплений и тем самым обеспечить положительную динамику.

Разрыв между прежней - еще социалистической - отраслевой базой общественного производства (ею был инвестиционный комплекс отраслей) и -нынешней базой (отраслями сырьевого, топливно-энергетического комплекса) доходов бюджета привел к нулевой эффективности приватизации как с точки зрения структурных преобразований общественного производства, так и с точки зрения его эффективности. Напомним: массовая приватизация (95,6% предприятий - негосударственные [13, с. 387]) в промышленности принесла значительное увеличение числа предприятий (если за период 1980-1990-х годов их численность возросла на 3 тыс., то за 1990-1997-е годы -на 132 тыс. [13, с. 375]). Однако в отраслевом составе инвестиций мало что изменилось. Что касается эффективности текущей производственной деятельности, то здесь произошло резкое — в несколько раз - увеличение доли убыточных предприятий во всех отраслях народного хозяйства [13, с. 669]. Последнее обстоятельство значительно ухудшает общее состояние финансовой системы страны и увеличивает нагрузку на бюджет по текущему финансированию.

Правительство пытается выйти из положения с помощью наращивания внешней задолженности: собственный долг России в настоящее время составляет около 40% ВВП [12, с. 498]. Однако эти меры не ведут к эффективной рыночной трансформации. Так, динамика инвестиций в основной капитал производственного назначения постоянно снижается. По сравнению с 1990 годом - почти в 4,5 раза [12, с. 591]. Как известно, до 60% производственного промышленного потенциала бездействует во многом из-за высокой степени изношенности оборудования (по промышленности степень износа определяется в 51,6% [12, с. 607; 13, с. 39]). Российское производство в связи с этим уже снизило и продолжает снижать свой технологический уровень и теряет научно-технический потенциал. К негативной картине состояния общественного производства нужно присовокупить падение уровня жизни. Почти четверть населения имеет доходы ниже прожиточного минимума, при том, что и средний доход превышает его не больше чем в 2 раза [12, с. 590).

Приведенные цифры заставляют думать не столько о том,.что проведенная приватизация не дала ожидаемых плодов, сколько о том, что ее воздействие на экономику заблокировано разрывом между отраслевой базой развития общественного производства в теневых формах внутреннего рынка и отраслевой базой бюджетных доходов. Если рассмотреть проблему глубже, разорвана связь между распределением собственности. из которого проистекают все импульсы развития, и распределением реального. производительного капитала, который воспринимает такие импульсы и реализует их в определенных параметрах экономического роста.' При этом производительный капитал утратил свою собственную целостность: под крыло финансового капитала ушел сырьевой, топливно-энергетический комплекс, являющийся отраслевой базой бюджетных доходов. Остальные отрасли, прежде всего инвестиционные, живут в режиме спонтанного становления рынка в формах теневой экономики.

Как выйти из данной ситуации? Уйти назад от примата финансового капитала к приоритету реального и переориентировать денежные потоки под присмотром государства из финансово-денежного сектора в производственный? Или пойти вперед, к последовательному преобразованию социалистической экономики в рыночную макроэкономику, базисом которой является финансовый капитал? Этот вопрос можно было бы посчитать риторическим, если бы, с одной стороны, не существовало академической оппозиции, приверженной идее примата реального капитала (к ней примкнули и некоторые молодые экономисты, например С. Глазьев), а с другой - была бы достаточно ясной формула рыночной трансформации на основе приоритета финансового капитала.

Поставленные вопросы вплотную подводят к проблеме взаимосвязи рыночной трансформации и глобализации, в рамках которой - на уровне ее формул - отрабатывается системообразующая роль финансового капитала в современной экономике. Прежде чем перейти к этому аспекту анализа, задержимся еще немного на российской экономической ситуации. Нас интересует более точное определение причин, по которым частная собственность оказывается не в состоянии стать конструктивной основой общественного производства.

Во-первых, мелкий и средний бизнес в массе своей специализирован на посреднических функциях, что заставляет его группироваться вокруг крупного финансового или производительного капитала и не позволяет ему стать основанием для структурных преобразований экономики, а значит, и превратиться в производственную базу финансового капитала. Такой основой практически являются пока только экспортные отрасли сырьевого и топливно-энергетического комплекса. Именно туда устремлен финансовый капитал.

Во-вторых, крупные сферы экономики, о которых говорилось выше (с одной стороны, экспортный сырьевой, топливно-энергетический комплекс, с другой - теневой инвестиционный), движутся параллельно, будучи по-разному связанными с оборотом мирового финансового капитала. Их собирает в единое целое, используя средства бюджетной политики, государство, причем частный бизнес не играет роли его сильного партнера. Российский госбюджет еще со времен СССР опирался на крупные и крупнейшие предприятия, которые создавали основные потоки в бюджет и из бюджета.

В-третьих, становление внутреннего рынка на базе частного капитала предполагает положительную и высокую корреляцию с ростом доходов населения, повышением потребительского спроса. Такая корреляция у нас в стране отсутствует: очень низок уровень доходов, около 15% которого идут в сбережения, а последние выпадают из рыночных оборотов потребительского сектора, будучи в основном израсходованными на покупку валюты (в 1998 году из 260,4 млрд руб. сбережений 213,8 млрд руб. пришлось на валовые покупки наличной валюты [12, с. 587,588]). Банковская система почти не участвует в повышении денежных доходов населения и вовлечении в денежные обороты сбережений.

Отмеченные особенности переходной российской экономики ставят под сомнение возможность напрямую использовать известные формулы глобализации: Вашингтонский и пост-Вашингтонский консенсусы. То обстоятельство, что экспортно-ориентированная модель развития дает негативные эффекты, делает невозможной последовательную реализацию принципов открытости трансформируемой экономики, которые предполагаются формулой Вашингтонского консенсуса. Что же касается бюджета, то он поддерживает центробежные тенденции сферы общественного производства, поэтому приоритет бюджета можно считать противоречащим формуле пост-Вашингтонского консенсуса.

Парадоксально, но экономическая стагнация и низкий уровень доходов населения органически сочетаются с ориентацией всех сфер экономики на максимизацию доходов. По отношению к критерию - максимуму доходов - нормативы накопления и эффективности инвестиций-являются вторичными, так же как и нормативы оплаты труда, уровня личных доходов и удельного веса сбережений в доходах, т.е. это - итог распределения доходов, притом не интегрируемых в чистый доход общества. Как следствие, внутренний рынок утратил свой собственный стоимостной эквивалент и вынужден использовать двойную валюту (рубль и доллар). В той степени, в какой механизм долларового насыщения связан с центробежной структурой экономики. двойная валюта фиксирует сложившуюся ситуацию и тем самым создает противовес тенденции к открытости экономики.

Таким образом, ситуация неадекватна не только требованиям развитой рыночной макроэкономики, но даже принципам классического капитализма времен А. Маршалла. когда экономическим базисом был реальный (торгово-промышленный) капитал. В пространстве его кругооборота и происходило интегрирование доходов (по своему экономическому содержанию - финансовых величин) в стоимостную категорию -чистый доход общества. Казалось бы, именно эти принципы и положены в методологическое основание известных формул глобализации, однако в них не введена необходимая функциональная предпосылка - формирование производительного капитала как целостности. И в этом заключена главная проблема выбора формулы глобализации для России. Пространство формул ограничивается абстрактной дилеммой "рынок-государство", реальные же проблемы российской переходной экономики нуждаются в разработке формулы глобализации, исходя из дилеммы "капитал-государстпо".