referat_Lvov (Исторический очерк Г.Е.Львов (1861-1925))

15

1. Краткая справка.

ЛЬВОВ ГЕОРГИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ (1861-1925) Родился в Дрездене. Рюрикович потомки князей Ярославских. Прародитель: Князь Лев Данилович Ярославский- Зубатый. Дворянский род происходит от литовского выходца МАРКА ДЕМИДОВИЧА, выехавшего на службу к великому князю Ивану Михайловичу Тверскому.

2. Краткая биография Г. Е. Львова.

Львов Георгий Евгеньевич - полит, деятель. Происходил из древнего княжеского рода. Окончил Поливановскую гимназию в Москве и юридический ф-т Московского ун-та. Успешно сочетал хозяйственную деятельность в своем имении с судебной в Тульском окружном суде. Относившийся с восторгом к АлександруII, Львов не принял реакционной политики АлександраIII. Находясь с 1891 в должности непременного члена губернского присутствия в Туле, Львов вступился за жестоко наказанных начальником крестьян, что привело его к разрыву с местными административными властями и выходу в отставку. Принял активное участие в земском движении и в 1900 был избран председателем Тульской земской управы. Львов стал широко известен во время русско-японской войны 1904 - 1905, когда он возглавил уполномоченных земских организаций по оказанию помощи раненым на полях сражений. В 1905 Львов был избран в 1 Гос. думу. Убежденный толстовец, Львов полагал, что главная человеческая задача - содействовать "постепенному обновлению общественного строя в целях устранения из него господства насилия и установления условий, благоприятных доброжелательному единству людей". Львов участвовал в борьбе с голодом, пытался оказать помощь переселенцам во время аграрной реформы П. А. Столыпина, ездил изучать переселенческое дело в Канаду и США. В 1913 Львов был избран городским головой Москвы, но его кандидатура была отклонена правительством. С началом первой мировой войны Львов, проявив себя как человек недюжинных организаторских способностей, возглавил Земский и Городской союзы, которые занимались оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставляли одежду и обувь для армии. После Февральской рев. 1917 Львов стал главой Временного правительства и министром внутренних дел. В условиях двоевластия, в распадающемся государстве попытка Львова реорганизовать органы местного самоуправления привела к ослаблению правительственного аппарата, не могла помешать аграрным беспорядкам, классовой розни, посягательствам против личности и делала самого Львов лишь символом "зачатой, но не рождённой власти". Когда в июле 1917 министры-социалисты опубликовали правительственную декларацию с обещанием объявить Россию республикой, созвать Учредительное собрание, приступить к разработке законов о земле и др., Львов заявил о своей отставке, полагая, что министры узурпировали права Учредительного собрания, а их выступление носит демагогический характер. Секретарь Львова записал его слова: "Я ушел потому, что мне ничего не оставалось делать. Для того чтобы спасти положение, надо было разогнать Советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать. А Керенский может". Львов удалился в Оптину пустынь. Узнав об Октябрьском перевороте, изменил фамилию и бежал в Тюмень, где в феврале. 1918 был арестован ЧК, но сумел бежать в Омск, а оттуда уехал в США, где безуспешно пытался получить оружие и деньги для белой армии. Львов переехал в Париж, где им было создано "Русское политическое совещание", пытавшееся стать центром "белого дела". Львов страдал от ностальгии, надеялся на скорое падение большевиков и оказывал помощь беженцам из России.

3. Родители князя Г. Е. Львова.

