CBRR2099 (Учение о праве, долге и религии), страница 3

Побуждения как природные определения суть ограничения. Только благодаря рефлексии человек начинает подниматься над ними. Первая рефлексия касается здесь средств: соответствуют ли они побуждению, будет ли побуждение ими удовлетворено и, кроме того, нс слишком ли значительны средства для того, чтобы принести их в жертву этому побуждению.

Рефлексия сравнивает различные побуждения и их цели с основной целью индивида. Цели особенных побуждений ограничены, но способствуют, каждая по-своему, тому, чтобы была достигнута основная цель. Тем не менее этой последней одна более родственна, другая - менее. Рефлексия, следовательно, должна сравнивать побуждения, выясняя, находятся ли они в родстве с основной целью и будет ли их удовлетворение содействовать достижению этой основной цели. В рефлексии начинается переход от низшей способности желания к высшей. Рефлектируя, человек уже не является только существом природы, уже не находится в сфере необходимости. Необходимым нечто является только в том случае, когда может произойти только вот это одно, а не что-нибудь иное. Перед рефлексией же стоит не только вот этот непосредственный предмет, но и некоторый иной, другими словами, его противоположность.

§ 12

Однако эта только что описанная рефлексия является по сути дела лишь относительной. Хотя она и выходит за пределы чего-то конечного, но всегда приходит опять же к чему-нибудь конечному. Например, если мы выйдем за пределы некоторого места в пространстве, то нам представится другое, большее, но всякий раз ограниченное пространство или место, и так будет продолжаться до бесконечности. Точно так же, двигаясь от настоящего времени в прошедшее, мы можем представить сеое период в десять или даже тридцать тысяч лет. Такая рефлексия хотя и уходит из одного определенного пункта пространства или времени в другой, однако из самих пространства или времени не выходит. Так же обстоит дело и в практической относительной рефлексии. Она покидает одну непосредственную склонность, вожделение или побуждение и переходит к какому-нибудь другому побуждению, вожделению или склонности, покидает в свою очередь их и т. д. Будучи относительной, она всякий раз снова нападает лишь на какое-нибудь побуждение, кружит только среди таких вожделений и никогда не поднимается выше всей этой сферы побуждений.

Абсолютная практическая рефлексия, напротив, поднимается выше всей этой сферы конечного, т. е. покидает сферу низшей способности желания, где человек определен природой и зависит от внешних вещей. Конечность в том вообще и состоит, что нечто имеет границу, т. е. в том, что здесь положено его небытие, что здесь это нечто прекращается, что оно, следовательно, соотносится благодаря этому с чем-то другим. Бесконечная же рефлексия состоит в том, что я соотношусь ужо но с чем-то другим, а с самим собой, являюсь своим собственным предметом. Это чистое соотношение с самим собой и есть Я, корень самой бесконечной сущности. Оно - полная абстракция от всего, что конечно. Как таковое, Я не имеет никакого природой данного, непосредственного содержания; своим содержанием оно имеет только себя самого. Эта чистая форма есть одновременно и свое собственное содержание. Всякое от природы данное содержание есть 1) нечто ограниченное- Я же не ограничено; 2) природное содержание непосредственно - чистое Я, напротив, не имеет никакого непосредственного содержания, ибо чистое Я существует только посредством абстракции от всего другого.

§ 13

Сначала Я. совершенно неопределенно. Но оно может посредством рефлексии от неопределенности перейти к определенности, например к зрению, слушанию и т. д. В этой определенности оно сделалось неравным себе, но вместе с тем оно сохраняет и свою неопределенность, т. е. может, отказавшись от этой определенности, снова вернуться в себя самого. Сюда же относится и принятие решения, ибо ему предшествует рефлексия, состоящая в том, что я имею перед собой многие определенности, сколько - неважно, но ими все же должны быть по меньшей мере вот эти две, а именно: или я принимаю какое-нибудь определение, или же не принимаю. Решение прекращает рефлексию, представляющую собой переход от одного к другому, устанавливает определенность и делает ее своей. Основным условием принятия решения, иначе говоря, основным условием возможности решать, возможности рефлектировать перед практическими действиями, является абсолютная неопределенность Я.

§ 14

Свобода воли есть свобода вообще, а все другие свободы лишь ее виды. Когда гопорят: свобода воли, то этим отнюдь не хотят сказать, будто кроме воли есть еще какая-то сила, свойство или способность, тоже обладающая свободой. Точно так же, говоря о всемогуществе бога, не понимают этого так, будто есть еще и другие существа, кроме бога, которые обладали бы всемогуществом. Существуют также гражданская свобода, свобода печати, политическая, религиозная свобода. Эти виды свободы представляют собой всеобщее понятие свободы, поскольку оно применено к особенным отношениям или предметам. Свобода вероисповедания состоит в том, что религиозные представления, религиозные обряды не навязываются мне, иными словами, в ней существуют только такие определения, которые я признаю своими, превращаю в свои. Религия, которая мне навязывается, иначе говоря, в отношении которой я не являюсь свободным существом, не моя, она всегда остается чуждой для меня. Политическая свобода народа заключается в том, чтобы создать собственное государство и решать, что признать как общенациональную волю либо всем пародом, либо через тех, кто принадлжит к народу и кого народ благодаря тому, что всякий другой гражданин имеет равные с ними права, может считать своими.

