54038 (Польское восстание 1863 года и роль России), страница 9

Кроме Киева и Петербурга, польские землячества и патриотические организации возникли также в Москве, Дерите (в университетах) и в других городах. Между всеми этими организациями существовали связи, в которых наиболее важную роль играли Владислав Геншель, Зыгмунт Падлевский, Стефан Бобровский и др.

Как отмечалось выше, деятельность Польского демо­кратического общества в 50-х годах чрезвычайно ослабла. Руководящая группа его была удалена из Франции и пе­реехала в Лондон, после чего в Обществе наступил раскол. Левые элементы поддерживали лондонскую группу, кото­рая, однако, и после революции 1848—1849 гг. не сумела вполне освободиться от влияния шляхетских взглядов;после смерти своего наиболее выдающегося руководителя Станислава Ворцеля (1857) она ослабила свою деятель­ность и утратила влияние. Правые элементы группирова­лись вокруг оставшегося в Париже Мерославского, кото­рый продолжал активную деятельность.

Людвик Мерослапский принадлежал к старшему поко­лению деятелей польского национального движения (ро­дился в 1814 г.). Еще в 1846—1849 гг. он прославился как мужественный патриот, демократ и искусный воена­чальник. Приговоренный прусским судом к смерти в 1847 г., он был освобожден [революцией в марте 1848 г. и принял активное участие в революционных сражениях в Познанской области, а затем в Сицилии и Баденс. ²⁹С тех пор демо­кратическая и повстанческая молодежь считала его своим вождем и первым кандидатом в руководители будущего восстания. Однако Мерославский не оправдал возлагав­шихся на пего надежд. Он был слишком высокомерным человеком, далеким от народа шляхетским революционе­ром и упорным доктринером в военном деле. Он сам считал себя вождем польского народа и не терпел возражений и критики но своему адресу. Его демократизм был демаго­гический, и угрозы по адресу шляхты лишь прикрывали его главные расчеты па шляхту. Мыслящий категориями военных операций лишь регулярных армий, он не понимал значения партизанской, народной войны и полностью от­вергал последнюю. Ко всему этому он, воспитанный в культе Наполеона 1 (его отец служил в наполеоновской армии), остался бонапартистом до конца своих дней и в 50-х годах свои главные надежды возлагал на Наполеона III. Таким образом, Мерославский надеялся освободить Польшу не силами народа, а при помощи шляхты и западных держав.

После разрешения выездов за границу в Париж при­было из Царства Польского немало поляков, стремившихся к учению или к политической деятельности. Они с вооду­шевлением слушали речи Мерославского, в которых он нападал на сторонников мирного экономиче­ского прогресса и призывал к восстанию, утверждая, что восстание решит крестьянский вопрос. Он угрожал кон­сервативной шляхте народным возмущением и в то же время обещал ей сохранить ее имения в случае участия в восстании. Он говорил, что восстание должны организо­вать заговорщики из «третьего сословия» без участия кре­стьянства; народ и шляхта должны будут подчиняться руководителям восстания. Последнее должно начаться лишь в случае военной интервенции западных держав. Совершенно очевидно, что Мерославский указывал поль­скому народу неправильный путь.

Деятельность Мфославского и его сторонников особен­но усилилась с возникновением национально-освободитель­ной войны итальянского народа весной 1859 г. Оживились связи с Царством Польским, Галицией и другими поль­скими землями. Мерославский стремился занять руководя­щую роль в движении в Царстве Польском. Ближайшими соратниками его были генерал Юзеф Высоцкий, Северин Эльжановский Ян Кужина; в числе его приверженцев были Адам Аснык, Влодимеж Милёвич и др. Мерославский установил связи с вождями итальян­ского демократического движения Гарибальди и Маццини, которые, опасаясь воскрешения реакционного Священного Союза против итальянцев, призывали его к организации народного восстания в Польше. Мерославский через Яна Кужину посылал директивы о подготовке восстания в Царство Польское. В то же время племянник французского императора принц Жером-Наполеон передавал ему, что Франция, хотя она и заинтересована в польском движе­нии, не будет воевать с Россией за Польшу. Мерослав­ский оказался на распутьи.

