76474-1 (Власть: концептуальный анализ)

Власть: концептуальный анализ

Ледяев Валерий Георгиевич, доктор философских наук

Современная кратология — "наука о власти" — является информационно-поисковой системой, в которой представлены конкурирующие исследовательские программы. Роль базового элемента в этих программах играет понятие власти. От определения данного понятия в существенной мере зависят качество социологической информации, характер практических рекомендаций и, конечно, теоретическая картина социальной реальности.

Значимость концептуального анализа власти увеличивается пропорционально росту интенсивности и расширению границ кратологического дискурса. О власти сегодня много говорят и пишут. Тема прочно заняла одно из центральных мест в теоретических дискуссиях и политической полемике. В широком потоке публицистической и научной литературы о власти можно найти самые разные трактовки ее свойств и функций. Все это вполне закономерно, учитывая нынешние российские реалии. Вырвавшись из тоталитарных оков, массовое сознание и социальная наука быстро преодолели имевшийся ранее дисбаланс между важностью феномена и объемом его исследования.

Но в этом естественном всплеске интереса к проблеме кроется серьезная опасность — угроза превращения понятия власти в нечто аморфное и неопределенное. Недостаточное внимание к концептуальным проблемам привело к тому, что "властью" начали называть любые явления и события, хоть както связанные с воздействием одних людей на других или со сферой политики в целом. Мало кто из исследователей обращается к анализу области и пределов применения понятия, его содержательной специфики и места в общей понятийной структуре. В результате "власть" стала практически неотличимой от "влияния", "принуждения", "управления", "силы", "господства", "авторитета", "контроля", "дисциплины" и др. Между тем перечисленные понятия призваны отражать различные формы социальных связей и виды зависимости человека от тех или иных общественных факторов — других людей, правовых и моральных норм, обстоятельств, идеологической среды и т.д. Широкая вариативность и неоднородность таких факторов требуют установления четкого соотношения между соответствующими понятиями, иначе объяснение социальной реальности и человеческой деятельности будет неадекватным.

Терминологическая нечеткость, естественно, создает массу проблем (или псевдопроблем). Иногда исследователи просто говорят на разных языках, не понимая своих оппонентов. Нередко различия в рассуждениях о власти и оценках ее распределения в тех или иных социальных системах связаны не с анализом властных отношении, а с расхождениями в конкретных объектах анализа. Как следствие, многие выводы о свойствах и закономерностях рассматриваемого феномена оказываются недостоверными, поскольку относятся не к власти, а к чемуто другому. Исследователи власти, говоря словами английского ученого П. Морриса, зачастую "ловят не того зверя", а "поймав чтото", пытаются убедить нас — "это именно то, что они искали" (1, с.2).

Четко зафиксировать специфику понятий, употребляемых в кратологическом дискурсе, а также их соотношение между собой весьма непросто — и не только вследствие продолжающихся концептуальных дискуссий, в которых сталкиваются соперничающие философские и социологические парадигмы. Социальные понятия есть результат нашего осмысления действительности и потому не могут быть столь же однозначными, как имена собственные. Но хотя понятия и представляют собой определенные теоретические конструкты, это отнюдь не означает, что их можно определять произвольно без объяснения и обоснования или что все концептуализации и употребления понятий одинаково приемлемы.

Кратологические понятия, или "властные термины" (power terms), как их иногда обозначают в англоязычной литературе, различаются между собой по совокупности обязательных смысловых элементов (определяющих свойств). Их специфика наглядно проявляется в ситуациях, когда мы пытаемся отделить один класс феноменов от других. Критическими для прояснения специфики понятия власти и его отличий от других "властных терминов" являются следующие вопросы: что есть власть — потенциал, его реализация или и то, и другое? Атрибут, отношение или действие? В чем проявляется результат власти? Существует ли власть в природном мире или же она возникает в отношениях между людьми? Может ли власть осуществляться ненамеренно? Всегда ли у власти есть конкретные субъект и объект? Означает ли власть конфликт, оппозицию, сопротивление, асимметрию? Если мы стремимся к четкости в объяснении социальных явлений, то, используя термин "власть" ("влияние", "господство", "контроль", "принуждение" и т.д.), мы должны учитывать ответы на эти и некоторые другие вопросы, составляющие ядро концептуального анализа власти.

