74221 (Реалистическое и фантастическое в повести А.С. Пушкина "Пиковая дама")

Министерство науки и образования Украины

Днепропетровский национальный университет им. О. Гончара

Работу выполнено

на кафедре издательского дела

и межкультурной коммуникации

Реферат

Реалистическое и фантастическое в повести А.С. Пушкина «Пиковая дама»

Выполнила:

студентка гр. ЗВ-06 Мельник А.С.

Проверила:

Подмогильная Н. В.

Днепропетровск

2009

План

Вступление

1. Значение А.С. Пушкина для русской литературы

2. Реалистическое и фантастическое в повести «Пиковая дама» А.С. Пушкина

Выводы

Вступление

Пушкина не стало в расцвете его поэтических возможностей, а возможности эти были необычайно велики. Это величайший народный поэт, воплотивший в себе достижения предшествующей отечественной и мировой литературы, обозначивший своим творчеством более высокий этап ее дальнейшего развития.

Сколько прошло столетий, а язык Пушкина понятен и сейчас! Он предельно ясен, точен и выразителен. Гоголь отмечал, что в каждом слове Пушкина «бездна пространства». По словам Чернышевского, до Пушкина «еще никто не писал таким легким и живым языком». Пушкин смело ломал роды, жанры и создавал новые. Он оставил примеры политической, философской, любовной и пейзажной лирики. Создал первый роман в стихах; писал трагедии и драмы, статьи, предисловия, рецензии, дневники и исторические исследования.

Творчество Пушкина стало образцом реалистичного метода и стиля. Пушкин создал образы «лишнего человека», «маленького человека», самоотверженный образ русской женщины.

По словам В. Г. Белинского, А.С. Пушкин принадлежит к тем творческим гениям, которые, «работая для настоящего, приуготовляют будущее». Сейчас его произведения переведены на многие языки и изучаются во многих странах мира, его идеи и сегодня сохраняют свою могучую силу.

2. Значение А.С. Пушкина для русской литературы

В русской культуре, богатой блестящими талантами, едва ли не найдется другое такое явление, как Пушкин. Он проявил свой дар в поэзии и прозе, в драматургии и литературной критике, в журналистике и исторической науке. Он стал основоположником новой русской литературы, которая вся – по крайней мере на протяжении XIX века – восходит к тем или иным сторонам его творчества, как к своему истоку. Но есть нечто более важное; в его личности, жизни и творчестве так ярко и многогранно воплотилось русское национальное начало, что уяснение значения Пушкина оказалось неотъемлемой часть самосознания всей русской культуры.

Еще при жизни поэта, в 1832 году, Гоголь писал в статье «Несколько слов о Пушкине»: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитие, в каком он, может быть, явится через 200 лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла»[1, с. 33]. В июне 1880 года Достоевский в речи на торжествах, посвященных открытию памятника Пушкина в Москве, отметил еще один аспект национального начала поэта: «…не было поэта с такой всемирной отзывчивостью, как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине её, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов. Это только у Пушкина, и в этом смысле, повторяю, он явление невиданное и неслыханное, а по-нашему, и пророческое…ибо тут-то и выразилась наиболее его национальная русская сила» [2, с. 146-147].

Воплощение в Пушкине национальной сущности во многом способствовала и историческая эпоха – эпоха подъёма национального сознания русских в результате победы над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года и освобождения Европы от Наполеоновской власти. Эти процессы стали толчком к возникновению освободительных идей в самом русском обществе, ибо возвращение к старым порядкам казалось невозможным. М. Бестужев-Рюмин говорил: «Век славы военной кончился с Наполеоном. Теперь настало время освобождения народов от угнетающего их рабства, и неужели русские, ознаменовавшие себя столь блистательными подвигами в войне истинно Отечественной – русские, исторгшие Европу из-под ига Наполеона, не свергнут собственного ярма?» В России возникают тайные общества, ставящие целью изменить её государственное устройство. 14 декабря 1825 года в Петербурге на Сенатской площади произошло восстание, а точнее, первая попытка революции. Восстание было подавлено, пятеро декабристов повешены, 120 сосланы в Сибирь. Зайдя на престол на крови, новый русский император Николай I видел свою задачу в том, чтобы, по его выражению, «подморозить Россию» - пресечь в ней любые попытки свободомыслия и личной независимости.

