96300 (Политика СССР и Франции в период "странной войны"), страница 2

Правительство Даладье, используя законы военного времени, обрушило на коммунистов репрессии, решив покончить с ФКП - постоянным противником французской буржуазии. 26 сентября был принят закон о роспуске компартии и других организаций, действовавших под руководством ФКП. 20 января 1940 г. по специальному закону депутаты коммунисты были выведены из состава всех представительных учреждений. Разгрому подверглись профсоюзы, находившиеся под влиянием ФКП. 17 января 1940 г. коммунисты - члены парламента и местных представительных органов были лишены депутатской неприкосновенности. В марте 1940 г., подводя итоги антикоммунистических репрессий, министр внутренних дел Сарро сообщил, что распущено 300 муниципалитетов и 675 общественных организаций, где коммунисты пользовались влиянием, запрещены 2 ежедневные газеты и 159 других изданий, в Париже и провинции проведено 11 тыс. обысков, арестовано 3400 чел.

После заключения советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г. и особенно договора о дружбе и границе 28 сентября советско-французские отношения, в первую очередь для Москвы, потеряли свое значение и шли на убыль.

Однако дипломатические отношения между Москвой и Парижем не были прерваны. Советское руководство, заинтересованное в укреплении связей с Германией, занимало по отношению к Франции и Англии почти враждебную позицию, возлагая на них ответственность за развязывание и продолжение начавшейся войны.

Французское правительство проявляло определенную сдержанность и старалось не обострять отношения с СССР. Париж внимательно следил за внешнеполитическим курсом СССР и, в первую очередь, за развитием советско-германских отношений.

Продвижение частей Красной Армии на польской территории и установление по всей линии фронта контакта с германскими войсками настоятельно требовало урегулирования многих вопросов между Москвой и Берлином, между командованием советскими и германскими войсками в Польше. 22 сентября было подписано германо-советское коммюнике, в котором говорилось, что германское правительство и правительство СССР установили демаркационную линию между германской и советской армиями. Демаркационная линия проходила по рекам Писса, Нарев, Буг, Висла и Сан. В этом документе, опубликованном в печати как в СССР, так и в Германии, открыто были определены границы «сферы интересов» СССР и Германии в Польше.

В политических кругах Парижа это сообщение было встречено довольно спокойно и даже по отношению к СССР благожелательно, Я.З.Суриц телеграфировал в Москву, что многие политические деятели Франции считают, что демаркационная линия между советской и германской армиями «крайне выгодна для СССР, это «крупнейшая победа Москвы». Политические обозреватели отмечали, что Москва поставила под контроль советского оружия значительную часть Польши, где проживает 11 млн. населения. Красная Армия создала заслон «на ранее намечавшихся и наиболее вероятных путях гитлеровского наступления против СССР». Некоторые парижские политики полагали, что «СССР действительно и решительно свернул на путь защиты чисто национальных и имперских интересов России». Более того, делался вывод, что в будущем создавшаяся ситуация «может повернуться и своей выгодной стороной для Франции, создав, в частности, более прочную плотину против германизма».

27 сентября в Москву вновь прибыл министр иностранных дел Германии И.Риббентроп, который провел переговоры со Сталиным и Молотовым. На следующий день был подписан советско-германский договор о дружбе и границе, а также секретные приложения к нему. В договоре стороны констатировали распад польского государства и взяли на себя ответственность за проведение в своих «сферах интересов» необходимые государственные переустройства. При определении границ были внесены изменения демаркационной линии, установленной германо-советским соглашением от 22 сентября: территория литовского государства включалась в сферу интересов СССР, а Люблинское воеводство и часть Варшавского воеводства отходили в сферу интересов Германии. Таким образом, районы, где преобладало польское население, отходили к Германии, а граница «сферы интересов» СССР в Польше стала проходить в основном по «линии Керзона» с учетом национального состава населения.

Советско-германский договор от 28 сентября 1939 г. и прилагаемые к нему документы свидетельствовали о расширении сотрудничества между СССР и Германией в политической области. Советский Союз и нацистская Германия предложили англо-французскому блоку смириться с ликвидацией независимости польского государства и отказаться от своих обязательств по отношению к Польше. Выступая в октябре в рейхстаге, Гитлер говорил о том, что бесполезно продолжать войну, поскольку польский вопрос касается только Германии и Советского Союза.

Комиссия ученых СССР и ПНР по истории отношений между двумя странами в мае 1989 г. опубликовала тезисы «Канун и начало второй мировой войны». В этом документе дается развернутая оценка советско-германского договора от 28 сентября 1939 г.

Подписание договора не только о «границе», но и о «дружбе», отмечали польские и советские историки, «давало основание говорить о «дружеских» отношениях СССР с фашистской Германией, фактически обеляло фашизм, деформировало классовые установки в общественном и индивидуальном сознании, имело тяжелые последствия как для Польши, так и для СССР».

