КонфЭмоции26 (854285), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Напомню, что аналогичные противопоставления делал и Р. Якобсон, выделяя знаки, выполняющие экспрессивную vs репрезентативную функции [Jakobson 1963]. Как отдельные функции языка эти две функции действительно имеют место. Но в речевой деятельности, особенно в художественной, репрезентативные знаки могут выполнять и экспрессивную функцию, поэтому такое деление с позиции лингвистики эмоций является условным.

Лингвистика эмоций своими корнями восходит к давнему спору большой группы лингвистов (М. Бреаль, К. Бюлер, Э. Сепир, ван Гиннекен, Г. Гийом, Ш. Балли и др.) о том, должна ли лингвистика заниматься эмоциональными составляющими семантики и стилистики общения. Все учёные расходились во мнениях в решении этого вопроса. Часть из них считала, что доминантой в языке является когнитивная функция, и потому они исключали изучение эмоционального компонента из исследований о языке (К. Бюлер, Э. Сепир, Г. Гийом). Другая группа учёных (Ш. Балли, ван Гиннекен, М. Бреаль) выражение эмоций считала центральной функцией языка. Современно звучит мысль М. Бреаля о том, что речь была создана не для описания, повествования и непредвзятых рассуждений, а для того, чтобы выражать желание, делать предписания, а всё это не может быть произведено без эмоционального сопровождения коммуникативного поведения человека и вне всего эмоционального пространства как человека, так и его языка. Сегодня большая часть лингвистов признаёт наличие в слове эмоционального и рационального компонентов и соглашается с тем, что стилистика речи задаётся эмоциональным выбором говорящего (ср.: бытовая речь, художественная коммуникация и др.).

Сегодня практически определено содержание термина «коннотация» ([Телия 1986] и др.), под которым понимаются все дополнительные к значению оценки, и установлено, что эмоциональные коннотации являются частью этих оценок. Стало общепризнанным положение о том, что любое слово может быть нагружено эмоциональными коннотациями. По мнению С. Kerbrat-Orecchioni, не следует смешивать «коннотацию» и «эмоциональную оценку», по моему мнению, эмотивность может быть коннотативной, а под «коннотацией» наряду с поликомпонентностью можно понимать и монокомпонентность, то есть коннотация и есть только эмотивность [Шаховский 2018]. Коннотативный компонент слова ― это единство эмоциональных оценок, намеренное (или ненамеренное) изменение экспрессии, эмоциональная индексация вещи или слова, которая может быть социальной и индивидуальной и классически отличительной.

Кроме этого, лингвистика эмоций пришла к такому пониманию эмотивной коннотации, при которой она рассматривается не в качестве дополнения к денотации, а как её единственный составной компонент, например: концлагерь, газовая камера, берёзка (для россиян), мама и т.п. Что касается оценочной коннотации, то современная эмотиология считает, что нет проблемы в разграничении оценки и эмоции: поскольку эмоция всегда есть оценка, то эмотивная коннотация всегда является оценочной. Зато современные исследования доказывают наличие смешанных эмоций, а, соответственно, и оценок, когда трудно, а порой и невозможно идентифицировать / конкретизировать как оценку, так и эмоцию в определённом высказывании, особенно публичном.

Эмоции представляют собой разновидность человеческих страстей, которые пронизывают все сферы жизни человека и отражаются на всех уровнях его языка, поэтому не только лексика языка, но и фонетика, и грамматика также пронизаны эмоциональными обертонами. Так, фонетика эмоций включает эмоциональную интонацию, которая имеет не только коммуникативную, но и эмоциональную функцию. Известно, что интонация культуроносна и эксплицирует образованность и воспитанность говорящих. Она выражает все оттенки настроений и эмоциональных состояний. Интонация является носителем коммуникативных смыслов и средством психологического воздействия на человека. С ее помощью возможно создание образов. Не вызывает никакого сомнения, что идентификация нации происходит через язык и через национальные интонации (ср. интонацию китайской и русской речи, испанскую и грузинскую, украинскую и итальянскую интонации). Аргументом этого тезиса являются и меняющиеся интонации российских телеведущих под влиянием, например, американской речевой нормы (интонационной и произносительной).