Вся духовная внутренняя жизнь России сосредоточилась в 1830-х годах в литературе.

Пушкин очень остро ощущал течение времени – и исторического, и личного, биографического. Может быть, по этой причине за такую короткую жизнь – всего 37 лет! – он прошел такой большой творческий путь [3, с. 4-5]

1. Реалистическое и фантастическое в повести «Пиковая дама» А.С. Пушкина

Два десятилетия назад Г.А. Гуковский, анализируя «Пиковую даму», предложил снять с обсуждения вопрос о ее фантастике. Однако в 1966 г. Н.В. Измайлов отметил, что вопрос о значении в повести фантастического элемента является одним из важнейших и нерешенных. Дальнейшая судьба повести в пушкиноведении показала, что вопрос этот действительно далеко не исчерпан и даже не достаточно ясно определен.

Основной аргумент исследователей, отрицающих фантастику в «Пиковой даме», состоит в том, что каждое фантастическое событие повести легко поддается вполне правдоподобному объяснению. Между тем вопрос об относительном правдоподобии («вероподобии») фантастического, возникший одновременно с появлением первых готических романов, к 30-м годам XIX в. был решен в пользу сближения фантастического плана с реальным. Именно с этих позиций анализируется в то время творчество Гофмана; те же требования предъявляются и к русским авторам фантастических повестей. Таким образом, искусная двойная мотивировка событий, благодаря которой фантастические явления получают одновременно и правдоподобное объяснение, не есть отличительная и своеобразная черта повести Пушкина. Напротив, это широко распространенный литературный прием, и использование его Пушкиным вовсе не доказывает, что «Пиковая дама» не фантастическая повесть Главным критерием для выделения фантастической повести как самостоятельного жанра считается представление о «двоемирии», лежащее в основе произведения. Оно может обусловливаться особенностями мировоззрения автора или быть только литературным приемом, что имеет существенное значение.

Знаменательно, что в России 1830-х годов очень своеобразно воспринималось творчество Гофмана и Л. Тика, под сильнейшим влиянием которых формировалась русская фантастическая повесть. Исследователи, занимавшиеся проблемой «Гофман в России», сходятся на том, что русские писатели подражали Гофману по преимуществу формально, будучи не в состоянии проникнуть в символику его фантастики. Характерен отзыв В. Ф. Одоевского, который видел смысл двойной мотивировки явлений в фантастических произведениях немецкого романтика в следующем: «...таким образом и волки сыты и овцы целы; естественная наклонность человека к чудесному удовлетворена, а вместе с тем не оскорбляется и пытливый дух анализа». Здесь не принято во внимание главное: у Гофмана каждое явление и каждый образ имеют две стороны постольку, поскольку принадлежат двух мирам одновременно. Ни о каком рассчитанном равновесии здесь речи нет. Р.Ю. Данилевский, всесторонне изучив вопрос о восприятии творчества Тика в России, приходит к выводу, что «немецкая фантастика не принималась безоговорочно и целиком. Она так или иначе „снижалась“, подвергалась рационалистической „правке“». Подобная же закономерность проявилась и в усвоении немецкой философской эстетики, которая в русском варианте приобрела элементы дидактизма. «...у русской философской эстетики, — замечает Ю. Манн, — не было такой богатой романтической предыстории, как в Германии; она не была так удалена от стадий классицизма и просветительства и перенимала подчас в себя их элементы». Этот вывод вполне можно распространить и на русскую фантастическую прозу.

Просветительские тенденции русской литературы, повлиявшие на восприятие немецкой фантастики, во многом определили своеобразие русской фантастической повести. Вместо порыва к запредельному и романтического томления на грани миров, свойственного немецким романтикам, мы сталкиваемся в ней с живым интересом к вопросу о существовании сверхъестественного и о причинах настойчивого тяготения к нему. Вопрос для того времени отнюдь не праздный.

В 30-е годы XIX в. в русском обществе заметно усилилась тяга к сверхъестественному, или, как тогда говорили, к «чудесному». Отзвуки этих постоянных разговоров о предсказаниях, привидениях и таинственных приметах мы можем встретить едва ли не во всех мемуарах, охватывающих этот период, и в переписке тех лет. Безусловно, в обществе часто велись разговоры и споры на эту тему и даже импровизировались фантастические истории. «Бытовой мистицизм» нередко уживался с просвещенностью.

