56638 (Афинские развалины. Собрание надписей, сообщения и рисунки Кириака)

Афинские развалины. Собрание надписей, сообщения и рисунки Кириака

1. Кириак де'Пицциколи родился в 1391 году в Анконе, оживленном торговом городе, имевшем продолжительные связи с византийской монархией и долго принимавшем участие в торговле с Востоком наряду с Венецией, Генуей, Барселоной и Марселем. Предназначенный первоначально к коммерческой карьере, он был увлечен гуманитарными течениями своего времени и к врожденному стремлению видеть мир в нем присоединилось увлечение классической древностью.

Современники его из вожаков возрождения, центрами деятельности которых были дворы Евгения IV и Николая V, Федериго Урбинского, Козимо Медичи и Гонзага в Мантуе, - люди, как Поджио, Траверсари, Манетти, Николи, Леонардо Аретино, Гуарино Веронский, Флавио Биондо, - превосходили его познаниями. Но в то время как эти филологи и антикварии отыскивали, списывали и переводили греческие рукописи и клали основание римской археологии, в то время как великие мастера вроде Леоне Батиста Альберти, изучая римские развалины и усваивая принципы Витрувия, вводили в практику начала античного зодчества, Кириак с энтузиазмом пламенного исследователя приводил в связь западную науку с миром восточных развалин. Он посетил несколько раз Грецию, был в Архипелаге, Малой Азии, Сирии и даже в Египте.

В этом необыкновенном человеке как будто воскрес путешественник Павсаний, который еще во II веке объездил с научными целями древние культурные страны и которому обязано потомство сведениями о топографии, памятниках и художественных сокровищах греческих городов. Через тринадцать столетий после него купеческий сын из Анконы, единственной греческой колонии в Средней Италии, некогда основанной сиракузянами, равный ему по любознательности, хотя варвар в научном отношении по сравнению с ним, объездил давно превратившиеся в пустыню области эллинского Востока.

Предполагать, что в страну эллинов влекло Кириака преклонение перед этой родиной красоты и духа, значило бы ставить его слишком высоко. Его скорее увлекал просто пыл антиквара. Он собирал медали, произведения искусства и книги, срисовывал памятники и не жалел трудов, списывая античные надписи на месте. Поэтому он может считаться основателем науки о надписях (эпиграфики). Собрание надписей, которое он назвал комментариями древности, было главнейшим результатом его неустанных скитаний. Путешествия его охватывают период в 25 лет, так как он начал в 1412 году Египтом, Родосом и Малой Азией и окончил, кажется, около 1447 года Азией и Грецией.

Кириак учился на монументах Рима, где он был впервые в конце 1424 и в 1432 году, когда его венецианский друг Габриэль Кондульмер взошел на Св. Престол под именем Евгения IV В конце 1435 года он опять собрался в Грецию; в декабре он был в Корфу, в январе в Эпире, посетил Додону, затем Этолию, 26 февраля прибыл в Патрас, 21 марта в Дельфы; это был первый уроженец Запада, списавший здешние надписи. Затем он объездил Беотию, собирая надписи в Ливадии, Орхомене, Фивах и Эвбее. В Афины он прибыл 7 апреля 1436 года, во время правления Нерио II, и прогостил в доме своего друга Антонио Балдуино до 22 апреля. Он ограничил свои исследования самим городом, не заходя далее Элевсина, где он не нашел ничего, кроме больших развалин, между прочим, развалин водопровода. Пирей оказался в полном запустении, с гигантскими фундаментами прежних стен, остатками двух круглых башен и большим мраморным львом в порту Из Афин он отправился далее в Мегару, потом через Истм, где стену, восстановленную императором Мануилом, он нашел разрушенной турками, в Коринф, Сикион и через Патрас к герцогу Карло II в Левкадию. Он посетил Корфу и, объездив Эпир и Далмацию, возвратился на родину.

С герцогом Нерио он встретился впоследствии после изгнания его из Афин во Флоренции, куда Кириак приехал в 1439 году повидаться с многими выдающимися людьми, собравшимися здесь по случаю унии. Затем в 1447 году его путешествия привели его снова в Афины. Он писал об этом посещении одному из своих друзей: "Когда я отправился к флорентинцу Нерио Аччьяйоли, теперешнему герцогу афинскому, вместе с его двоюродным братом Нерио, мы нашли его в Акрополе, высшей части укрепленного города". Таким образом, Кириак назвал "castell Sethines" его старым именем. Так как в этом письме он не почтил Нерио ни одним из эпитетов, обычных в устах льстящего государю гуманиста, вроде humanissimus, liberalissimus, literarum cultor amautissimus и т.п., то вероятно, что Аччьяйоли или не был к нему достаточно внимателен, или же не произвел на него впечатления образованного человека.

