19126-1 (К истории русских в Монголии (до 1917 г.))

К истории русских в Монголии (до 1917 г.)

Приближение границ России к владениям независимых монгольских ханов началось в ХVII в., когда отряды русских землепроходцев продвинулись далеко на восток в Сибирь и, частности, в Прибайкалье. У монголов русские узнавали о Китае и о путях в эту страну; через земли монголов туда ездили; с монголами торговали, обменивались посольствами. Граница между Россией и Монголией была в то время условной, часто менялась, поэтому перемещение населения в ту и другую сторону было практически свободным. Некоторые монгольские ханы и даже ламы переходили под власть русского царя, а известный землепроходец Иван Похабов предлагал вступить в русское подданство одному из наиболее могущественных представителей монгольской знати самому Цецен-хану *1.

Однако постепенно в отношения между русскими и монголами начинает вмешиваться маньчжурский фактор. Тут будет полезен небольшой экскурс в историю. В начале XVII в. разрозненные дотоле племена, объединившись, создали на территории Южной Манчжурии свое государство, которое начало проводить активную завоевательную политику. С 1644 г. под властью маньчжурской династии Цин оказался весь Китай. Что касается Монголии, то еще в XVI в. она распалась на три части. Южная Монголия (нынешняя Внутренняя Монголия) была завоевана маньчжурами еще в 1636 г., Западная (Джунгария) только к 1757 г., Северная (Халха), о которой в основном и пойдет речь в статье, была включена в состав Цинской империи в 1691 г. Если земли Внутренней Монголии и Джунгарии вошли непосредственно в состав империи, то в Халхе маньчжуры учредили нечто вроде своего протектората, сохранив за монгольскими ханами их прежний статус, но заменив многие старые звания новыми ( ван, гун и т. д.). В зависимости от степени знатности каждому из них даровалось "в кормление" определенное количество семей и жалованье от императорских властей. Территория Халхи была в административном отношении поделена на уезды- хошуны ("знамена"). Население облагалось многочисленными поборами и повинностями. В 1762 г. в столице Халхи Урге был учрежден пост маньчжурского наместника амбаня , функцией которого был контроль за состоянием политических и торговых дел.

Обострение отношений Китая и России в Приамурье осложнило и контакты последней с монгольскими ханами, т. к. маньчжурские правители всячески препятствовали их развитию. В конце ХVII в. Пекину удалось спровоцировать несколько нападений монголов на русские остроги в Прибайкалье. После включения Халхи в состав Цинской империи в 1691 г. ситуация еще более осложнилась. Маньчжурские власти боялись всего: восстания китайцев, возрождения былой военной мощи монголов, усиления среди них влияния России. Поэтому их политика была направлена на предотвращение подобных неприятностей. В 1720 г. они выслали из Урги всех российских купцов, закрыли доступ российским караванам в Пекин и издали указ, обеспечивший постоянный надзор за русско-монгольскими связями *2. Вплоть до 1917 г. маньчжурский фактор оказывал существенное влияние на взаимоотношения между русскими и монголами.

После захвата Халхи цинские власти стали настоятельно требовать демаркации границы с Россией, что и произошло в 1727 г. в результате подписания Кяхтинского договора. На границе были сооружены своеобразные "маяки" в виде особых каменных насыпей. Караулы с той и с другой стороны должны были пресекать любую попытку ее перехода без разрешения властей не только людьми, но и скотом. Статья X Кяхтинского договора, по настоянию маньчжурской стороны, предусматривала исключительно жесткие меры наказания нарушителей границы: "Впредь, ежели кто из подданных обоих государств перебежит, казнен да будет на том же месте, где поимается" *3. Маньчжуры требовали неукоснительного соблюдения статей договора, и педантизм их не знал предела. На пограничной линии устанавливались, по образному местному выражению, "силки" (ловушки Н. Е.). Это были два шеста или столба, вкопанных недалеко друг от друга, между ними натягивался шнур, концы которого опечатывались обоими караулами. И только через эти "силки" можно было переходить "...с караула одной стороны на караул другой, для чего требовалось каким-то образом уведомить другую сторону о необходимости открывать дорогу. А так как некоторые караулы находились довольно далеко от границы, то приходилось применять все возможные меры к их вызову" *4. Вероятно, для этого применялась светозвуковая сигнализация.