После заключения советско-германского Договора о дружбе и границе между СССР и Германией В.М.Молотов и И.Риббентроп согласовали и подписали текст совместного советско-германского заявления. Этот документ должен был свидетельствовать о миролюбивых намерениях СССР и Германии. Молотов и Риббентроп подчеркнули, что урегулирование Москвой и Берлином вопросов, связанных с распадом польского государства, создает «прочный фундамент для длительного мира в Восточной Европе». Стороны пришли к соглашению, что «ликвидация настоящей войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой стороны, отвечала бы интересам всех народов». В заявлении прозвучали предупреждения в адрес правительств Англии и Франции, на которых в случае отказа содействовать установлению мира в Европе падает «ответственность за продолжение войны».

6 октября, выступая в рейхстаге, Гитлер заявил о стремлении немецкого народа к миру и подчеркнул, что Германия не имеет враждебных намерений по отношению к Франции и Англии. Таким образом, сторонникам прекращения войны стали Гитлер и Сталин. Муссолини и некоторые главы других государств заявили о своей готовности взять на себя посреднические миссии в переговорах между воюющими державами.

Сталин в защиту своей позиции мог мобилизовать коммунистические партии воюющих и нейтральных государств. В конце сентября всем компартиям были посланы директивы Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала, в которых предписывалось защищать политику СССР, бороться за мир, против империалистической войны, против капитализма и против национал-демократии.

1 октября от имени фракции французских рабочих и крестьян (бывшая фракция ФКП) председателю палаты депутатов Э. Эррио. было направлено письмо, в котором содержалось требование созвать парламент для обсуждения на открытом заседании предложения Германии о заключении мира. «...Мы считаем, что мир можно быстро достигнуть, ибо империалистическим поджигателям войны и гитлеровской Германии, находящейся во власти внутренних противоречий, противостоит могущество Советского Союза, что позволит реализовать политику коллективной безопасности, способной обеспечить мир и спасти независимость Франции».

Следует отметить, что призыв ФКП к миру соответствовал позиции не только пацифистов, выступавших против любой войны, но и позиции крайне правых реакционных деятелей. За мир с нацистской Германией выступал П. Лаваль, П. Фланден, М. Деа, Ж. Монтиньи, Ж.-Л. Тиксье-Виньянкур, П. Скапини и другие. Ж. Бонне, 13 сентября лишившийся портфеля министра иностранных дел, также предлагал обсудить вопрос о мире в парламенте.

Предложение Гитлера о мире, даже подкрепленное авторитетом СССР, не могло встретить серьезного отношения во Франции и Англии. Во-первых, в советско-германском заявлении от 28 сентября и в речах Гитлера практически не говорилось о судьбе Польши, кроме того, что СССР и Германия «урегулировали» вопросы, связанные с распадом польского государства. Более того, СССР и Германия, не дожидаясь мирной конференции, установили «границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего польского государства». Во-вторых, предложения Гитлера содержали весьма неопределенные гарантии безопасности в Европе после прекращения войны.

3 октября Н.Чемберлен заявил в палате общин, что английское правительство готово рассмотреть предложения о мире, но при условии серьезных гарантий безопасности в Европе. 10 октября в речи, которая транслировалась по французскому радио, Э. Даладье сказал, что Гитлер говорит «о мире, о мире для немцев, мире, который установит законность завоеваний, достигнутых хитростью и силой, мире, который не мешал бы подготовить новые захваты». «Мы взяли оружие и выступили против агрессии. Мы не сложим оружие, пока не будем иметь реальные гарантии мира и безопасности, безопасности, которая не будет подвергаться угрозе каждые шесть месяцев».

В письме к В.П.Потемкину от 18 октября Я.З.Суриц, хорошо информированный о настроениях в политических кругах Парижа, писал: «Нашему присоединению к требованиям мира никто не придал большого значения. Гораздо большее значение было придано нашему заявлению «об ответственности» и о «совместных с Германией мерах» на случай отклонения мира». Полпред отмечал, что среди политиков и дипломатов существует мнение, что призыв СССР к миру носит «платонический характер» и является лишь уступкой Германии.

Итак, в конце сентября 1939 г. были четко зафиксированы результаты раздела Польши между СССР и Германией, уточнены сферы влияния двух держав в Восточной Европе, выражено согласие сторон развивать дружеские отношения и сделано предложение о прекращении начавшейся войны на условиях признания ликвидации польского государства.

Новая позиция советского правительства была подробно изложена в докладе председателя Совета Народных Комиссаров и народного комиссара иностранных дел В.М.Молотова на сессии Верховного Совета 31 октября 1939 г.