В этом же смысле (наряду с лексикой эмоций и эмоциональной интонаций) следует говорить о грамматике эмоций. Под грамматикой эмоций понимается эмоциональный синтаксис [Синеокова 2004; Вестник РУДН 2018] и эмоциональная морфология (аффиксация, грамматические формы слов в тексте) [Филимонова 2001].

Эмоции пронизывают всю коммуникативную деятельность человека с момента его рождения до ухода из жизни: эмотивность языка охватывает пространство от первого неосознаваемого крика ребёнка до разных видов сознательного использования эмоций в речи взрослого человека, она касается выражения эмоций, их описания и обозначения в языке.

Вся художественная литература является депозитарием эмоций: она описывает эмоциональные категориальные ситуации, вербальное и авербальное эмоциональное поведение человека, способы, средства и пути коммуникации эмоций, в ней запечатлён эмоциональный видовой и индивидуальный опыт человека, способы его эмоционального рефлексирования и резонирования. В этом плане вся художественная литература является бесценным учебником по воспитанию культуры эмоционального общения Homo sentiens. Результатом такого обучения является совершенствование эмоциональной / эмотивной компетенции, воспитание эмоциональной толерантности в межличностном, групповом и межкультурном общении, а также адекватное следование социализированным ритуалам эмоционального общения. Иллюстрацией такого ритуала являются, например, формы вежливости в разных национальных культурах (ср.: английскую вежливость (Sorry! Excuse me!) с американской облигаторной социальной улыбкой, политкорректностью и с японской улыбкой на похоронах, а также обучение подрастающего поколения японцев позитивному мыслепорождению и исключению слова ʻнетʼ из всех видов общения). Проблема вежливости как аспекта эмоционального поведения продолжает успешно разрабатываться ([Ларина 2009] и мн. др.). В этом смысле проблематичен вопрос, являются ли сконфуженность и стыдливость компонентами вежливости. Есть мнение, что вежливость и эмоциональность ― две противоположные категории, что вызывает сомнение и требует специального исследования. Аргументом в пользу последнего является то, что вежливость противоестественна, а эмоция, скорее, естественна. Мнение о том, что вежливость является социальным ритуалом не вызывает никакого сомнения. Другое дело, что в разных социумах, в разных коммуникативных средах (ср.: экология коммуникации в дипломатическом, научном и криминальном дискурсах) этот ритуал везде имеет разную семиотику и стилистику (ср. также: коммуникация дипломатов в официальной среде и в межличностной). Поэтому в современной лингвистике эмоции рассматриваются в аспекте семиотики и коммуникации, то есть как опыт не отдельно взятого субъекта, а межсубъектный опыт, введённый в процесс коммуникации и маркируемый специальными вербальными / невербальными знаками.

Работы по коммуникативистике сегодня уже не обходятся без обсуждения вопроса о значении эмоций в коммуникативном пространстве языка и человека, потому что выражение эмоций всегда означает адаптацию к психологическому образу собеседника и к коммуникативной ситуации вообще. В многочисленных работах А. Вежбицкой впервые было проведено изучение и описание разноцветной палитры одних и тех же эмоций в разных национальных культурах, различие которых всегда приводит к значительным помехам в межкультурной коммуникации (как в естественной, так и в художественной, т.е. при чтении оригинальной литературы) [Wierzbicka 1996; Ионова, Шаховский 2018]. Как пишет С. Kerbrat-Orecchioni, цветное стекло само влияет не только на интерпретацию чувств исследователя, но и на их непосредственное качество и квалификацию. Отсюда возникает чрезвычайно актуальная для коммуникации эмоций проблема изучения и картирования эмотиологией конкретной лингвокультуры и её эмоционального пространства. Я уверен, что это будет одной из проблем футурологической лингвистики. Тенденция в современной коммуникативистике уже сейчас подтверждает этот прогноз. Во-первых, уже известно, что различные сообщества пользуются не одним и тем же набором знаков для выражения своих эмоций; во-вторых, что эти знаки маркируют различные «коммуникативные жанры». Нормы эмоциональной экспрессивности варьируются в разных культурах и в зависимости от ситуации (ср.: приватная беседа и публичное выступление).