Отношения между караулами складывались весьма доверительные. Раз в год они устраивали праздники друг другу, торговали чаще всего в долг. Перебежчиков из Монголии было очень много, и русское правительство смотрело на это сквозь пальцы. Что касается русских, то через внутренние районы Монголии проезжали послы, курьеры, члены Российской духовной миссии, купцы, которые на свой страх и риск торговали в Урге и других местах страны, путешествовали и буряты, ходившие на богомолье. Однако русских поселений в Монголии в тот период еще не было.

Ситуация начала меняться после подписания Россией и Китаем Пекинского договора (1860 г.) и "Правил сухопутной торговли" (1862 г.,) которые разрешили торговлю русских купцов в Монголии, создание консульства в Урге и т. д. По рекам Онону и Аргуни, через Кяхту и западной участок границы в Монголию потянулись купцы, казаки, мещане, крестьяне кто по делам, а кто просто из любопытства. К 1865 г. там побывало уже 3977 человек *5, и некоторые остались на постоянное жительство. Они и положили начало формированию русской колонии в Монголии.

Первыми в Ургу прибыли в 1861 г. члены российского консульства, состав которого был небольшим: консул, секретарь, переводчик, фельдшер. Плохое знание страны и условий, в которых придется работать, привело к тому, что членов Консульства сопровождали 20 казаков под командованием конвойного казачьего офицера, вооруженных хорошими ружьями. Однако, увидев доброе расположение со стороны простых монголов, поняли, что защита оказалась не нужна, и казаки, превратившись в строителей, стали возводить консульский дом *6. При обсуждении кандидатуры консула, генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев предложил некоего Карпова, кяхтинского пограничного комиссара, имевшего представление о Монголии и опыт общения с ее властями. Однако император Александр II распорядился иначе, и на эту должность был назначен адъютант начальника штаба Его Высочества капитан К. Н. Боборыкин. А вот секретарем и драгоманом (переводчиком Н. Е.), с припиской "временно", по настоянию Н. Н. Муравьева назначили состоявшего при нем переводчиком с китайского и маньчжурского языков губернского секретаря Якова Парфеньевича Шишмарева.

Он готовился к деятельности светского члена Российской духовной миссии в Пекине, но Н. Н. Муравьев привлек его к подготовке Айгунского (1858 г.) и Пекинского договоров. К. Н. Боборыкин в Урге долго болел, потом уехал в Пекин, а затем и совсем покинул страну. В связи с этим Я. П. Шишмарев был назначен управляющим консульством, затем и.о. консула, а вскоре консулом. В результате его "временное пребывание" растянулось на полвека. Вероятно, это единственный случай в мировой практике, когда один человек почти 50 лет состоял в должности консула в одной и той же стране. Он хорошо знал Монголию, понимал ее народ, умел ладить с маньчжурскими чиновниками и монгольскими ханами.

Посылая К. Н. Боборыкина в Ургу, император сказал ему: "Надеюсь, что ты постараешься поставить место консула в Урге на должную ступень высоты и придать этому посту необходимое значение" *7. В инструкции министра иностранных дел А. М. Горчакова говорилось о том, что консульство должно внушать всем русским купцам в Урге "избегать всяких спорных дел, дабы на первых порах не породить препятствий развитию сухопутной торговли в тамошнем крае" *8. Относительно же монголов рекомендовалось сохранять "самое дружественное обращение, стараясь вселять в них любовь к русским" *9.

Начальный период деятельности консульства был довольно сложным. Несмотря на то, что российское правительство настояло на ознакомлении монгольского населения с условиями Пекинского договора, отменившего запрет на проживание и торговлю русских в Монголии, даже монгольские правители не смогли сразу этого осознать. Им трудно было себе представить, что меняется порядок, существовавший полтора столетия, поэтому они ждали четких указаний от ургинских властей, а те надеялись на инструкции из Пекина.

Кроме того, изменилось соотношение сил между двумя ургинскими правителями монгольским и маньчжурским. Монгольский хан считался тогда главным, а маньчжурский амбань занимал второе место. К моменту появления русских в Урге амбань Сектунга донес на своего монгольского коллегу Бэше Дэлэк Дорчжи в Пекин, обвинив его в сочувствии к России. Среди "доказательств" этого "преступления" было то, что в доме Бэше использовались русская утварь и другие бытовые предметы. Бэше был вызван в Пекин и понижен в должности: маньчжур стал первым правителем, а монгол вторым. Поэтому русским пришлось решать все вопросы с Сектунгой, которому Я. П. Шишмарев дает такую оценку: "Умный, деловой, но высокомерный интриган Сектунга наш противник и недоброжелатель" *10. Действительно, вся его деятельность была направлена на то, чтобы игнорировать консульство, а его сотрудников унижать в глазах монголов. По нескольку раз в день он посылал в консульство маньчжурских чиновников с разного рода проверками и придирками. Сначала его не устраивала высота флагштока у консульского дома; потом он заставил одного из монгольских секретарей написать в Пекин от имени хутухты (главы ламаистов Монголии) жалобу на то, что русским дали место под постройку домов слишком близко от ламского куреня и т. д. Сам Сектунга докладывал в Пекин, что деятельность консульства неизбежно приведет к усилению влияния русских в Монголии, а это "может испортить население" *11.