Молотов подтвердил нейтралитет советского государства в начавшейся войне и охарактеризовал внешнеполитические акции правительства как действия, направленные на обеспечение безопасности. В докладе были допущены оскорбительные, недопустимые, с точки зрения международного права, выпады в адрес Польши. Назвав польское государство «уродливым детищем Версальского договора», Молотов фактически выступил против польского народа, лишив его права иметь собственное государственное устройство. Для оправдания политического курса советского руководства глава правительства использовал настоящую идеологическую акробатику. В его выступлении не было ни одного слова осуждения германской агрессии. Более того, агрессором, по его словам, стали Англия и Франция, которые не хотят прекращения бессмысленной войны под предлогом восстановления польского государства. Молотов взял под защиту идеологию гитлеризма, которую, по его словам, нельзя уничтожить силой. Советский нарком практически оправдывал ведение войны фашистской Германией, стремившейся лишь к тому, чтобы «разбить путы Версальского договора, творцами которого были Англия и Франция при активном участии Соединенных Штатов Америки». Война, которую ведут Англия и Франция, по мнению Молотова, может окончиться для них крахом, поскольку «смешно думать, что Германию с ее возросшей мощью можно «просто вывести из строя». Молотов подчеркнул, что ныне Германия «стремится к миру» и лишь Англия и Франция противодействуют мирным устремлениям Гитлера. Нарком заявил, что война, которую ведут Англия и Франция не имеет реальных целей, поскольку о восстановлении старой Польши «не может быть и речи», вести «идеологическую войну» против гитлеризма преступно, а «борьба за демократию» является лишь фальшивым лозунгом. «Теперь наши отношения с германским государством, - говорил Молотов, - построены на базе дружественных отношений, на готовности поддерживать стремление Германии к миру и, вместе с тем, на желании всемерно содействовать развитию советско-германских отношений ко взаимной выгоде обоих государств».

Речь Молотова на сессии Верховного Совета СССР широко комментировали на страницах французской печати, которая подчеркивала не только антипольскую, но и антифранцузскую и антианглийскую направленность советской политики.

Военный атташе Франции в Москве 5 ноября в своем донесении в Париж, отметил главные моменты в речи Молотова как оправдание новой политики согласия России с Германией и осуждение внешнеполитического курса Франции и Англии. «Резюмируя речь Молотова, можно сказать, - писал генерал Палас, - что она искажает факты и пытается доказать незыблемость принципов внешней политики советского правительства в то время, когда Россия возвращается к империалистической политике времен царизма».

20 ноября в НКИД прибыло письмо Сурица из Парижа, в котором содержалась информация о реакции французских официальных кругов и общественности на доклад Молотова. С одной стороны, заявление наркома иностранных дел о верности СССР провозглашенному нейтралитету было встречено с удовлетворением. С другой стороны, широко высказывались тревожные мнения. Французы опасались, что Советский Союз будет не только стремиться закрепить свои завоевания в Польше и в Прибалтике, но и сможет содействовать развитию германской экспансии в сторону французских колониальных владений. Во французской прессе давались весьма противоречивые оценки советской политики. Одни авторы утверждали, что Москва делает ставку на мировую революцию, другие считали, что Кремль возрождает русскую национальную политику. Общее мнение сводилось к тому, что советское правительство демонстрирует верность соглашениям с Германией и свое отрицательное отношение к политике Франции и Англии.

Любопытно, что германские власти оригинальным способом оценили эту сторону речи Молотова. 23 ноября советское полпредство во Франции сообщило в НКИД, что 8 ноября ночью в предместьях Парижа с самолета были сброшены листовки, в которых содержались выдержки из речи Молотова от 31 октября. По утверждению французской печати, листовки были напечатаны в Берлине и сброшены над Парижем с германского самолета.

Распространение подобных материалов во Франции свидетельствовало, что германские спецслужбы стремились внедрить в сознание французов, что Советская Россия окончательно встала на сторону Германии и ныне является врагом Франции.

Советско-германское сближение, резкая критика политики Парижа и Лондона Молотовым и Сталиным, директивы Коминтерна, обвинявшие Францию и Англию в развязывании и продолжении империалистической войны в Европе, ухудшили советско-французские отношения.

Сотрудничество с Германией оказало отрицательное влияние на советскую политику и государственную мораль. В докладе председателя комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г. на съезде народных депутатов СССР А.Н.Яковлева 23 декабря 1989 г. отмечалось: «Встав на путь раздела добычи с хищником, Сталин стал изъясняться языком ультиматумов и угроз с соседними, особенно малыми, странами, не счел зазорным прибегнуть к силе оружия - так произошло в споре с Финляндией. В великодержавной манере осуществил возвращение в состав Союза Бессарабии, восстановление Советской власти в республиках Прибалтики».

Но в то же время современники и историки отмечали, что внешнеполитические акции Кремля, осуществленные в начале второй мировой войны укрепили военно-политическое положение Советского Союза.