114612 (Учение как благо и повинность), страница 3

Продолжая разговор о результатах и последствиях "просветительской революции", кульминацией которой стала петровская эпоха, полезно использовать введенное П. Бурдье различение между "объективированной" (во внешних фактах и событиях) и "инкорпорированной" (отложившейся в способах понимания социальной реальности, привычках, стереотипах поведения и мышления) историей. Рассматривая реализацию петровского "просветительского проекта" в этих категориях, следует обратить внимание на такой "невидимый продукт" эпохи, как новые ментально-поведенческие диспозиции и "стили жизни". В этот период в обществе становятся заметными не встречавшиеся ранее культурно-психологические черты, которые постепенно распространяются как в высшем, дворянском сословии, так и в других слоях населения. Некоторые из таких черт отметил еще Ключевский. Он, например, писал о том, что русский дворянин XVIII в., даже если он не выучивался чему-либо основательно, все-таки приобретал вкус к учению как таковому [3, с. 25].

Добавим к этому, что эпоха преобразований взрастила совершенно особый тип замечательной личности, характерологической чертой которого стала настоящая одержимость познанием. Непрерывное расширение сферы изученного для него уже не обязанность, оно становится увлечением, потребностью, образом жизни, дополняющим чисто служебные обязанности. Психологически они во многом близки к тем "серьезным и угрюмым труженикам" [11], которых мы впервые находим в Европе XVII в., хотя действуют в иных обстоятельствах и узнавание их иное, чем у Декарта, Ньютона, Паскаля или Гюйгенса. Интеллектуальные интересы этих новых русских людей простираются одновременно в самые, казалось бы, далеко отстоящие друг от друга сферы: первоклассные труды по химии, физике, металлургии свободно сочетаются с филологическими изысканиями и литературными упражнениями, управление горными заводами с углубленными историческими исследованиями, трактаты о денежном обращении с религиозно-этическими размышлениями, рутинная работа мелкого сенатского чиновника с переводом на русский язык произведений Монтеня, Гоббса, Локка. Монтескье, Эзопа, Фонтенеля и одновременно с этим — с работой по выработке русской научной и философской терминологии.

Учение и изучение, воспринимаемые одновременно и как служение, — это ценность, которую отстаивают, пропагандируют, завещают детям. Не случайно в XVIII — начале XIX в. появляется так много "Рассуждений", "Разговоров" и "Слов" о пользе наук, училищ и учения. Расширение познаний — впервые в отечественной истории — становится стратегией личностной самореализации, придающей индивиду своего рода устойчивость: человек может быть отставлен от службы, но от служения только он сам может себя отлучить. Познавательные интересы и потребности, разумеется, служат "делу". Но они же являются опорой и утешением, придают жизни смысл при самых неблагоприятных поворотах фортуны, какими изобиловала та бурная эпоха. Наконец, они просто доставляют внутреннее удовлетворение, становятся психологической потребностью. Ярчайшим примером этому является личность М.В.Ломоносова.

Конечно, когда речь заходит о социально-психологическом и культурном облике людей, олицетворяющих собой юность и молодые годы "имперского просвещения", мы в первую очередь вспоминаем хрестоматийно известные имена, составляющие "первый план истории". Но те же черты нетрудно увидеть в социальном облике и биографиях многочисленных деятелей "второго ряда" — например, великолепно описанных Ю.М.Лотманом сановников среднего ранга И.И.Неплюева (дипломат и царедворец, впоследствии начальник Оренбургской экспедиции) или М.П.Аврамова (выслужившийся из рядовых московских подьячих директор Санкт-Петербургской типографии, сосланный после смерти Петра на Камчатку, где он занимался просветительной деятельностью среди местного населения и сотрудничал со знаменитым мореплавателем и исследователем новых земель капитан-командором А.И.Чириковым). А ведь наряду со "вторым рядом" были еще третий, четвертый и так далее — вплоть до никому не известных грамотеев и мастеровых, о которых в лучшем случае сохранились лишь отдельные упоминания в рапортах, донесениях и денежных ведомостях. Так, не занимавший даже низших административных постов екатеринбургский учитель Федор Санников, живший, как и все его коллеги, на грани бедности, по собственной инициативе и вне рамок службы стал заниматься метеорологией (его скромный вклад в "приращение наук" — журналы многолетних "метеорологических обсерваций", а также "Книга чертежам в плане и прошпекте казенным и партикулярным заводам"). Таких примеров сотни и тысячи.

Следует специально отметить, что бескорыстный, т.е. никак не связанный с расчетом на социальное продвижение, интерес к пополнению знаний становится все более приметной чертой социального поведения низовых слоев населения. Полуобразованный русский из низших сословий, отмечал в своих воспоминаниях известный историк А.Л.Шлецер, "с необыкновенною охотою берется за всякое чтение; особенно любит он отечественную историю", так что даже многие ветошные лавки полны рукописных летописей и других памятников старины, которые находят своих покупателей. Тот же контингент был потребителем и научно-популярных изданий, которые в этот период начинают довольно широко издаваться в России [12, с. 214—215]. В конечном счете к концу XVIII столетия стремление россиян узнавать и учиться становится столь массовым, что принимает уже вид самоподдерживающегося социокультурного процесса, выражающегося в самопроизвольной активности значительной части населения, вне зависимости от социального происхождения. Так формируется облик новой России, которая уже через столетие выйдет на передовые позиции в мире во многих областях науки.

Список литературы

1. Паулъсен Ф. Исторический очерк развития образования в Германии. М., 1908.

2. Соловьев СМ. История России с древнейших времен: В 15 кн. Кн. VTH. Т. 15—16. Гл. 2—3. М., 1962.

3. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983.

4. Желтяков А.Д., Петросян Ю.А. История просвещения в Турции (конец XVIII — начало XX в.). М„ 1965.

5. Знаменский П. Начальное заведение духовных школ при Петре I // Панибратцев А.В, Просвещение разума: Становление академической науки в России. СПб., 2002.

6. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984.

7. Чаадаев П.Я, Апология сумасшедшего // Избр. соч. и письма. М., 1991.

8. Соболевский А.И. Образованность Московской Руси XV—XVII вв. СПб., 1894.

9. Салтыков Ф.С. Пропозиции // Антология педагогической мысли России XVIII в. М., 1985.

10. Кондратенко Е.В, В.Н.Татищев: приглашение к разговору // Педагогика. 2001. № 7.

11. Розанов В.Б. Паскаль // Человек. 2001. № 4.

12. Штранге М.М. Демократическая интеллигенция в России в XVIII в. М., 1965.