Но в качестве повелителей древней столицы муз Аччьяйоли все-таки не могли отрешиться от всякой связи с гуманитарными течениями своего времени. Они имели одно большое преимущество пред великими меценатами своей родины Италии: они превосходно знали греческий язык и, быть может, были также знакомы с кое-какими остатками греческой литературы. Тот факт, что итальянские искатели древних рукописей, сколько нам известно, не обращались за ними в Афины, доказывает, по крайней мере, если даже некоторые сношения этого рода остались нам неизвестными, что город философов не считался на Западе особенно богатым книжным рынком. Многие списки доставлены в Европу из различных местностей Греции, из Пелопоннеса, Модона, Навплии, Монемвазии, не говоря уж об Афоне и Константинополе; превосходные каллиграфы были доставлены островом Критом. Когда Иоанн Ласкарис в 1491-1492 годах путешествовал по Греции и Востоку для обогащения флорентийской библиотеки Медичи, он приобретал манускрипты в Корфу, Арте, Фессалониках, на Крите, в Пелопоннесе, в афонских монастырях и в Константинополе. В числе рукописей, привезенных им во Флоренцию, была одна - комментарии Прокла к "Республике" Платона в прекрасном списке X века, принадлежавшая, согласно надписи на первом листке, афинянину Гармонию. Неизвестно, однако, приобрел ли Ласкарис эту рукопись в Афинах. Если бы в самом дворце Аччьяйоли в Акрополе было какое-либо собрание редких греческих книг, такое сокровище едва ли ускользнуло бы от пытливого взгляда Кириа-ка, и он где-либо сделал бы какое-нибудь замечание об этом. Так, например, он не упустил отметить, что в Калаврите у классически образованного Георга Кантакузена он нашел выдающееся собрание книг, откуда получил Геродота и другие произведения. В Корфу он также приобретал рукописи.

Можно во всяком случае предположить, что во дворце Аччьяйоли было собрание классических произведений искусства, как несколько столетий спустя в доме французского консула Фовеля в Афинах. Можно, по крайней мере, предполагать интерес к этого рода вещам в герцогах афинских того времени, когда в Италии создавались первые музеи, когда папы и кардиналы собирали статуи, медали и геммы, когда Медичи и Ручеллаи устраивали во Флоренции кабинеты антиков, когда начали уже отыскивать в Греции произведения искусства. Хотя и невозможно доказать, что в эпоху раннего Возрождения в Италии, когда уже воскресла слава древнегреческой литературы, но имена Фидия, Праксителя и Мирона оставались еще в области сказаний, перевозились первоклассные произведения классической пластики из Эллады на Запад, - все-таки, вероятно, не одна древность попала туда через руки моряков и купцов, не один драгоценный мрамор соблазнил генуэзцев и венецианцев.

Вестфалец Лудольф, или Лудвиг, который в 1336-1341 гг. путешествовал по Востоку, замечает следующее: "Неподалеку от Патраса находится город Афины, где некогда процветала греческая наука. В эти времена это был первый из всех городов, но теперь превратился чуть не в пустыню. Ибо во всей Генуе нет ни мраморной колонны, ни порядочного скульптурного произведения, которое не было бы вывезено из Афин. Вся Генуя выстроена из Афин, равно как Венеция воздвигнута из камней Трои. Это оригинальное воззрение Лудольфа на происхождение генуэзских и венецианских сооружений опирается на предания об основании этих обоих чудных городов; но оно указывает, быть может, и на некоторые неизвестные факты - на то, что эти морские республики во время своего долгого владычества на греческих морях вывезли на родину массу древностей и драгоценного материала. Что касается Афин, то венецианцы продолжали их грабить таким образом вплоть до 1688 года. Стремление итальянцев коллекционировать древности обратилось естественным образом на Грецию. В Венеции восхищались греческими медалями; знаменитый Траверсари был в восторге от золотой монеты Береники, а Кириак в 1432 году показывал этому гуманисту в Болонье золотые и серебряные монеты Лисимаха, Филиппа и Александра. Флорентинцы не отставали от других в этом рвении, и именно они благодаря своим землякам Аччьяйоли находились в живейшей связи с Афинами. Но нам неизвестно, приобретали ли они там произведения искусства. Поджио, собиравший в своей вилле в Вальдарно антики, поручил одному путешествующему по Востоку минориту привезти ему статуи Минервы, Юноны и Дионисия и т.п. из Хиоса, где были открыты в одном гроте сотни таких статуй. Таким образом, земли греческие стали известны как сокровищницы древнего искусства, и Запад захватил бы, конечно, громадное большинство этих сокровищ, если бы в то самое время, как в Италии все живее становилось увлечение античным искусством и понимание его творений, в Элладе не появились турки, снова скрывшие от мира сокровища Греции.