Князь Евгений Владимирович (5.101817-1896), отец Георгия Евгеньевича, был одним из благороднейших и культурнейших представителей сороковых годов 19 века. "Отец наш был человек европейской культуры, свободных взглядов, высокого духовного благородства и высокой морали", - так пишет о нем в своих воспоминаниях Г.Е. Львов. Родился князь Евгений Владимирович в 1818 году и провел детство в Хорошовке - подмосковном родовом имении. Образование князь заканчивал в училище путей сообщения. Но работа по специальности не тянула его к себе. Не окончив курса, князь уезжает в Гейдельбург и там, под руководством профессора Рейхенбаха, занимается ботаникой, к которой всегда чувствовал особой влечение. Дар зарисовки растений передался ему от отца и впоследствии он выступает с научно-популярными статьями по ботанике, сопровождая их талантливыми рисунками.
По возвращении из-за границы, князь пытался служить и получил место помощника инспектора кадетского корпуса. Но прослужил он недолго.
Разделял идеи славянофилов.
В конце сороковых он женился на Варваре Алексеевне Мосоловой, принадлежавшей к помещичьей семье Моршанского уезда Тамбовской губернии. "Мать наша была удивительной доброты женщина, готовая перенести, и действительно переносившая, всякие лишения для нас. Она была сильно глуха. Я не помню ее иначе. К старости глухота ее усилилась, но она не отчуждала ее от жизни. Она трепетала в постоянных заботах о нас" - так тепло о ней пишет в своих воспоминаниях Г.Е. Львов.
Мать Варвары Алексеевны рано покинула семью и проживала, по большей части, за границей. Жена князя Евгения Владимировича принята была на воспитание богатой родственницей Прасковьей Ивановной Раевской. Раевская, по словам С.Т. Аксакова, была женщина богатая, благочестивая и бездетная. Зимою жила она в Москве, а на лето выезжала в Поповку - небольшое имение Алексинского уезда Тульской губернии, которое после своей смерти и завещала своей воспитаннице.
Варвара Алексеевна вступает в наследство, уже будучи замужем за Е.В. Львовым.
Семья переезжает на жительство в прекрасную усадьбу. Е.В. Львов избирается Алексинским уездным предводителем дворянства.
В 1859 году в Алексине учреждается женское (Львовское) училище 2 разряда "Попечителями: Князем Евгением Владимировичем и Княгинею Варварою Алексеевною Львовыми, со внесением в казну Тульской гимназии 4 тыс. руб. сер., пожертвованных на благотворительные цели покойною Алексинскою помешицею Прасковьею Ивановною Раевскою. Сверх 200 р. сер., получаемых с этого капитала, на содержание училища ежегодно доставляется попечителями по 245 р. сер.
Публичная библиотека, существующая с 1861 года, помещается при уездном училище. Библиотека находится в заведовании штатного смотрителя уездного училища.
В состав библиотеки вошли книги фундаментальной библиотеки уездного училища, а также и пожертвования разными лицами. Сумма, необходимая на выписывание журналов и других периодических изданий, собрана была при основании библиотеки с жителей города и уезда, по подписке" (Календарь Тульской губернии на 1868 год. - Тула, 1868 .- С. 198-200).
Старшие сыновья приближались к учебному возрасту, а воспитательных заведений, удовлетворявших князя, в России он не видел. Как раз в это время один из его братьев перебрался с семьею в Дрезден. Дети его учились в немецких заведениях, и князь не мог нахвалиться заграничными порядками. Семья Евгения Владимировича соблазнилась открывавшимися перспективами и выехала в Дрезден. Здесь старшие сыновья поступили один в гимназию, другой - в реальное училище. В конце третьего года пребывания за границей Варвара Алексеевна родила ему четвертого сына - Георгия. Как только княгиня поправилась после родов, Евгений Владимирович перевез всю семью на родину. Вскоре, благодаря содействию министра Зеленого, князь получил место управляющего Палатой государственных имуществ в Туле. Семья поселилась в обширном особняке на Дворянской улице, в котором радушно принимала всю местную знать.

Князь Евгений Владимирович Львов, Княгиня Варвара Александровна

отец князя Г. Е. Львова. Львова, урождённая Мосолова,

мать князя Г. Е. Львова.

4. Детство. Село Поповка – из воспоминаний Г. Е. Львова.