Демократическим кружкам в Царстве Польском проти­востояло возникшее в 1858 г. Сельскохозяйственное обще­ство, состоявшее в подавляющем большинстве своем из помещиков и шляхты. Во главе общества стоял граф Анджей Замойский. В течение первых трех лет своей деятель­ности Сельскохозяйственное общество занималось почти исключительно вопросами агрономии, выставок, конкурсов и т. д. Когда же оно касалось крестьянского вопроса, то ограничивалось лишь пожеланием очиншевания крестьян при условии добровольного согласия обеих сторон. Эти по­желания были обречены на неудачу, так как менее состоя­тельные помещики вообще не хотели переводить крестьян на чинш, а другие стремились при очиншевании отобрать от крестьян сервитуты. Крестьяне же решительно защи­щали свои сервитуты. Острота классовых противоречий в деревне и боязнь крестьянских волнений побуждали поме­щиков сохранять хорошие отношения с русским царизмом. Помещики видели, что в решении крестьянского вопроса им не обойтись без поддержки правительства. Они мечтали о смягчении политического режима в Царстве Польском и получении некоторой автономии, но лишь мирным, ле­гальным путем. В условиях же оживления демократиче­ского движения они опасались обращаться к правитель­ству даже с легальными требованиями. Граф Анджей За­мойский вообще полагал, что для Польши выгоднее быть в одном государстве с Россией, чем быть независимой, ибо в случае восстановления независимой Польши Россия вновь стремилась бы покорить ее, что привело бы Польшу к необходимости затрачивать огромные силы на оборону. «Наше политическое существование под властью русских монархов,— говорил он,— при одновременном закреплении законом нашей полной национальной обособленности и нашего возрождения было бы для нас наиболее желатель­но, ибо оно устраняло вышеуказанную опасность» .

Консервативная часть польской эмиграции, находивша­яся под руководством князя Адама Чарторыского, а затем его сына Владислава и ожидавшая нового возрождения польского вопроса на международной арене, старалась не допустить открытого соглашения польских помещиков с царским правительством, рекомендуя им проводить либе­ральные реформы (наделение крестьян землей и др.) и на­деяться на французского императора Наполеона III; тем самым имелось в виду удержать польское общество под влиянием помещиков.

Сельскохозяйственное общество было только частью либерально-консервативного лагеря польского народа. На ле­вом крыле этого лагеря находился кружок Эдварда Юрген­са, чиновника Комиссии внутренних дел, человека обра­зованного и способного. Этот кружок состоял из предста­вителей средних и высших слоев буржуазии и буржуазной интеллигенции. Польская буржуазия была заинтересована в ликвидации феодальных порядков и в предоставлении Царству Польскому автономии. Она выступала за либе­ральные реформы, за наделение крестьян землей, за прос­вещение народа, за предоставление городам самоуправле­ния, за уравнение в правах евреев; последнее требование имело особое значение, поскольку среди польской буржу­азии было много евреев, продолжавших терпеть ограниче­ния в правах на приобретение недвижимой собственности и на выполнение некоторых общественных функций и др. Однако польская буржуазия, начавшая уже срастаться экономически с помещиками и боявшаяся народных вос­станий, оказалась неспособной на решительную борьбу за национальное освобождение и прогрессивные преобразова­ния. Выражавший ее интересы кружок Юргенса выступал в одном лагере с Сельскохозяйственным обществом и борь­бу за национальное освобождение откладывал на далекое будущее или, как говорили в народе, «на тысячу лет»; отсюда прозвище его сторонников — «милленеры» (от ла­тинского слова mille — тысяча).

Между демократическими кружками, с одной стороны, и буржуазным кружком Юргенса — с другой, существова­ли вначале близкие отношения, и некоторые лица одновре­менно посещали оба кружка. Однако с самого начала меж­ду ними существовало очевидное политическое различие, которое с течением времени прекратилось в антагонизм.