§ 15

Часто выражаются так: моя воля была определена такими-то мотивами, обстоятельствами, соблазнами и побуждениями. Это выражение содержит прежде всего ту мысль, что я был при этом пассивен. На самом же деле я был при этом не только пассивен. Я был также и существенно активен в том именно, что моя воля приняла эти обстоятельства как мотивы, допускает их как мотивы. Причинно-следственное отношение при этом не имеет места. Обстоятельства не являются причинами, а моя воля - их следствием. Согласно причинно-следственному отношению, то, что содержится в причине, должно последовать необходимо. Я же в качестве рефлексии могу выйти за пределы всякого определения, установленного обстоятельствами. Если человек ссылается на то, что с истинного пути его совратили обстоятельства, соблазны и т. д. то этим он хочет как бы отстранить от себя поступок, но тем самым лишь принижает себя до несвободного существа - существа природы, в то время как на самом деле его поступок всегда является его собственным поступком, а не поступком кого-то другого, т. е. не является следствием чего-либо вне этого человека. Обстоятельства или мотивы господствуют над человеком лишь в той мере, в какой он сам позволяет им это.

Определения низшей с лособности желания суть природные определения. В связи с этим кажется и ненужным, и невозможным, чтобы человек делал их своими. Однако именно как природные определения они как раз и не принадлежат еще его воле, или его свободе, ибо сущность его воли в том и состоит, что в ней не бывает ничего, чего бы она сама не сделала своим. Таким образом, человек может то, что принадлежит его природе, рассматривать как нечто чуждое, которое, следовательно, есть в нем только тогда, принадлежит ему только тогда, когда он сделал это своим, иначе говоря, намеренно следует своим природным побуждениям.

§ 16

Ставить человеку поступок в вину - значит вменять или засчитывать ему этот поступок. Детям, которые находятся еще в природном состоянии, нельзя вменять никаких поступков; дети еще невменяемы. Точно так же невменяемы сумасшедшие или слабоумные.

§ 17

В различении деяния и поступка как раз и заключается разница между понятием вины, как оно выступает в трагических представлениях древних, и понятием вины в нашем понимании. В трагических представлениях древних содеянное приписывается человеку во всем своем объеме. Он должен ответить за содеянное в целом, а то, что ему была известна только одна сторона содеянного, а другие нет, во внимание не принимается. Он изображается здесь как абсолютное знание вообще, а не только как относительное и случайное знание, иначе говоря, что бы он ни сделал, рассматривается целиком как его деяние. Ни одна часть этого целого с него не снимается и не перекладывается на другое существо. Например, когда Аякс из-за того, что он не получил оружия Ахилла, ослепленный гневом, перебил всех быков и овец греков, он не свалил вину на свое безумие, как будто бы в безумии он был другим существом, а взял весь поступок на себя как на виновника и от стыда лишил себя жизни.

§ 18

Если бы воля не была всеобщей, то не существовало бы никаких действительных законов, ничего, что могло бы действительно обязывать всех. Каждый мог бы поступать, как ему заблагорассудится, и не обращал бы внимания на своеволие других. Что воля всеобща, вытекает из понятия ее свободы. Люди, если судить о них по их явлению, в общем весьма различны в отношении воли, по характеру, манерам, склонностям, способностям. Они суть поэтому особенные индивиды и отличаются друг от друга по своей натуре. У каждого есть такие способности и определения, которых нет у другого. Эти различия индивидов не касаются воли самой по себе, ибо она свободна. Свобода как раз и состоит в неопределенности воли, иначе говоря, в том, что воля не имеет внутри себя никакой природной определенности. Воля сама по себе есть, следовательно, всеобщая воля. Особенность или единичность человека но препятствует всеобщности воли, а подчинена ей. Справедливый или моральный, иными словами превосходный поступок хотя и совершается отдельным [человеком], однако все соглашаются с таким поступком. Они, следовательно, узнают в нем самих себя или свою собственную волю. Здесь происходит то же самое, что и с произведениями искусства. Даже те, кто не смог бы создать такого произведения, находят в нгм выраженной свою собственную сущность. Подобное произведение оказывается, таким образом, петиции всеобщим. Оно получает тем большее одобрение, чем более исчезает в нем особенное его создателя.