Я родился в 1861 году, 21 октября в городе Дрез­дене но вскоре после моего рождения родители мои переехали в Россию, и все мое детство протекло в деревне в Тульской губернии, с которой связана и вся последующая моя жизнь. Село Поповка было колыбе­лью всей нашей семьи Небольшое в четыреста с не большим десятин земли, имение что пришло к нам со стороны матери от ее тетки Прасковьи Ивановны Раев­ской у которой она воспитывалась Прасковья Ивановна была богатая помещица жила всегда в Москве большим открытым домом, слыла меценаткой и устраивала себе в Поповке летнюю резиденцию Она имела в виду основать в ней женский монастырь, но не успела выполнить своего намерения. Строилась ею усадьба в начале 18 века. Дом деревянный, двухэтажный в десять больших комнат с большими окнами и дверями из такого отборного мелкослойного красного леса которого теперь и не сыскать — его возили за сто верст из Калужских засек — в стиле московского ам­пира. Перед ним на востоке был большой овальный газон по бокам которого стояли два чудных малень­ких флигеля тоже в стиле ампир - с куполами и колоннами, а напротив дома, за газоном, большая белая каменная церковь, лёгкая, стройная, с каменной оградой — все постройки хорошего архитектора не помню его фамилии, кажется Жилярди, который строил Вознесенский женский монастырь в Московском Кремле, что стоит у Спасских ворот. По планировке и размерам усадьба не соответствовала имению. В ней было много широкобарского, а имение было в сущности мелкопоместным.

Поповка явилась для нас основным воспитательным фактором в те­чение всей нашей жизни. С землёй и деревней связано образование всего нашего мировоззрения, они опреде­лили весь наш жизненный путь. Я говорю мы — нас было у родителей пять детей. И все, не исключая и самих родителей, прошли в разных степенях это дере­венское воспитание.

Семья наша принадлежала к высшей аристократии. Род князей Львовых один из немногих не иссякших родов, ведущих свое происхождение от Рюрика, кажется их всего семь, да остались ли теперь эти семь. Мы, дети, представляли в нем тридцать первое коле­но. В Российской родословной книге князя Долгоруко­ва перечислены все наши предки. Многие из них сыг­рали крупную роль в истории России. Особо чтимым из них был благоверный князь Федор, удельный князь Ярославский, за свои заслуги по защите Ярославского княжества от татар. Так же как Св. Александр Нев­ский ограждал север от ливонских князей, так Св. князь Федор ограждал восток от татарской Золотой орды. В ярославском соборе, построенном во имя его и его двоих сыновей, покоятся в раке его мощи. Разветвле­ние рода князей Львовых связывает его с самыми родовитыми фамилиями в русской истории.

Отец наш был человек европейской культуры, сво­бодных взглядов, высокого духовного благородства и высокой морали. Мудрый воспитатель, педагог, поло­живший все свои силы и средства, что называется до последнего, на наше воспитание и образование, он не был практическим человеком. В делах его преследова­ли неудачи, но он переживал их спокойно, не прихо­дил в отчаяние, не сваливал никогда вину в пониже­нии своего достатка на акт освобождения крестьян, ни­когда не жаловался и верил, что если ему удастся поставить нас, детей, на ноги для работы и вложить в нас основы морали, то мы не пропадем. В самые труд­ные времена, когда обсуждались на общих семейных советах дела, он всегда говорил, как няня в "Войне и мире" Толстого: "Ну, Бог даст, все образуется".

Мать наша была удивительной доброты женщина, готовая перенести, и действительно переносившая, вся­кие лишения для нас. Она была сильно глуха. Я не помню ее иначе. К старости глухота ее усилилась, но она не отчуждала ее от жизни. Она трепетала в посто­янных заботах о нас.

Дети делились на три серии — двое старших брать­ев, Алексей и Владимир, и двое младших, Сергей и я, между этими сериями 10—12 лет разницы, и сестра Мария, моложе меня на четыре года. Старшие братья вкусили меньше от деревни и земли. Они родились за 10 лет до уничтожения крепостного права, первона­чальное учение получили за границей и кончали его в России, когда были еще кое-какие средства, и ко вре­мени нашего сознательного житья и работы в деревне поступили на государственную службу. Мы же, двое младших братьев и сестра, прошли жизненную школу в деревне, можно сказать, полностью. Нам достались в ней и детские годы и работа формировки новой жизни. Детские годы не лишены были сладости, годы юности не лишены были горечи, но мы увлекались творческой работой, которая доставляла нам и много утешения. Мы вытерпели многие тяжелые годы, когда на столе не появлялось ничего, кроме ржаного хлеба, картошек и щей из сушеных карасей, наловленных вершей в пру­ду, когда мы выбивались из сил для уплаты долгов и маломальского хозяйственного обзаведения. Все дол­ги по большей части были, что называется долгами совести, не оформленные.

