73059 (Жизнь и творчество Виктора Олеговича Пелевина), страница 2

Витя мне рассказывал, что потом вышла невеста, начала, как автомат, сыпать цитатами. Но Витя "просек", мужики же понимают, когда их пытаются охомутать. Витя сказал: "Вы знаете, вы похожи на Гиппиус". Она обиделась, решила, что это оскорбление. Его все это настолько потрясло, что он купил бутылку водки, выпил и позвонил мне".

VII. Практическая магия

Свою статью "Гадание по рунам" из "Науки и религии" Пелевин использовал на все сто: сдал ее в качестве курсовой работы в Литинститут и продал какому-то кооперативу в качестве инструкции к набору рун. Часто говорил, что гадает своим друзьям и у некоторых от этого "крыша поехала", а другие "возродились".

Писатель и философ Олег Давыдов при знакомстве с ним как-то выяснил, что Пелевин гадает и по "Из Цыну", китайской "Книге перемен".

"Он мне рассказал, что в основе некоторых глав "Жизни насекомых" заложена гексаграмма, "Колодец". Ну и разговор пошел профессионально, о толковании этой гексаграммы. Когда-то я гадал одному другу, и ему выпал колодец, я ему предсказал немного, ну и мы обсуждали мое предсказание, его предсказание... Причем он гадал старинной китайской монетой, у меня другая методика, - я перекладываю листья тысячелистника. Смысл этого гадания в чем: надо выявить шесть линий прерывистых или сплошных. Монету подбрасываешь и смотришь, какое начало: женское или мужское, условно - орел или решка, сильная - слабая, свет - тень. У него еще была компьютерная программа по гаданию, и он также гадал, используя ее. Он мне сказал, что очень разочаровался в этих компьютерных программах, потому что компьютер гадает механически".

VIII. Про грибы

Почти во всех книгах Пелевина герои поедают наркотические грибы или нюхают кокаин. "Он меня звал в гости, говорил: я сейчас такой составчик сделаю, будет такой улет, - вспоминает Виктория Шохина. - Он называл все точными химическими или медицинскими терминами: барбитураты там, еще что-то. У него все время витали в разговорах словечки "трип", "глюк". Сейчас корабли подойдут, подъедет мой кореш, принесет косячок. Для чего это ему нужно? Это было для меня достаточно очевидно - для расширения сознания. Он не кололся никогда. В основном это были таблетки или трава".

У искусствоведа Игоря Голомштока Виктор Пелевин жил в Лондоне почти месяц. Разговор как-то раз зашел и о грибах. Игорь спросил: "Вы сами на себе пробуете?". Он говорит: "Да, это интересно, я экспериментирую".

Он сильный человек, - продолжает Виктория, - очень крепкий, здоровый, на него нормально они действуют. Раз он близок к эзотерическим культам, а у них возможно употребление наркотиков, значит, он как-то приобщился и к этому".

IX. Книги Виктора Пелевина во Франции

Впервые французские читатели познакомились с произведениями Виктора Пелевина в 1995 году, когда в парижском издательстве "Сёй" (Seuil) вышли в свет книги "Омон Ра" и "Жизнь насекомых" (обе впоследствии были переизданы). Прогрессивная читательская масса Франции обычно крайне требовательна в своих пристрастиях и вовсе не спешна в оценках, тем не менее, то, что случилось с пелевинскими текстами во Франции можно назвать абсолютно молниеносным признанием, более того: это была любовь с первого взгляда, с первой строчки.

"Новый Гоголь"

"Среднестатистический" француз, как правило, знаком с русской литературой, имена Достоевского и Толстого знают все, на Лермонтова, например, ссылался Жак Ширак во время телевизионных дебатов перед президентскими выборами того же 1995 года (речь шла о чеченской проблеме). Также как и "среднестатистический" русский, баллотируясь в президенты, может вполне помянуть имя Гюго, взаимопроникновение классической литературы в обеих культурах - вполне очевидно...

Именно как продолжателя определенной линии русской классической литературы и расценила Пелевина некая юная посетительница французского молодежного онлайнового форума, восторженно воскликнув: "Ребята, да это новый Гоголь!"

(NB "Невский проспект" и "Мертвые души" проходят школьники во французских лицеях, где им, конечно, сообщают, что до Гоголя фантастического жанра в русской литературе не существовало как явления)

"Московский троллейбус как средство передвижения для душ, переселяющихся в воображаемый Непа."

