54086 (Происхождение восточных славян), страница 4

Зарубинецкая линия развития славян, намеченная П.Н. Третьяковым, находит сейчас широкую поддержку среди археологов, занимающихся культурами рубежа и первой половины I тыс. н.э. Работу в этом направлении продолжил Е.А.Горюнов, но на новом материале его выводы оказались более осторожными, чем у П.Н. Третьякова. Е.А. Горюнов считал, что памятники киевского типа имели особый характер, и в них есть лишь отдельные элементы, близкие к зарубинецким, поэтому их нельзя назвать позднезарубинецкими.²² В дальнейшем на основе киевской складываются колочинская культура, но последнюю сменяют славянские памятники VII – VIII вв., не связанные эволюционным развитием с колочинской культурой, как предполагал П.Н.Третьяков. Появление в Верхнем Поднепровье славянских памятников (VII-VIII вв.), по мнению Е.А. Горюнова, вероятно, было вызвано отходом на север под нажимом хазар части пеньковского населения. В связи с этим этническое лицо колочинской и киевской культур не поддается четкому определении., но “некоторые данные позволяют считать, что обе культуры в своей основе являлись славянскими”.²³

Р.В. Терпиловский, непосредственно занимающийся киевской культурой, подчеркивает ее перерастание в колочинскую, и при этом отмечает значительную роль киевской культуры в сложении банцеровских и тушемлинских древностей Верхнего Поднепровья и Подвинья, родственных колочинским. Он считает возможным и существование определенных генетических связей киевских памятников Среднего Поднепровья с пражской культурой. Киевская культура послужила основой возникновения и пеньковских памятников в Днепровском лесостепном побережье, что было связано, по мнению Р.В. Терпиловского, с продвижением на юг в середине I тыс.н.э. скорее всего около V в., части деснинских племен. Этнос носителей пеньковской культуры идентифицируется со славянами-антами, наблюдается взаимопроникновение элементов пеньковской и колочинской культур образующих широкую смешанную зону в левобережной лесостепи и Подесенья, поэтому колочинские памятники, как и пеньковские, и общую для этих культур подоснову-киевскую культуру – автор расценивает как славянские. Таким образом, киевская культура оказывается исходным пунктом возникновения всех раннесредневековых славянских группировок.

Концепцию западной прародины славян, охватывающей бассейн средней и отчасти верхней Вислы, достигавшей на западе среднего течения Одера и на Востоке – Припятского Полесья и Волыни, отстаивает В.В. Седов. В работе, посвященной происхождению и ранней истории славян, он излагает историю изучения проблемы происхождения славян и дает обзор современных лингвистических, антропологических и исторических данных по этой теме.²⁴ В.В.Седов строит свою концепцию на археологических материалах, придерживаясь ретроспективного метода²⁵ исследования, который он считает единственно удовлетворительным путем для археологического изучения этногенеза, и лишь затем пытается сопоставить свои выводы с данными других наук. Он исходит из того, что археологические культуры соответствуют этническим общностям, хотя при некоторых условиях, миграциях и взаимопроникновениях могут складываться и полиэтнические культуры. В отличие от польских автохтонистов, связывавших лужицкую культуру (конец II середина I тыс. до н.э.) с праславянами, В.В.Седов относит эту культуру к одной из диалектных группировок древне европейского населения (предков кельтов, италиков, германцев, славян и, возможно, некоторых других европейских этносов).²⁶ При ретроспективном подходе к археологическим материалам самой ранней славянской культурой, по его мнению, следует считать подклешевую V-II до н.э. (часто объединяемую с поморской, но имевшую специфические черты и занимавшую особую территорию). По времени культура подклешевых погребений соответствует первому этапу развития праславянского языка и ее славянская принадлежность подкрепляется или, во всяком случае, не противоречит другим приведенным в работе лингвистическим данным.