На рубеже 50-х и 60-х годов положение в Царстве Польском значительно обострилось. Польский народ ждал реформ и уступок, русский царизм их не давал. В 1859 г. в России сложилась революционная ситуация; в польском обществе полагали, что назревающие потрясения в России создают благоприятные условия для польского выступле­ния. В Италии началась война за освобождение страны от австрийского господства; итальянцам помогала Фран­ция, заинтересованная в ослаблении Австрии. Французский император Наполеон III провозгласил с демагогической целью «принцип национальности», т. е. принцип нацио­нальной свободы. Популярность Гарибальди и Наполе­она III среди поляков стала огромной. Полякам казалось, что события в Италии предвосхищают события в Польше, что Франция окажет помощь также польскому народу. В соседних польских землях — Галиции и Познанской об­ласти — также оживилось движение за расширение нацио­нальных прав и свобод. Под влиянием внутренних и внеш­них обстоятельств активные деятели движения в Царстве Польском решили перейти к новым формам борьбы — к массовым выступлениям, к манифестациям.

Первой была манифестация в июне 1860 г., во время похорон вдовы генерала Совинского, погибшего во время восстания 1831 г. По призыву кружков Янковского на по­хороны пришли массы городского населения самых раз­личных слоев. Когда пастор назвал умершую «вдовой пол­ковника» (Совинский получил чин генерала от повстанче­ского правительства), толпа громко поправила: «генерала». Группа активных участников манифестации оторвала от гроба шлейф, разорвала его на мелкие части, которые и раздала на память сопровождавшей массе. После похорон состоялось шествие в предместье Варшавы — Волю — к месту гибели Совинского.

Следующая демонстрация произошла осенью того же года во время съезда в Варшаве трех монархов, поделив­ших и угнетавших Польшу. Народные массы расценили этот съезд как грубое оскорбление и угрозу польско­му народу. Члены патриотического кружка Школы изящных искусств начали агитацию за бойкот встречи, за всяческое проявление враждебности к «слетающимся воронам». При въезде Александра II в Варшаву улицы совершенно пустовали. 20 октября перед спектаклем в оперном театре царскую ложу облили серной кислотой, а с галерки были спущены пузырьки со зловонной жидкостью, распространившей такой смрад, что собравшаяся уже публика вынуждена была уйти из зрительного зала. Словом, встреча Александра II с варшавянами в 1860 г. весьма и весьма отличалась от его первой встречи с ними четыре го­да тому назад.

Утром 29 ноября того же года по случаю годовщины восстания 1830 г. в костеле кармелитов на ул. Лешно был отслужен торжественный молебен. Вечером возле того же костела вновь собрались массы народа; здесь по инициа­тиве студента Новаковского впервые были исполнены пат­риотические гимны: «Боже, который Польшу», «Еще Польша не погибла» и «С дымом пожаров». С улицы Лешно массовое шествие с пением патриотических песен направи­лось к центру города. В патриотических песнях, испол­ненных народом, содержались призывы к борьбе за вос­становление независимой Польши и уверенность в конеч­ном освобождении.

Все указанные манифестации производили сильное впе­чатление на все население столицы и находили живой отклик в других городах Царства Польского. Всюду стре­мились проявить свои патриотические чувства и ненависть к захватчикам. Устраивались патриотические концерты и лекции, отмечались национальные годовщины, на улицы выходили в национальных костюмах, вступали в конфлик­ты с полицией и т. п.

Первые манифестации были организованы демократи­ческими кружками. Позднее в это движение включились и умеренные элементы. Демократические кружки стреми­лись подготовить народ к восстанию, умеренные стара­лись завладеть массовым движением и использовать его для давления как на консервативных польских помещи­ков, так и на царские власти, чтобы таким путем добиться реформ и предотвратить вооруженное восстание и со­циальную революцию. Летом 1860 г. умеренные круги соз­дали тайный руководящий центр в составе Маевского, Юргенса и преподавателя гимназии Владислава Големберского. Этот триумвират стремился подчинить своему влия­нию все слои населения как демократические, так сред­ние и высшие .