Одной из основных особенностей построения русской фантастической повести становится наличие экспозиции или концовки, где герои обсуждают вопрос о возможности сверхъестественного события в современной жизни. Определяются две точки зрения — признание и отрицание такой возможности, причем ни одна из них не является безусловной. Таким образом, само сверхъестественное не является для русских авторов некоей данностью, но берется под сомнение. Нечто подобное мы видим и в «Пиковой даме» Пушкина, которая тем самым включается в общее русло развития русской фантастической повести 1830-х годов.

Постараемся определить некоторые конкретные точки сближения и расхождения «Пиковой дамы» с массовой фантастической повестью. В литературе о Пушкине уже выявлялись многочисленные сюжетные совпадения «Пиковой дамы» с другими фантастическими повестями. Утверждалось даже, что в ней сведены воедино все мотивы, традиционные для этого жанра. Действительно, в пушкинской повести обнаруживаются если не все, то очень многие фантастические мотивы: связь азартной игры со сферой «сверхъестественного», тайна, передаваемая из поколения в поколение, магические карты, суеверия, роковые предчувствия, наконец привидение, без которого не обходилась почти ни одна фантастическая повесть. Но если обычно именно сверхъестественное событие определяло развитие сюжета такой повести, то в «Пиковой даме» ни один из этих мотивов не разрабатывается как мотив фантастический, ни один не становится стержнем сюжета. Автор не только не старается обыграть мотив сверхъестественного, но как будто нарочно снижает наиболее выигрышные в этом отношении моменты. Например, о графе Сен-Жермене говорится довольно скептически, с сомнением относительно того «чудесного», что о нем рассказывают. Разговор о таинственных картах неожиданно обрывается очень прозаическим замечанием: «Однако пора спать... ». Некоторые излюбленные приемы авторов фантастических повестей у Пушкина подчеркнуто, так сказать, «работают вхолостую». Возьмем тот эпизод, когда Германн проникает в дом графини: «Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты <...> Германн стал ходить около опустевшего дома <...> Все было тихо. В гостиной пробило двенадцать; по всем комнатам часы одни за другими прозвонили двенадцать — и все умолкло опять» (VIII, 239). Все это: и ужасная погода, и опустевший дом, и тишина, и наступление полночи — обычные для фантастической повести признаки приближения сверхъестественного. Но здесь ничего особенного не происходит: часы пробили двенадцать, а потом и час, и два. Затем «в доме засуетились, раздались голоса, и дом осветился». И вот только теперь, когда наиболее благоприятный, казалось бы, момент пропущен, и происходит встреча Германна с графиней.

Обычно в фантастических повестях русских авторов огромная смысловая нагрузка ложилась на разговоры героев по поводу таинственных явлений. Здесь же разговор дает только толчок к развертыванию действия. А развертывается действие в тесном переплетении совершенно реальных, жизненных интересов и поступков героев, которых сами по себе сверхъестественные события вовсе не интересуют. Конечно, именно анекдот, рассказанный Томским, явился причиной всех последующих событий. Но Германн стремится овладеть тайной трех карт вовсе не для того, чтобы постичь тайну как таковую, а всего лишь для того, чтобы использовать ее в своих интересах. При этом он не продает душу дьяволу и не вступает в сговор с потусторонними силами, хотя и готов на это. Другое дело, что ему пришлось столкнуться с таинственными явлениями. Эти явления таинственны не только для Германна, ибо и читателю трудно объяснить невероятный выигрыш всех карт, указанных призраком. Невозможность однозначного решения отметил еще Достоевский: «...в конце повести, т. е. прочтя ее, вы не знаете, как решить: вышло ли это видение из природы Германна или действительно он один из тех, которые соприкоснулись с другим миром».

Конечно, можно ответить на вопрос, почему выиграли карты, так или иначе, легко выстроив цепь доказательств — либо фантастических, либо правдоподобных, но ни одно из них не правомерно, так как мы насильно вырываем из произведения лишь одну линию по своему выбору.