На основе подклешевой культуры с конца II в.до н.э. складывается пшеворская, на развитие которой оказала влияние кельтских и германских племен, что привело к неоднородности культуры и населения. По мнению исследователя, в ареале пшеворской культуры выделяются два региона, отличающихся друг от друга деталями погребального обряда, набором инвентаря и типами керамики. Восточный, Висленский, регион сформировался непосредственно на основе подклешевой культуры и эволюционно связывается со славянской раннесредневековой культурой пражского типа, тогда как западный, Одерский регион, был заселен в значительной степени восточными германцами.²⁷ На востоке славянская территория на рубеже нашей эры, возможно, достигла Среднего Поднепровья, куда доходила зарубинецкая культура, население которой родственно пшеворскому, но в тоже время в ней были сильны местные балтийские элементы. Южная часть населения зарубинецкого ареала приняла в дальнейшем участие в генезисе славянского ядра черняховской культуры. В сложении черняховской культуры определенный вклад внесло местное скифо-сарматское население, а в западных областях – карпатские и дакийские племена. Существенную роль в сложении черняховской культуры сыграло также пришлое пшеворское население.²⁸ Все это привело к этнической пестроте Черняховского населения, но разноэтничные элементы концентрируются на территории неровномерно. На этом основании В.В.Седов выделяет Подольско-Днепровский регион, охватывающий Средние Приднепровье, верхнее и средние течение Южного Буга и область Верхнего Поднестровья (см. карта 4.). Для этого региона, по мнению автора, характерна концентрация зарубинецких и пшеворских особенностей, привнесенных славянами, постепенно ассимилировавшими местное скифо0сарматское население. Благодаря процессу ассимиляции в культуре, языке и верованиях юго-восточной части славян явственно прослеживается иранское воздействие.²⁹ О славянской принадлежности населения Подольско-Днепровского региона свидетельствует, по В.В.Седову, генетические связи его культуры со славянскими древностями V-VII вв. типа Праги-Пеньковки.

Линия развития славянской культуры от подкиешевых памятников к пшеворским, а затем к раннесредневековым пражским поддержана И.П.Русановой.³⁰ Она попыталась выделить из разнородного материала пшеворской культуры отдельные компоненты, каждый из которых имеет свои особенности в погребальном обряде, характере домостроительства, в наборе инвентаря и типах посуды. Путем корреляции материалов поселений и могильников ей удалось обособить комплексы, относящиеся к трем группам пшеворской культуры: первая из них характеризуется чертами, близкими подклешевой и раннесредневековой пражской культурам, и принадлежала славянскому населению; вторая, имеет соответствие в кельтских памятниках и, вероятно, связана с проникновением в Висло-Одерской междуречье кельтского населения; третья, оставлена германскими племенами, распространившимися с севера и северо-запада и принесшими свои культурные особенности. Разноэтничное население жило, по наблюдениям автора, чресполосно на пшеворской территории и оставило смешанные памятники.³¹

В последние годы распространилась точка зрения, возрождающая представление о сложении славян на востоке, в Поднепровье. Д.А.Мачинский, рассматривая письменные источники о венетах, пришел к убеждению, что со II в.до н.э. до середины IV в.н.э. они обитали на территории охватывающей средний Неман, среднее и верхнее течение Буга, доходящей на востоке до верховьев Псла и Оки и ограниченной на севере средним течением Западной Двины и ситоками Днепра.³² На этой территории жили праславяне, балты и “балтопраславяне”, при этом славянам принадлежала культура штрихованной керамики (VI в. до н.э. – IV в.н.э.), имевшая “общий облик” с культурой пражского типа. В середине I в. н.э. славяне двинулись к югу и западу, вытеснив зарубинецкое население (по мнению автора дославянское). На занятой венетами земле неизвестные памятники конца I-II вв., они вероятно, археологически трудноуловимы, во всяком случае, сейчас эта зона “археологической пустоты”.³³ В дальнейшем на основе памятников киевского типа и при сильном влиянии черняховской культуры формируется пеньковская культура, хорошо увязываемая с антами – юго-восточной группой славянства.