Вместе с тем, неверно было бы говорить, что Пелевина во Франции рассматривают в контексте исключительно русских литературных традиций.

Влиятельная парижская газета "Монд" писала, например, что "Пелевин является сегодня предметом мирового (sic!) культа", ибо читатают его произведения не только в России, но и во Франции, в Штатах, в Японии, - Пелевина переводят много. Во всех французских рецензиях о В. Пелевине пишут как о большом писателе.

Помимо художественной силы в книгах Пелевина французов привлек один момент, к которому они особо чувствительны. Это - свобода.

"Виктор Пелевин выбрал свой мир, - писал один из его французских издателей. - Это мир литературы, мир свободного, всесметающего слова, опустошительного фарса, - против выбора тех, кто считает элитой это московское поколение, которое избрало ультра-либеральную идеологию с золотыми цепочками и 600-ми Мерседесами".

Я не ошибусь, если скажу, что свобода является главной гражданской (а также, как мы видим, и художественной) ценностью для французов.

"Воздух Парижа особый - писал эмигрантский писатель В. Яновский. - Достаточно взглянуть на пейзаж второстепенного французского художника, чтобы убедиться в этом. Кроме красок, кислорода, азота и других материй в него составной частью еще входит сложная молекула первозданной СВОБОДЫ".

Молекула свободы, являющаяся составной и пелевинских текстов, сразу же была чутко уловлена французским читателем, и сделала Пелевина, безусловно, "своим" во Франции.

Что же было понято французским читателем в произведениях Пелевина? Можно провести параллель с молниеносным признанием Довлатова в Америке. Там про довлатовские тексты писалось: "Характеры у Довлатова горят так же ярко, как у Достоевского, но в гораздо более легкомысленном аду".

О текстах Пелевина во Франции тоже писалось в антиномичных терминах (трагический юмор, суровый фарс). Легкомысленный ад Пелевина не был бы, наверное, "легко мысленным" без его убийственного юмора, - юмора, который традиционно любит и умеет ценить французский читатель. Я напомню также, что если буддизм является одной из "традиционных религий" России, первые европейские переводы классических санскритских текстов были выполнены в XIX в. во Франции.

Принимая во внимание все вышесказанное, понятен веселый энтузиазм одного парижского критика, употребившего в заметке о рассказе "Вести из Непала" (настоящей жемчужине пелевинской прозы) такую формулу: "московский троллейбус как средство передвижения для душ, переселяющихся в воображаемый Непал".

Пелевин приезжал во Францию неоднократно.

Его приглашали на различные семинары, в частности, на коллоквиум в центре Помпиду, где он выступал и отвечал на вопросы слушателей (один вопрос из зала был: "нельзя ли вас сегодня вечером пригласить в ресторан?")

В 1997 году "Чапаев и Пустота" (изд. Сёй) выдвигался на литературный приз "Фемина".

В марте (если не ошибаюсь) 2000 года Пелевин участвовал в оригинальном мероприятии в Страсбурге - "Мост Европы", организованном Советом Европы и Европейским Институтом культурных путей - на страсбургском мосту были установлены экраны с текстами разных европейских авторов на тему "мостов".

Пелевин там представлял почему-то Украину. Российская Федерация была представлена тремя с половиной строчками, подписанными Ильей Кабаковым.

Как бы там ни было, пелевинский тест "Мост, который я хотел бы перейти" украсил страсбургский проект и совершенно неожиданно - украинскую словесность.

X. Виртуальная конференция с В. Пелевиным

Здрасьте.

Здравствуйте, Виктор!

Многие ваши рассказы, например, "Спи", вводят меня в измененное состояние сознания. Находитесь ли вы в измененном состоянии, когда пишете? Для начала нужно выяснить, равнозначно ли измененное состояние моего состояния измененному состоянию вашего сознания.

А как это установить? Нет никакой возможности.

Но для себя вы различаете разные состояния? Я вообще не понимаю, какие состояния бывают у сознания. По-моему, у сознания вообще нет никаких качественных свойств.

Состояние сна и бодрствования, например.

Я б не сказал, что здесь речь идет о состоянии сознания. Скорее, о состоянии субъекта сознания.

Пелевин. А вы вообще понимаете, что такое сознание? kompot: я не знаю, что такое сознание.

