73869 (Южнославянская литература XVII столетия)

ЮЖНОСЛАВЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА XVII СТОЛЕТИЯ

В истории южных славян глубоко трагическим событием явилась битва на Косовом поле 15 июня 1389 г., решившая их дальнейшую судьбу. Сербская армия во главе с князем Лазарем встретилась с превосходящими ее во много раз силами турок. Много полегло воинов и с той и с другой стороны. Погиб храбрый Милош Обилич, погиб и турецкий султан Мурат. Исход битвы решило позорное бегство с поля боя одного из военачальников сербских войск, Вука Бранковича. Раненый князь Лазарь попал в плен и был умерщвлен в стане неприятеля. Южные славяне подпали под многовековое иго турок.

Народ сложил печальные песни об утрате своей свободы, прославил опоэтизированных им героев сражения, и песни о Косовской битве переходили от поколения к поколению, из века в век; и в XVII столетии они составляют один из главных источников художественного сознания народа. В этих песнях раздавался призыв к бою с ненавистными поработителями: Седлай копя, надевай доспехи, Опояшься богатырскою саблей; Бей врагов, турок без пощады – И все вражье войско погибнет.

Но звучали и ноты трагического безверия в грядущие времена. Настали последние времена, Скоро завоюют турки царство, Скоро будут турки царствовать, И разорят наши задушбины, И уничтожат наши монастыри, Разрушат и церковь Раваницу.

Поле битвы рисовалось в народных песнях с элегической грустью: Погляди, сестрица дорогая, Видишь вкруг разметанные копья: Где лежит их более и гуще, Молодецкая там кровь лилася, До стремян она коню хватала, До стремян и до поводьев самых, Добру молодцу по самый пояс, – Тут легли герои-воеводы.

Песня воссоздает чистый и поэтический облик сербской девушки, как некое олицетворение народной скорби. Бой окончен. Торжествен и мрачен покой Косова поля. Девушка обходит поле битвы.

Девушка ищет среди сраженных витязей своего жениха. Но не суждено ей найти его: вместе с другими, такими же храбрецами, как и он, погиб ее нареченный. Плачет девушка, горько сетует на свою судьбу.

Ярко и живописно рисуется образ воина. Он всегда статен и красив, и одежда его сверкает серебром и золотом.

Герой битвы Милош Обилич, сразивший турецкого султана, особенно дорог памяти народной. Весь век о нем будут рассказывать, пока есть живая душа на свете, пока стоит Косово поле чистое, и благословен будет и весь его род, и тот, кто дал ему жизнь. Так поется в песне. Наоборот, проклятья и вечная хула сопровождают имя предателя Вука Бранковича:

Будь он проклят и с отцом будь проклят!

Проклят будь и род его и племя:

Он царя выдал на Косове

И увел с собой двенадцать тысяч,

Как и сам, изменников лютых.

По мере того как возвышалась и усиливалась Россия, сбросившая с себя иго татар, взоры южных славян устремлялись на восток. Оттуда, с далекой Московии, ждали они избавления от турецкого владычества. Одна из сербских народных песен рассказывает, как некий патриарх перехитрил султана, выманил у него святые реликвии: посох Саввы Неманича–древнего сербского короля, ризы Иоанна Златоуста, золотой венец Константина, знамя сербского царя Лазаря, захваченного турками в Косовской битве, – и отправил их «великому царю московскому».

Народ как бы передавал свои святыни России, вверяя ей все свои надежды. Целый цикл народных сербских песен посвящен Марку Кралевичу, воплотившему в себе затаенные народные мечты и чаяния.

Исторический Марко Кралевич никак не соответствует этому идеальному образу благородного, мудрого и храброго героя, которого рисуют нам эпические повествования сербов. Да и не в этом суть дела. Важны в данном случае те моральные и политические идеи и представления, которые народ вложил в опоэтизированный им образ Марко Кралевича.

Распри и усобицы князей, облегчившие туркам победу над славянами, населявшими Балканский полуостров, сурово осуждаются народными певцами.

Марко Кралевич, призванный рассудить князей, отверг несправедливые притязания даже своего родного отца, не побоялся сказать правду, действуя по законам и обычаям старины, и на его сторону встал бог, защитивший его от гнева и проклятий отца.

Марко Кралевич – защитник всех обиженных и обездоленных. Повстречалась ему однажды девица на Косовом поле. Всем взяла она – и красотой, и поступью, и ростом, и княжеской гордой осанкой, но в косе девической не по возрасту пробилась ранняя седина. Спрашивает Марко Кралевич, отчего поседела девушка, и та ему поведала печальную правду о жизни ее односельчан. Злой арап (очевидно, наместник турецкого султана) берет большую дань с народа и каждую ночь велит приводить к себе в шатер девиц.