Развивая положения Д.А. Мачинского, М.Б. Щукин подчеркивает отличие “структуры” черняховской и пшеворской культур позднеримского времени, для которых характерно распространение мисок и фибул, от раннесредневековых славянских культур, которым в основном свойственны горшки.³⁴ По мнению ученого, к востоку от Вислы и к северу от Клевщины, складывается складывается зона лесных культур, в которые попадает носители культуры штрихованной керамики, среднетушимлинской культуры и горизонта Рахны-Почел (последние включает элементы зарубинецкие – “бастарнские”, юхновские и сарматские). Эта зона может быть сопоставлена с венедами Тацита. В результате бурных событий и передвижений I-II вв. складывается киевская культура, являющаяся, по М.Б.Щукину, балто-славянской.³⁵ После гуннского нашествия и начавшегося передвижения населения из венедского “котла” создаются близкие между собой раннеславянские культуры: колочинская на основе киевской, пеньковская из киевских, черняховских и кочевнических элементов, пражская, происхождение которой пока не ясно, но возможно, она сложилась на левобережье Днепра или в “белом полесском пятне”, где до сих пор нет памятников II-IV вв.³⁶

Все различные мнения о путях сложения славянских раннесредневековых группировок объединил В.Д.Баран, по его представлениям, при возникновении славянских группировок интегрировались разные культуры римского времени – киевская и пшеворская. В зависимости от удельного веса каждой из этих культур возникли отдельные славянские группы: в сложении пражской культуры принимали участие все перечисленные культуры римского времени, но основу составляли черняховские памятники западного Побужья и Верхнего Поднепровья: пеньковская культура складывалась при соединении киевских, отчасти черняховских и кочевнических элементов : колочинская культура в Верхнем Поднепровье возникла на основе балтского субстрата, зарубинецких и киевских древностей, в результате чего здесь “наметилась тенденция славянизации”. В свою очередь славянский компонент черняховской культуры, в целом полиэтничной, по В.Д.Барану, сложился на территории западного Побужья и Верхнего Поднестровья при соединении элементов пшеворской и киевской культур. Следовательно, при сложении всех перечисленных группировок раннесредневековых славян, ведущая роль принадлежала киевской культуре, которая, по-видимому, и придала единообразный характер славянским культурам V- VII вв. в Восточной Европе. Западные славянские группы этого времени, распространенные между Вислой и Одером, несмотря на общие черты с пражскими памятниками более восточных районов, возникли и развивались самостоятельно.

В 1972г. вышла в свет книга украинского археолога В.П.Петрова, в которой этническая история древних славян трактуется весьма своеобразно.³⁷ Автор полагает, что начинать эту историю можно с трипольской культуры, хотя языковая принадлежность ее носителей остается нам неизвестной. Согласно Хвойке В.В., отмечает исследователь, с трипольского времени вплоть до исторической эпохе на Украине наблюдается беспрерывное развитие земледелия, а следовательно, трипольцы были предками славян, т.е. протославянами. В дальнейшем в Северном Причерноморье сменилось много археологических культур, менялся и язык. В период раннего железа здесь жили скифы (не иранцы, а особая индоевропейская языковая группа). На зарубинецком этапе язык скифов – борисфенитов, модернизировался в славянский.³⁸ Однако еще в Черняховское время это был такой язык, который нельзя отождествлять с языком раннесредневековых славян.

Следующая точка зрения советского исследователя в области языкознания и лингвистики Ф.П.Филина, также отличается некоторым образом от других.³⁹ Он отрицает гипотезу о существовании в древности балто-славянского языка. Ф.П.Филин полагает, что в эпоху индоевропейской языковой общности предки балтов и предки славян находились в длительном контакте между собой, не сливаясь в единое целое (в языковом отношении). Время формирования общеславянского языка он определяет I тыс. до н.э.⁴⁰ На основе анализа славянской лексики исследователь показывает, что славянская прародина находилась в дали от моря, в лесной равнинной полосе изобиловавшей болотами и озерами. Подобный ландшафт обычен для многих регионов Центральной и Восточной Европы. Для более конкретной локализации праславян он использует ботанические аргументы ростафинского, пополняя их новыми примерами. В результате он ограничивает славянскую территорию рубежа нашей эры между Бугом и Средним Днепром.⁴¹ Сказать где размещалась прародина славян в более ранние время на основе лингвистических данных, он считает пока невозможным.