Пелевин: Спасибо. Последний человек, который знал, была моя учительница в 10 классе:)

Пелевин: А как относились к вашему измененному сознанию на семинарах в институте? У кого, кстати, на семинаре? Parker: относились очень настороженно, потом эта настороженность передалась мне и я ушел. А семинары вел Лобанов Михаил Петрович, насколько я помню.

Пелевин: Какое отношение вы имеете к компьютерам? И какое у вас образование, если не секрет? DK: Образований у меня несколько. К компьютерам... Когда-то я дошел до того, что изучил Ассемблер процессор 8086. А вообще я профессиональный пользователь, скажем так.

Пелевин: Assembler - это, наверняка, сгоряча.

Parker: Да, сгоряча. Я пытался писать на нем стихи, но не получалось... Может быть, это был не 8086, а тот, который был до этого - я помню, там было три уровня питания.85 год... перестройка...

Пелевин: Если у вас на Ассемблере плохо пишется, я могу вам сделать переводы с BASICa на Assebler ваших стихов:))) fizik: Я предпочитаю в двоичном коде. Гораздо меньше проблем с рифмовкой.

ВП: Кстати, насчет стихов... Вы их не издавали вне прозы? Нет.

Пелевин: у вас такой прием литературный - вы опускаете описание процесса трансформации (жук <>человек) - это у вас из "Носа" Гоголя взято??? fiz_i_len: Нет, это у меня взято из собственного носа

В. П: технический вопрос. Что такое Орден Октябрьской звезды? dimok: Это надо перечитать соответствующее место в Чапаеве, я сейчас уже плохо помню.

Пелевин: В смысле, это откуда-то из истории, или есть только там (в ЧП)? dimok: Что значит - из истории? История сама по себе существует в нескольких десятках или сотнях книг. Так что очень сложно ответить на этот вопрос.

Пелевин: ага:) Тайра и Минамото - в книге по истории Японии, и т.д. А Орден Октябрьской Звезды? dimok: Это в книге по истории пустоты.

Пелевин: Считаете ли вы свои романы массовой литературой (поп)? kompot: У меня нет мнения по этому поводу, никакого. Я в себе давно изжил классификатора реальности.

Пелевин, такой вопрос - а не читали ли вы рассказ Лема... там, где такой Коркоран и толпа железных ящиков, которые сами о себе что-то думают, но на самом деле всего лишь железные ящики?. .

И не возникало ли у вас когда-нибудь ощущения, что вы тоже один из таких ящиков, которому лишь кажется, что он человек? (это все по поводу "Принца Госплана" как бы. .) carcass: Знаете ли вы, что слово "carcass" - по-английски "скелет" применительно к крупному рогатому скоту? Пелевин: Знаю:) Точнее, не скелет, а туша этого самого скота.

carcass: А у вас в черепе не водится ли змея случайно? Пелевин: Нет, я просто mentally murdered:) И вообще я в последнее время не уверен, существую ли я вообще: / Почему я и спрашивал про все эти ящики - интересно было, возникают у кого-то еще такие ощущения или нет: /

carcass: Если возникают сомнения в том, существуешь ли ты реально, можно провести несколько простых экспериментов. Например, сеть на гвоздь или на горячую конфорку плиты.

Пелевин: Это будут только ощущения.

carcass: Дело в том, что мы все равно говорим не о самих ощущениях, а об их описаниях. А поскольку описаний ощущений ограниченное количество, может случиться так, что одному описанию соответствует несколько ощущений...

Пелевин: А Вы не испытываете сомнений по поводу того, что Вы делаете? У Вас нет неудовлетворенности словами? Паркер: У меня гораздо больше сомнений по поводу того, чего я не делаю. У меня постоянно есть ощущение, что я не делаю чего-то, что нужно делать.

Пелевин: Мне кажется, что как раз сомнения в несделанном легче. Гораздо труднее, когда не нравится читать собственный текст.

Parker: У меня бывает по-разному. Некоторые тексты нравятся, некоторые нет. Но я их не перечитываю. Лучше читать что-нибудь еще, чем свои собственные тексты.

Пелевин: Ну, про дзен после "Чапаев и Пустота" понятно... А как вы относитесь к христианству? DK: Я еще не настолько ошизел, чтобы иметь какое-то отношение к христианству.