Возможен случай, когда свою всеобщую волю не сознают. Человек может считать нечто совершенно противным своей воле, хотя оно тем не менее есть его воля. Преступник, которого наказывают, может, конечно, желать, чтобы его избавили от наказания, всеобщая же воля ведет к тому, что преступление наказывают. Необходимо, следовательно, предположить, что абсолютная воля самого преступника требует, чтобы его наказали. Поскольку преступника наказывают, это предполагает требование, чтобы и он понимал, что его наказывают справедливо, и если он понимает это, то, хотя он и может желать, чтобы его освободили от наказания как внешнего страдания, тем не менее его всеобщая воля, поскольку он признает, что его наказывают справедливо, согласна с наказанием.

§ 19

Произвол есть свобода, но это формальная свобода, иначе говоря, он есть свобода постольку, поскольку моя воля соотносится с чем-либо ограниченным. При этом нужно различать две стороны: 1) в каком смысле воля тут не остается в равенстве с самой собой и 2) в каком смысле она остается в равенстве с самой собой.

1. Если воля хочет чего-нибудь, то она имеет некоторое определенное, ограниченное содержание. В этом отношении она, следовательно, не равна самой себе, ибо здесь она действительно определена, тогда как сама по себе она является неопределенной. То ограниченное, что она восприняла в себя, есть, таким образом, нечто иное, чем она сама. Например, если я хочу ходить или смотреть, то я буду ходящим или смотрящим. Я, следовательно, буду не равен самому себе, потому что хождение или смотрение представляют собой нечто ограниченное и не равны Я.

2. Однако по форме я нахожусь тут также и в равенстве с самим собой, иначе говоря, являюсь свободным, потому что я, ввиду того что я так определен, рассматриваю себя одновременно и как нечто чуждое, иначе говоря, отличаю от себя, от Я состояние этой определенности, ибо так ходить, смотреть - это во мне не от природы, а потому, что я сам внес это в свою волю. В данном отношении это явно есть вместо с тем и совсем не чуждое мне, ибо я сделал это своим и это представляет собой мою волю.

Итак, упомянутая свобода есть формальная свобода, потому что при равенстве с самим собой во мне налицо одновременно и неравенство с самим собой, иначе говоря, во мне есть также и нечто ограниченное. Когда в обыденной жизни мы говорим о свободе, то обыкновенно понимаем под ней произвол, т. е. относительную свободу, состоящую в том, что я могу что-то делать или не делать. При ограниченной воле мы можем обладать формальной свободой лишь в той мере, в какой отличаем от себя все это определенное, иначе говоря, в той мере, в какой подвергаем его рефлексии, а это значит,

что мы также и выше его. Когда мы охвачены страстью или действуем побуждаемые природой, мы не обладаем формальной свободой, так как наше Я целиком поглощено этим чувством, последнее не кажется нам ограниченным. Здесь наше Я не находится одновременно также и вне, не отличает себя от этого чувства.

§ 20

Абсолютно свободная воля отличается от относительно свободной, или произвола, тем, что предметом абсолютной воли является только она сама, а предметом относительной - нечто ограниченное. Относительную волю, например вожделение, интересует лишь предмет. Абсолютная воля отличается, однако, и от упрямства. Последнее имеет то общее с абсолютной волей, что оно дорожит не столько сутью дела, сколько волей как волей, тем, чтобы считались именно с его волей. Одно от другого отличить нетрудно. Упрямый настаивает на своей воле только потому, что это его воля, он настаивает на ней без разумного основания, т. е. без того, чтобы его воля представляла собой нечто имеющее всеобщую ценность. Насколько необходимо, чтобы силой воли обладал тот, кто упорен в достижении разумной цели, настолько же и отвратительно упрямство, ибо оно представляет собой нечто совершенно единичное и исключающее иное. Истинно свободная воля по имеет случайного содержания. Только она сама не случайна.

§ 21

Чистую волю не интересует какая-либо особенность. Воля же, придающая значение какой-либо особенности, представляет собой произвол, ибо последний обладает ограниченным интересом и берет свои определения из природных побуждений и склонностей. Такое содержание дано воле, а не положено ею абсолютно. Основной принцип воли состоит в том, следовательно, чтобы осуществлялась и сохранялась ее свобода. Кроме этого, правда, воля желает еще многих определений. У нее есть еще разного рода определенные цели, учреждения, состояния и т. д., однако они не являются целями воли сами по себе, а являются целями потому, что служат средствами и условиями для осуществления свободы воли, которое делает учреждения и законы необходимыми для ограничения произвола, склонностей, голого изволения и вообще побуждений и желании, которые относятся к одним только природным целям. Например, воспитание имеет цель сделать человека самостоятельным существом, т. е. существом со свободной волей. Для этого детям запрещают многое из того, что им хочется. Они должны научиться повиновению, чтобы были сняты их единичная или собственная воля и их зависимость от чувственных склонностей и желаний; таким образом, воля их сделается свободной.

§ 22