74314 (Критика о А.П. Чехове), страница 4
Описание файла
Документ из архива "Критика о А.П. Чехове", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "зарубежная литература" из , которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "рефераты, доклады и презентации", в предмете "литература : зарубежная" в общих файлах.
Онлайн просмотр документа "74314"
Текст 4 страницы из документа "74314"
В статьях и рецензиях, посвященных трем последним пьесам Чехова, особенно же в откликах на премьеры двух последних пьес, легко можно уловить плохо скрытое недоумение, — а порой встретить и нисколько не скрываемое указание — по поводу бросающегося в глаза сходства приведенных концовок, сходства не только в тоне, но и в стиле, а отчасти даже и текстуального сходства.
Мог ли сам Чехов этого не видеть? Несомненно, он это видел яснее, чем кто бы то ни было, но цель, которую он преследовал этими концовками, позволяла ему пренебречь такой мелочью. Постановки «Дяди Вани» показали ему воочию, что реакция зрителей на слова Сони о небе в алмазах была беспрецедентно сильна и драматична. И писатель смело повторил ее в «Трех сестрах», а затем с некоторыми изменениями и в «Вишневом саде».
Но чего Чехов добивался своими концовками? Неужели просто горьких слез и скорбных вздохов?
Обратимся к самим концовкам. Ввиду их однохарактерности, переходящей даже в некоторое однообразие, можно поставить сразу обо всех трех концовках один общий вопрос: какова их тема? И ответить тоже можно сразу: тема в них отсутствует, или она неуловима. Это музыка глубочайшей грусти.
И она повергает в глубочайшую грусть тысячи театральных зрителей, миллионы читателей, вызывая с их стороны какие-то нужные писателю эмоции.
Какие?
У каждого — свои, но в самом главном — у всех одинаковые: эмоцию жажды иной жизни, не похожей на ту постылую, бессодержательную, скучную жизнь, какую ведут в большинстве люди, жажду достойной человека жизни. Этой жаждой пропитана каждая строчка произведений Чехова, потому что сам он был насквозь ею пронизан и, в сущности, только о ней и писал. И колорит той поэтичности, о которой Чехов проявлял всегда величайшую заботу, состоял именно в глубокой грусти и тоске по достойной человека жизни.
Вернемся снова к рассказу «Счастье», который безусловно был вехой на пути творческого развития Чехова1. Сообщая автору в письме из Петербурга о всеобщем одобрении рассказа читателями, Александр Чехов в частности указывал: «Хвалят тебя за то, что в рассказе нет темы, а тем не менее он производит сильное впечатление». На что Антон Павлович многозначительно возражает: «Степной субботник2 мне самому симпатичен именно своей темой, которой вы, болваны, не находите».
Недоразумение в высшей степени характерное! Подобных недоразумений в творческой жизни Чехова было великое множество. «Нет темы» — означало нет элементарного сюжета, или темы, лежащей на поверхности. В понимании же самого автора здесь была та тема, которая положительно не уходила со страниц его произведений, только она давалась в них не глазасто, а на глубине: тема стремления людей к счастью, к достойной человека жизни. Она и разрешена в рассказе характерно по-чеховски. Старик пастух всю жизнь гонится за ускользающим счастьем, которое ему рисуется в форме клада. Но вопрос молодого пастуха, что он станет делать с кладом, когда найдет его, ставит старика в тупик, он бормочет в ответ что-то невразумительное.
25 марта 1888 года в письме к Полонскому Чехов, прося у адресата разрешения посвятить ему названное произведение, назвал «Счастье» «самым лучшим из всех своих рассказов».В субботних номерах «Нового Времени» печатались беллетристические произведения. «Счастье» было одним из таких «субботников».
И автор от себя добавляет: «И старик не сумел ответить, что он будет делать с кладом, если найдет его. За всю жизнь этот вопрос представился ему в это утро, вероятно, впервые».
Другими словами: когда изображаемый герой произведения сам не произносит тоскливой фразы Ольги из «Трех сестер»: «Если бы знать!», то в той или иной форме «произносит» ее вместо него кто-либо другой или сам автор. Самое же главное — в раздумье на ту же тему о достойном человека существовании вовлекается читатель, которого Чехов никогда не упускает из поля зрения.
Литература