Подобно Риму и почти каждому другому городу античного происхождения, Афины были усеяны бесчисленным множеством остатков древних сооружений, которые или валялись в пыли, или употреблялись самым неподходящим образом. Великолепные вазы и саркофаги служили корытами для водопоя, мраморные плиты из театров и портиков лежали у порогов или служили столами в мастерских, понимающие в искусстве священники и граждане примуровывали к стенам церквей и домов всякие скульптурные произведения.

Когда французский путешественник Спон посетил в 1675 году Афины, он видел здесь много домов, над дверями которых вделаны были статуэтки или обломки барельефов, и он заметил, что во многих церквях и в частных жилищах сохранялись античные надписи. Обычай украшать дома такими обломками появился в Афинах, как и в Риме, несомненно, в эпоху падения язычества. Иезуит Бабин, видевший Афины одновременно с Споном, изображает их городом с узкими улицами без мостовых, с жалкими домишками, но не из дерева, как в Константинополе, а из камня, взятого из старинных развалин. Вид Афин в XVII веке немногим, верно, отличался от картины города в XV в.

Во времена Аччьяйоли, если не считать немногочисленных громадных развалин и обращенных в христианские церкви языческих храмов, весь город со всеми его художественными сокровищами - подобно Древнему Риму - как будто опустился под поверхность нового города. Кучи земли и сады покрыли агору, Керамик, берега Илисса, южный склон Акрополя и место храма Зевса. Чудные гробницы перед Дипилоном и по улице Академии, отчасти явившиеся вновь на свет Божий, были под землей, так как среди надписей афинских, скопированных Кириаком, нет ни одной, взятой с этих гробниц. Бесчисленное множество художественных произведений было зарыто на Акрополе, где развалины и дома сплошь покрывали прежнюю поверхность земли. Простая случайность, вероятно, не раз вела здесь к открытию классических произведений скульптуры, и каждый удар лопаты на Акрополе, да и во всей черте Афин мог воскресить бесценные создания искусства. Но ни эстетические, ни дилетантские стремления, ни наука археологии не дошли еще до того, чтобы какой-либо полуневежественный антикварий из афинян или один из герцогов напал на мысль произвести здесь топографические исследования или раскопки. Ибо указание, будто Антонио Аччьяйоли делал таковые, покоится на предположении, которое ничем не может быть подтверждено Падение науки в Афинах находит себе достаточное объяснение в долговременном владычестве невежественных франков, из среды, которых ни один государь не удостоился почетного названия мецената. Равным образом, сколько нам известно, ни один западный путешественник до Кириака не производил в Афинах археологических исследований. Кристофоро Буондельмонте, объездивший с 1413 г. берега и острова Греции и составивший в 1417-1421 гг. свой isolarium, не счел нужным, хотя сам был флорентинец, посвятить несколько внимания Афинам.

Лишь Кириак принес сюда дух Возрождения. Хотя он - несмотря на свое знакомство с греческим языком, который он изучал в Константинополе из любви к Гомеру, - не мог похвалиться достаточной ученостью, все же глаз его вследствие усердных исследований во время долгих путешествий набрался опытности, а сам он был в близких отношениях к основателям науки археологии в Италии

2. Общее впечатление, произведенное на Кириака Афинами при первом посещении, нашло выражение в следующих его словах: "7 апреля прибыл я в Афины. Здесь прежде всего мне бросились в глаза гигантские развалины стен, а в самом городе повсюду, точно на полях, замечательные мраморные строения, дома, святые храмы, скульптурные изображения разнообразных предметов, сделанные с удивительным искусством, - все в виде громадных развалин и обломков. Но самое поразительное сооружение, это великолепный, чудный храм богини Паллады над городской крепостью, божественное создание Фидия с 58 прелестными колоннами в 7 пальм (palma - мера длины) в поперечнике. Оба фронтона его, стены, карнизы и эпистили украшены лучшими изваяниями, какие когда-либо выходили из рук художника". К сожалению, Кириак не смог быть Павсанием разрушенных Афин XV столетия. Он не сделал подробного описания города и не сообщил нам ни своих наблюдений, ни впечатлений