Помню, каким всякий раз событием был приезд хох­ла с вырученными от продажи участков деньгами. Пом­ню даже, как раскладывались на столе деньги и счита­лись кучки серебра. Это действительно бывало круп­ным событием. В доме менялось настроение. Какая-то часть этих денег всегда шла на облегчение текущей жиз­ни, но главное — деньги эти освобождали от гнетущих долгов. Эти моменты оживления в доме незабываемы.

Все наше детство протекло в Поповке в дружест­венной и благожелательной атмосфере. Отец основа­тельно считал ее основным условием нашего воспита­ния. Он сам создавал ее своей жизнью, своим отноше­нием к людям. Не помню, чтобы он сердился на кого-либо. Со всеми он был ласков и добр. Ко всем относился с равным вниманием. К нему ходили за советом и за помощью со всех концов. За отсутствием в то время земской медицины он лечил и помогал, как мог, в болезнях. Всегда сенцы за кухней были полны народом — целыми днями он возился с ним.

Я не помню ни одной ссоры в доме или в усадьбе. Тон у нас был такой, что все боялись отца из уважения к нему, а он относился с равным уважением ко всем, без различия в положении, чувствовалось, что он ува­жал не положение, а человека. Никогда он никому не приказывал, а всегда всех просил. У него были острые карие глаза, удивительно добрые и проникновенные. Не только свои близкие, но и не знавшие его близко и даже дворяне, закоренелые крепостники, сторонившиеся от него и на­зывавшие его за либеральные взгляды и вольнодумст­во вольтерианцем, уважали его и считались с его мне­нием. Репутация его как человека, стоявшего выше об­щего уровня, была твердо установленная, незыблемая. Духовной культурой он был далеко впереди своего ве­ка. Он был камертоном окружающей его жизни, и мы жили и дышали мягкой, "желанной" атмосферой. Всю жизнь отец был для меня каким-то внутренним крите­рием дозволенного и недозволенного, что было можно и чего нельзя. Он был проверочным инструментом, ко­торый давал самые точные измерения в духовной и моральной области.

Атмосфера желанности и дружественных отноше­ний, созданная вокруг нас отцом, была, в сущности, более ценным капиталом, чем денежный, которого ему не удалось дать детям. Она помогла нам в дальнейшей жизненной борьбе, в хозяйственной работе и настави­ла нас на правильный путь. Деньги повернули бы нас в другую сторону, они не обогатили бы нас ни опытом, который мы приобрели в работе, ни тем жизнепонима­нием, который она дала нам.

За эти детские годы в Поповке произошло у нас несколько крупных событий, которые широко раздви­нули рамки нашей жизни и поставили передо мной вопросы о Боге, жизни и смерти. В первый же год по переезде из Тулы родилась сестра Маня. Отчетливо помню крестины ее в кабинете отца, как батюшка оку­нал ее в воду в медной, высокой купели и, когда служ­ба кончилась, поздравил нас с сестричкой. Года два спустя скончалась Баба Софи, София Николаевна Мол­чанова, родная сестра матери нашей матери Прасковьи Николаевны Мосоловой.

Родная бабушка была невероятного характера и бес­покойного нрава. Она была что теперь называется ис­теричкой, неврастеничкой. Про нее рассказывали, что она дедушку нашего била палками. Иван Никитин рас­сказывал, как сам видел, что она на балконе чуть не убила его стулом и выгнала из дому. Она бросила сво­их детей — сына Федора и дочь Варвару. Вот малень­кую Варю, нашу мать, и приняла на воспитание ее те­тушка Прасковья Ивановна Раевская, а бабушка Со­фия Николаевна, девица, посвятила себя целиком своей племяннице, смотрела на нее как на свою дочь, и когда отец женился, она перешла жить в дом к нему.