2.2 Отношение русского общества к польскому вопросу.

Составной частью сложившейся в России в 1859— 1861 гг. революционной ситуации явился мощный подъем национально-освободительного движения в Королев­стве Польском. Поражение России в Крымской войне и складывавшаяся в стране революционная ситуация со­здавали как никогда благоприятные условия для социаль­ного и национального освобождения польского народа, потерявшего независимость в конце XVIII в. в ре­зультате разделов между Австрией, Пруссией и Рос­сией. Антифеодальная борьба крестьян в Королевстве Польском, нарастание с конца 50-х годов национально-освободительного движения способствовали углублению общероссийского революционного кризиса.

Польский вопрос был очень популярен в русском обществе. Еще с середины 50-х годов А. Герценом была развернута пропаганда дела борьбы за независимость польского народа и за союз русских и польских рево­люционных сил.

«Польша ... имеет неотъемлемое, полное право на государственное существование, независимое от Рос­сии» ", провозглашал «Колокол» и доказывал, что инте­ресы обеих стран требуют объединения их революцион­ных усилий: «освобождение Польши, освобождение при­лежащих областей и освобождение России — нераздель­ны» ". С общим врагом — самодержавием — Россия и Польша должны бороться вместе.³⁰

Русская передовая печать, как и Герцен, считала национально-освободительное движение угнетенных на­родов России частью вопроса борьбы за демократиза­цию России, в равной мере отстаивая как право поль­ского, так и право украинского, литовского и белорус­ского народов на независимость. «Никого не надобно ни русифицировать, ни полонизировать... никому не надобно мешать говорить и думать, учиться и писать как ему хочется...» .

Точку зрения на польский вопрос А. Герцен подроб­но излагал в цикле писем «Россия и Польша» опубликованных в «Колоколе» в 1859—1860 гг. Особое вни­мание он уделял вопросу о межнациональных отноше­ниях, о союзе и федерации народов. Лишь в союзе с польскими революционными силами была возможна борьба с самодержавием. Русские революционные силы могли стать решающим фактором освобождения Поль­ши. В свою очередь Герцен признавал огромное значе­ние польского освободительного движения, высоко ценя его опыт и традиции, и не только для русского рево­люционного движения. Успех польского движения в по­нимании русских революционных демократов, Герцена зависел от исхода революционного крестьянского дви­жения в России. В этом смысле Герцен, с одной сторо­ны, отводил решению крестьянского вопроса в России первое место, с другой — Россия не могла быть свобод­ной, не освободив Польши. Для Герцена идеалом бу­дущего была федерация народов (и прежде всего сла­вянских). Победа общинного социализма в славянских странах, дополненная созданием союза славянских стран в форме федерации—федерации свободных народов после завоевания славянскими странами независимости и равноправия. Не с гегемонией России, а союз рав­ных, свободных народов с демократической Россией, союз, созданный в интересах самих славянских народов, предпосылка которому — союз демократической России с демократической Польшей.

Но если революционеры-демократы приветствовали и поддерживали польское национально-освободительное движение, считая необходимым последовательно-револю­ционное решение польского вопроса, видели в этом движении союзника в предстоящей борьбе и призывали к революционному союзу, то либеральные круги, на словах сочувствуя освободительному движению поляков, в иных случаях даже говоря о необходимости отделения Польши от России, по существу стремились всего лишь к тому, чтобы реформы в Королевстве Польском повлекли за собой проведение реформ и в России.

1861 год был годом роста патриотического движе­ния в Польше, периодом варшавских манифестаций. В России революционная русская демократия создавала первые подпольные кружки и организации. Об их существовании русская общественность узнала из первых нелегальных прокламаций (группы «Великорусе», прокламации «К мо­лодому поколению» и «Молодая Россия» ).

Подпольные революционно-демократические кружки в России формировались под влиянием революционной про­поведи герценовского «Колокола» и в особенности под могучим влиянием революционно-демократических идей Чернышевского.