Возмутился Марко Кралевич, гневом возгорелся, и, как ни уговаривала его девица, что не снести ему головы, что вокруг шатра арапа на кольях много уже голов юнацких, – пошел юный герой на врагов, нечистых басурманов. Прекрасен в гневе своем удалый Марко Кралевич, прекрасен его верный конь Шарац:

Дивный молодец вдоль поля едет,

На коне лихом он серой масти,

Конь под ним сердито выступает:

Из-под ног летят на землю искры,

Из ноздрей огонь и пламя пышет.

Убил Марко Королевич злого арапа, посек его слуг, разметал шатры и палатки, а головы юнацкие осторожно снял с кольев и похоронил. Народ славит имя своего избавителя, благородного витязя Марко:

Долголетья, господи, дай Марко!

Он избавил земли от напасти,

От кромешников лихих и лютых.

С теплотой и лаской относится Марко Кралевич к простому люду, к неимущим беднякам, всегда готов помочь им и добрым словом, и молодецкой удалью своей, и дукатами из своего широкого кармана. Зовет его однажды в гости к себе Бег Костадин, чтобы пиром его почествовать, радушье и гостеприимство двора своего показать, но не пошел к нему Марко Кралевич, видел он, как гнал со своего двора надменный Бег Костадин бедных сироток, как потчевал лишь богатых и именитых. И еще потому не пошел Марко Кралевич в гости к Бегу Костадину, что тот отца и матерь своих позабыл, к себе на трапезу их не приглашает, первую чашу им не подает.

Заболел как-то Марко Кралевич, расхворался посреди дороги, и некому ему воды принести, некому его буйную голову от палящего зноя прикрыть, тенью-прохладой успокоить. Но откуда ни возьмись – сокол ясный, сокол сизокрылый. Он несет в клюве своем студеной воды Марко Кралевичу, он крылами своими тень-прохладу наводит на опаленную голову витязя. И поразился Марко: за какое такое добро, за какую службу угождает ему теперь сокол перелетный:

Аль забыл ты, королевич Марко,

Как мы были на Косовом поле

И терпели всякие напасти;

Изловили меня злые турки,

Ятаганом крылья мне обсекли;

Ты схватил меня, кралевич Марко,

И на елку посадил зелену,

Чтоб меня не растоптали кони;

Дал мне мяса, чтобы я наелся,

Дал мне крови, чтобы я напился;

Вот какое ты добро мне сделал,

Вот какую сослужил мне службу.

Перед нами благородная мораль народа: гуманное чувство к обиженным и обездоленным, почитание старших и родителей своих, уважение к той высокой человечности, которая побуждает идти на помощь даже бессловесным тварям. Славянские народы всегда отличались высокой гуманностью. Торг рабами в Дубровнике, например, строжайше наказывался (постановление сената 1466 г.).

Исторический Марко Кралевич был на службе у турецкого султана. Эта пора жизни героя отмечена и в эпических песнях. Марко изображается сильнейшим воином в войсках султана. Когда нет Марко, войска терпят поражения. Заносчиво держит себя с султаном Марко Кралевич, издевается над турецкими порядками. Боится его султан, но терпит, ибо знает, что без Марко Кралевича не удержать ему своего царства.

С элегической грустью рассказывают песни о смерти храброго Марко Кралевича. Много лет прожил великий воин, обошел всю землю от восхода солнца до заката, много подвигов совершил во славу своего народа, и пришло ему время умирать. Горько сетует герой:

Обманул меня ты, свет широкий!

Свет досадный, цвет мой ненаглядный,

Красен ты, да погулял я мало:

Триста лет всего мне погулялось.

Ничего не хочет отдать врагам своим Марко Кралевич, убивает он верного своего коня Шараца, чтобы турки не возили на нем воду, разбивает свою стальную саблю на несколько частей, чтобы никто потом не похвалялся, что добыл ее в честном бою с ним, сломал копье и щит тяжелый закинул далеко в синее море, а злато свое оставил нищим старцам. Один умирал Марко Кралевич, один, на берегу широкого моря у студеной воды:

Снял с себя… зеленый долман,

Разостлал по мураве зеленой,

Разостлал, перекрестился трижды,

На брови самур-колпак надвинул,

Лег себе и не вставал уж Марко.

Так жил и умер этот мужественный витязь, не накопивший богатств, не наживший палат высоких, без жены и семьи, одиноко скитаясь по свету, постоянно ища опасностей, жертвуя собой, – народный герой, народный мститель.

Лирические песий. Сербские народные лирические песни отличаются безыскусственной прелестью и задушевностью. Одну из этих песен («Соловей») перевел на русский язык Пушкин, приобщив ее навсегда к русской поэзии.