Любое из упомянутых понятий необходимо рассматривать в терминах причинноследственной связи (потенциальной и/или актуализированной), и в этом смысле они обозначают разновидности каузальных отношений. Каузальное объяснение подразумевает, что основными структурными элементами властного отношения являются субъект власти — агент, выступающий причиной изменения (возможного изменения) действий другого агента (объекта), и объект власти — агент, изменение деятельности (сознания) которого есть следствие воздействия со стороны субъекта. При отсутствии каузальной связи никакие отношения между акторами не могут считаться "властными".

Однако, поскольку разновидностью каузальных отношений выступает не только власть, спецификация понятия требует выделения его отличительных свойств, в частности путем "отсеивания" тех видов каузации, которые находятся за его пределами.

Первое уточнение касается правомерности использования данного понятия для характеристики отношений между людьми и явлениями (объектами) природы и животным миром. Как и большинству исследователей, мне представляется целесообразным трактовать власть в качестве одной из форм социальной каузальной связи, т.е. ограничить сферу применения понятия отношениями между людьми. В отличие от влияния, которое возможно при любых видах взаимодействия, власть рассматривается мною как социальный феномен, отсутствующий в неживой природе или в животном мире. Поэтому выражения типа "власть стихии", "власть текста" или "власть самца над самкой" имеют скорее метафорический смысл, причем термин "власть" выступает в них синонимом слова "влияние". Здесь я расхожусь с Б. Расселом, Э. Голдмэном, К. Боулдингом и другими исследователями, которые утверждают, что власть может осуществляться и над неодушевленными предметами и животными.

Далее. Власть есть сравнительно устойчивое отношение между субъектом и объектом. Понятие власти не может употребляться применительно к тем социальным связям, где способность субъекта воздействовать на объект одномоментна, непредсказуема (случайна) и несущественна. Как справедливо отмечает редактор авторитетного трехтомного издания по кратологии Дж. Скотт, "социальная власть включает идею производства значимого (курсив мой — В.Л.) воздействия... Плодотворная концепция власти должна также включать критерий значимости, с помощью которого можно выделить те последствия каузального воздействия, которые являются результатом социальной власти" (2).

К числу обязательных элементов власти многие исследователи относят интенцию субъекта. Благодаря этому критерию из сферы властных отношений исключаются ситуации, когда субъект вообще не знает о существовании объекта. Тем самым проводится различие между властью и случайным влиянием, а также социальным контролем, включающим в себя и нормативное регулирование группой поведения отдельных ее членов (3, с.35). Кроме того, указание на интенцию субъекта позволяет конкретизировать результат ("выход") властного отношения и оценить успех или неудачу попыток осуществления власти.

Традиционное возражение против включения интенции в определение власти состоит в том, что оно ведет к преувеличению роли рационального (предвидимого) во властном отношении и недооценке ненамеренных последствий осуществления власти (см., напр.: 4, с.34; 5, с.252253; 6, с.359). Однако отождествление власти со всеми формами влияния, как намеренного, так и ненамеренного, фактически подразумевает, что любое социальное действие — есть результат власти. В таком случае властные отношения оказываются идентичными социальным отношениям в целом, а понятие власти лишается своей специфики.

Оптимальным решением данной дилеммы представляется использование понятия интенции в самом широком значении, выражающем направленность субъекта на объект. Интенция не сводится к рациональному намерению, а может включать в себя надежду, веру, желание и т.п. Для характеристики ситуаций, когда интенция субъекта власти не является четко выраженной и полностью осознанной, Э. де Креспини предложил понятие "общая интенция" (в противоположность "интенции конкретной") (8, с. 195), а Д. Уайт — "благоприятное отношение", дополняющее понятие интенции (9, с.758).

Следующее уточнение содержания понятия "власть" связано с решением так наз. проблемы потенциального и актуального. По мнению большинства исследователей (М. Вебера, Р. Тауни, Б. Бэрри, Д. Ронга, П. Морриса и др.), власть есть потенциальная причина, способность субъекта оказать определенное воздействие на объект. Хотя в обыденной речи данное понятие употребляется для обозначения, как возможности совершения некоего действия, так и самого этого действия (события), оно имеет диспозиционную природу, т.е. характеризует то, что может произойти или произойдет, а не то, что произошло и происходит.