Следует так же указать исследователя, занимающегося изучением этнической истории славян, М.И. Артамонова⁴², развитие взглядов которого отразило тот теоретический рост, который пережила славистика, изучающая ранние этапы этнической истории в целом. Начав свою деятельность в стенах марровской школы, М.И. Артамонов вобрал в себя основные теоретические положения этногенетической схемы Н.Я.Марра и до начала 50-х годов явился одним из виднейших представителей марровской школы в археологии. С середины 50-х годов взгляды М.И. Артамонова стали меняться, постепенно он перешел на позиции миграционизма. Критический анализ археологических данных и сопоставление их с данными письменных источников привели его к выводу о том, что наиболее ранними, бесспорно славянскими памятниками на территории Поднепровья и Прикарпатья являются памятники VI-VII вв., содержащие керамику пражского типа. Что же касается ранних археологических культур, то М.И. Артамонов в конце 60-х гг. вынужден был отметить, что “несмотря на большие успехи в деле методологического перевооружения и изучения прошлого своей страны, советская археология не добилась решения вопроса о происхождении раннеславянской культуры и не выяснила этапов заселения славянами Восточной Европы”.⁴³

Монография И.И.Ляпушкина, изданная в конце 60-х гг., представляет собой естественное завершение его многолетней работы по изучению археологических источников периода образования Древнерусского государства. Исходной позицией всей этногенетической концепции И.И.Ляпушкина стало признание восточных славян “ветвью одной большой семьи славянских народов, связанной общностью происхождения и языка”. Попытку рассматривать восточных славян как особую этническую группу, определившуюся аз долго до образования Древнерусского государства, И.И.Ляпушкин считает ошибочной. Выделение восточной славянской общности он вслед за лингвистами относит только к концу I тыс. н. э., по его мнению, началось сложение древнерусской (восточнославянской) народности. В отношении истории формирования древнейшей славянской этнической общности И.И.Ляпушкин оказался на еще более пессимистических позициях, чем М.И.Артамонов. “Почти нечего сказать о формировании славянской этнической группы в целом, - писал он, - неясной остается территория, на которой протекала их древнейшая история”.⁴⁴ Процесс славянского расселения И.И.Ляпушкин предпочитает реконструировать на основе письменных источников. При этом он возвращается к летописному сообщению о заселении Поднепровья славянскими переселенцами, вышедшими из Подунавья.⁴⁵ Подлинно славянскими считал памятники типа Корчак и полагал, что они заполнили необитаемые с конца IV в. территории к югу от Припяти и далее на запад до Карпат и Дуная. Колонизация Восточной Европы, шедшая с юго-запада, сочеталась с колонизационной волной, шедшей с запада (радимичи и вятичи). Этническая консолидация славянских племен на территории Восточной Европы, образования восточнославянской ветви славянского этнического массива происходит с VIII- первой половине IX в., в период вызревания древнерусской государственности. К этому периоду на всей территории Восточной Европы складывается выявляемая археологией культурно-этническая общность, представленная памятниками типа роменско-боршевских. Оказавшись на территории Восточной Европы, славяне попали в разноэтническую среду, “и их общественная жизнь, как это можно заключить по данным письменных и археологических источников, тесно переплетались с жизнью окружающих их народов”.⁴⁶

Как показывает приведенный выше обзор, в советской науке проблема восточнославянского этногенеза вышла из круга тем, решаемых исключительно на материале скудных письменных источников и лингвистических данных. С конца 30-х гг. она стала одной из ведущих тем советской археологии. Бурное развитие археологических изысканий, особенно в послевоенные годы, привело впервые к созданию прочной источниковедческой базы. Безусловно, тормозящую роль в развитии представлений о ранних этапах восточнославянской этнической истории сыграла яфетическая теория Н.Я.Марра. Продолжение марристского схематизма в начале 50-х гг. интенсифицировало разработку проблем восточнославянского этногенеза, повлекло за собой расширение археологических работ и завершилось открытием подлинно славянских памятников. Они досконально изучались, и на основе этих исследований выдвигалась новые теории для построения единой этногенетической системы славян.

Примечания.