Однако жители Монголии относились к русским доброжелательно и с любопытством. Около русского подворья ежедневно собиралась толпа из ургинских и приезжих монголов, приходили сюда и китайцы. Им приходилось преодолевать страх перед полицейскими, которые целыми дням расхаживали перед консульством. Некоторые жители даже отваживались на покупку русских товаров, за что им случалось получать удары плетью или палкой. Что же касается монгольских должностных лиц, как светских, так и духовных, то они избегали русских, боясь обвинений в излишней симпатии к ним. Один из лам, занимавших почетное положение в Урге, поплатился значительным денежным штрафом лишь за то, что два-три раза посетил лавки русских купцов и позволил остановиться у себя приехавшим на богомолье бурятам *12.

Я. П. Шишмарев правильно понял и оценил поведение маньчжурских чиновников, а также и монгольских должностных лиц, придя к выводу о том, что "они смотрят со своей точки зрения, не удовлетворяющей европейца и идущей вразрез с нашими понятиями и взглядами" *13. Шишмарев не написал слово "китаецентризм", но по сути имел в виду это явление. Европейские культурные нормы доминировали в российской дипломатии и зачастую переносились на отношения с маньчжурским Китаем, который жил в совершенно иной системе измерений. Понимание особенностей Китая и было, вероятно, главной причиной того, что Я. П. Шишмарев умел ладить с властями в Монголии. Несмотря на проверки, жалобы, доносы, он сохранял собственное достоинство и не оскорблял достоинство других.

Ситуация вокруг русских в Урге стала меняться еще и потому, что Бэше умер, и на его место был назначен Цеценхан Арташита. Это был сын старого, родовитого монгола, одаренный природным умом. С первого дня своего пребывания в Урге он продемонстрировал самостоятельность взглядов и суждений, действовал без оглядки на своего маньчжурского коллегу, поэтому вскоре к нему перешло первенство в управлении Ургой. С его появлением и отношение монгольских чиновников, ханов, лам к русскому консульству стало более доброжелательным. За 11 лет пребывания на должности ургинского правителя Цеценхан Арташита много сделал для развития русско-монгольских отношений как внутри страны, так и на границе. Именно благодаря его влиянию сотрудники консульства познакомились с большинством ханов Халхи. Для этого они использовали любую возможность, в том числе и народные праздники в Урге, когда туда съезжались все ханы.

Однако полностью преодолеть давление маньчжурских властей было невозможно. Они пытались противодействовать сближению между русскими и монголами, если не прямо, то косвенно. Через несколько лет после подписания Пекинского договора они инспирировали слух о том, что русские являются в Монголию целыми партиями под видом торговцев, но вооруженными и не для торговли, а с какими-то другими целями, причем на границе тем временем якобы концентрируются войска. Затем пронесся слух, что "будто бы все политические преступники-поляки, содержащиеся в Нерчинском крае, освободились из-под ареста, ходят по Забайкалью и думают перебраться в Монголию" *14. Слухи распространялись быстро и, пользуясь ими, монголы стали останавливать мелкие русские караваны и требовать мзду за свободный проезд.

Деятельность русских купцов наталкивалась и на мощное противодействие китайских конкурентов. Китайские купцы появились в Монголии в конце ХVII начале ХVIII в., причем сразу же стали торговать в кредит. Приезжали они свободно до 1720 г., когда был издан указ о необходимости приобретения торгового свидетельства, в котором фиксировалось количество товара и число лиц, сопровождавших караван. Но к середине ХIХ в. положение изменилось. По мнению монгольского историка М. Сандоржа, маньчжурские чиновники и многие монгольские ханы стали компаньонами китайских фирм или попали к ним в долговую кабалу, поэтому они покровительствовали их деятельности в Монголии *15. Китайские купцы чувствовали себя свободно, уверенно, по-хозяйски; имели лавки, склады, помещения для жилья.