Сторонники альтернативного ("эпизодического") подхода (Г. Лассуэлл, Э. Кэплэн, Х. Саймон, Р. Даль, Н. Полсби) рассматривают "власть" в качестве разновидности социального поведения, определяя ее в терминах актуальной каузальной связи. Согласно такому подходу, "иметь власть" означает "осуществлять" ее, а не просто обладать способностью сделать чтото. Не реализующийся потенциал — это не власть; властное отношение возникает лишь в том случае, если существующий потенциал успешно используется.

Различие между двумя описанными подходами проявляется и в используемых исследователями лексических конструкциях: сторонники диспозиционной концепции говорят об "обладании властью", тогда как их оппоненты предпочитают употреблять выражение "осуществление власти".

Выбор диспозиционной концепции власти, проводящей четкое различие между "властью" (потенциалом) и "влиянием" (действием), чаще всего обосновывается ссылками на семантику и этимологию слов "власть" и "влияние". Английское "power" ("власть") происходит от латинского "potere", означавшего "быть способным", в то время как "influence" ("влияние") — от латинского "influere" ("втекать", "проникать", "находиться под воздействием"), выражавшего магическую идею о субстанции, которая исходит от звезд и проникает в людей, изменяя их поведение (1, с.9). В русском языке различие между "властью" и "влиянием" тоже очевидно. Хотя у этих слов имеются пересекающиеся значения, ядром "власти " является способность (возможность) повелевать, владение (обладание) чемлибо, т.е. диспозиция, тогда как "влияние" однозначно указывает на действие и имеет ту же этимологию, что и английское "influence", восходя к латинскому influentia (10, с.183185; 11, с.227).

Сторонники диспозиционного подхода указывают и на ряд проблем, неизбежно возникающих при концептуализации власти в терминах актуального поведения. Прежде всего речь идет о недооценке "скрытых" форм власти, в частности власти над сознанием и установками людей, которую особенно трудно идентифицировать. Кроме того, при отождествлении власти с ее наблюдаемым осуществлением любое бездействие следует квалифицировать как безвластие. Между тем отсутствие поведения есть определенная форма поведения, а отказ от решения — тоже решение (см.: 4, с.40; 12).

Концептуализация власти как деятельности нередко приводит и к переоценке реальной власти отдельных акторов, например, в случаях, когда группы с относительно слабыми позициями в структуре власти прибегают к экстремальным формам действия. Но, как показывает опыт,, обращение к силе чаще всего свидетельствует о недостатке власти. Прочная власть, базирующаяся на солидных ресурсах, может и не проявляться в манифестированных (видимых) действиях.

Таким образом, власть — это способность субъекта оказать воздействие на объект. Если субъект не обладает данной способностью, он не обладает властью. Способность воздействовать на объект — обязательный элемент власти, одно из ее определяющих свойств.

Другой вывод, естественно вытекающий из диспозиционного понимания власти, состоит в том, что власть может существовать и без актуализации в сознании и/или поведении объекта. В ряде случаев субъект предполагает отложить реализацию своих намерений или полагается на то, что желаемый результат будет достигнут и без его вмешательства. Нередко власть вообще не ведет к установлению актуальной каузальной связи между субъектом и объектом. Иными словами, субъект может обладать властью над объектом, не осуществляя ее.

Этот вывод требует уточнения, поскольку довольно часто словосочетания "обладание властью", "осуществление власти", "потенциальная власть" и др. используются весьма произвольно, что подчас приводит к путанице в понятиях и к затруднениям в их толковании. В данном аспекте анализа власти важно учитывать различия между следующими ситуациями:

Потенциал для власти ("возможная власть") — субъект располагает не властью над объектом (актуальной, потенциальной или какойлибо иной), а лишь ресурсами, потенциалом, который (гипотетически) может стать основой властного отношения в будущем (при осознании субъектом своих возможностей или возникновении у него соответствующей интенции).

Потенциальная власть — субъект способен обеспечить подчинение объекта и имеет соответствующую интенцию, но не осуществляет свою власть; актуальное каузальное отношение между ним и объектом отсутствует.