Лирические песни южных славян, как и эпические, сюжетны. Чаще всего это рассказ о несчастной любви, о разрозненных сердцах или лирический, а то и шутливый диалог. В одной песне юноша упрашивает друга не свататься за его подруженьку, полюбившуюся ему; в другой дочь умоляет мать догнать-воротить молодца, которого она проглядела; в третьей звучит взволнованный вопрос юноши, обращенный к девушке: на кого она глядела, вырастая, на зеленый ли дуб, иль на тонкую елку, иль на брата его меньшего? И девушка отвечает, что не на дуб зеленый, не на тонкую елку и не на брата его меньшего глядела она, вырастая, а на него, ясна сокола, добра молодца. Вся прелесть песни в этом поэтическом повторе, в этой задушевной взволнованности речи, когда и застывшие обороты, и постоянные эпитеты звучат свежо и ново.

В одной из песен юноша жалуется на сладкую зависимость свою от милой подруженьки:

Я коня лишь оседлаю,

А подруга расседлает;

Саблю вострую надену,

А подруга саблю скинет:

«Не ходи, мой друг, далеко:

Мутна речка ведь глубока,

Широко ведь поле чисто, –

Что, мой милый, за неволя!»

Любовь воспевается во многих песнях. Вот девушка сидит у моря и спрашивает, что шире синего моря, что меду сотового слаще, что милее брата родного, и морская рыбка, вынырнув из волны, отвечает ей, заметив при этом, что «разум у девушки зелен»: «Шире моря – небо, слаще меда – сахар, а милее брата – милый друг». В песне «Соколиные очи» в шутливой перебранке воспевается та же любовь, всепобеждающая и всесильная. Народная сербская поэзия заняла достойное место в общей мировой культуре человечества.

Лучшие поэты – Пушкин, Гете, Мицкевич – переводили сербские песни. Сборник песен, изданный впервые в 1814 г. Вуком Караджичем, привлек внимание широкой мировой общественности.

Чернышевский писал: «Сербские эпические песни прекрасны не менее греческих». Русский критик дал великолепное объяснение тому, почему в иные эпохи творческая художественная мысль народа достигала невиданных вершин. «Только там являлась богатая народная поэзия, – писал он, – где масса народа… волновалась сильными и благородными чувствами, где совершались силою народа великие события. Такими периодами жизни были у испанцев войны с маврами, у сербов и греков – войны с турками, у малороссов – войны с поляками».

Печатная сербскохорватская литература XVII столетия представлена произведениями Юния Палмотича (1607–1.657), Ивана Гундулича (1589–1638), Ивана Бунича (1594–1658).

Это были крупные для своего времени поэты, много содействовавшие расцвету культуры своего народа. Деятельность их в основном проходила в городе-государстве Дубровнике.

Дубровник, город на берегу Адриатического моря, некогда Рагуза, поселение беженцев из Эпидавра – греко-римской колонии, стал в средние века городом славянским, о чем говорит новое славянское его наименование (от слова «дубрава»). Связанный экономически и политически сначала с Византией (до 1204 г.), потом с Венецией (до 1358 г.), Венгрией (до 1526 г.) и, наконец, с Турцией (до конца XVII в), он фактически пользовался независимостью и самоуправлением.

Крупный торговый город с высокоразвитой культурой, он стал одним из центров южнославянской образованности. Его называли не без основания «Афинами южных славян». Эпоха Возрождения коснулась и маленькой, но богатой Дубровницкой республики. Поэты-дубровничане, тесно связанные с итальянской культурой, переносят на родную почву как достоинства, так и слабости итальянской ренессансной поэзии.

В XVII столетии дубровницкие поэты обращаются к национальным традициям, к изучению национальной истории, к прославлению освободительных антитюркистских устремлений, выдвигают идею единения славянских народов.

Они так же хорошо знают и любят итальянскую литературу, как и их предшественники. Классическая древность и поэмы Возрождения (Петрарка, Ариосто, Тассо) находят в дубровницких поэтических кругах самых ревностных поклонников, однако поэты маленькой республики уже ясно осознают особые нужды и задачи своей родной литературы и действуют в духе этих задач.

Все поэтические жанры, принятые в тогдашней западноевропейской литературе, находят место и в литературе Дубровника. Лирика дубровничаи в ряде случаев не свободна от модного в ту пору маринизма. Лучшим лириком XVII в. следует по праву признать Ивана Бунина, оставившего в рукописи великолепное собрание легких, изящных стихов под общим названием «Безделушки». Он воспевает в них красоту Любицы и Зорки, Ясенки, Нивелки и Раклицы, соблазнительных и своевольных и охладевших к нему, «старому витязю». Бунич любит виртуозный стих, красивую игру слов, тонкие каламбуры, иногда в духе маринизма.

Феодально-католическая реакция XVII в. с ее духом клерикализма и мистической религиозности наложила известный отпечаток и на дубровницкую литературу. Поэт Юний Палмотич пишет поэму «Христиада» (1670), в которой в двадцати четырех песнях излагает новозаветные легенды о чудесах, творимых Христом в Иерусалиме, рассказывает о тайной вечере, казни Христа на Голгофе, погребении и воскресении. Образцом для Палмотича послужила поэма итальянца Виды, которую он, не мудрствуя лукаво, переложил на сербский язык.