Всё большее количество теоретиков языка, обращаясь к проблемам эмоциональной коммуникации, сходятся в едином мнении о том, что эмоции ставят перед лингвистикой важные проблемы и своим «скользким» характером» бросают ей серьёзный вызов [Дронов, Ковшова 2019; Иоанесян, 2019]. Действительно, в сфере этой проблемы много неопределённого: расплывчатые категории, полиморфные понятия и неопределённые маркеры. Отмечается фантастическое разнообразие средств, которыми обладает эмоциональная речь, что позволяет говорить о полистатусном характере категории эмотивности языка. Нет строгого разграничения между ratio и emotio. В литературе уже отмечалось, что цифры заставляют рассуждать, и они же разбивают сердца. Любое предложение вызывает у нас определённые эмоции, а это значит, что эмоции проникают во все уровни системы языка и речи, однако пока невозможно установить точного соответствия между эмотивными высказываниями и их интерпретациями, дифференцировать эмоциогенный и эмотивный тексты.

Одной из проблем коммуникации эмоций, до сих пор не получившей должного внимания ни в лингвистике, ни в филологической герменевтике, является проблема эмоционального понимания и понимание эмоционального [Шаховский 1991; 2008]. До сих пор недостаточно изучено соотношение между когнитивным, психологическим и лингвистическим уровнями эмоциональности говорящего. Известно, что взволнованная речь не обязательно волнует, и, наоборот, неэмоциональная речь может сильно волновать слушателя; что выраженные и реально переживаемые эмоции не всегда совпадают. Примером являются ритуальные речи некоторых представителей различных администраций, знающих правила воздействия обещаний на избирателей («Я обещал, обещаю и обещаю, что буду обещать»). Их асимметрия имеет разные варианты:

• эмоцию можно испытывать, но не выражать;

• можно выражать эмоцию, не испытывая её;

• можно выражать эмоцию, отличную от той, которую испытывают.

Некоторые способы аргументации также являются знаками выражаемой эмоции, то есть можно говорить об эмоциональном типе аргументации (в том числе и научной) или об эмоциях как форме / способе аргументации. Это тоже часть лингвистики и семиотики эмоций, которая требует самостоятельного исследования на материале разных языков.

И это далеко не всё, что ещё предстоит исследовать в эмотиологии.

Повторю: единство семиотики, теории и этики эмоций (трёх систем) и их реализация в конкретной КЭС позволяет всем коммуникантам однозначно интерпретировать переживаемую и выражаемую эмоцию. Знание этого единства вооружает коммуникативных партнёров знаниями механизмов порождения / выражения / вызывания эмоций, опознания их соматики. В условиях социума эмоциональные процессы между людьми имеют коммуникативную функцию, они всегда имеют движущее начало: соматическое, ментальное, вербальное, поведенческое. При этом определяющее значение приобретает умение ориентироваться в КЭС, знание топосов, вызывающих определённые эмоции, которое составляет существенную часть теории эмоций. Бывают неожиданные, непредвиденные реакции на определённые ситуации, знание и прогнозирование их тоже входит в теорию эмоций [Шаховский, 2019а].

Именно семиотика кинетических и соматических эмоций позволяет коммуникантам однозначно считывать, например, страх или радость «с лица друг друга», так же как и однозначно семантизировать вербальные знаки эмоций (аффективы и коннотативы). Каждой эмоции соответствует своя семиотика тела. Эти симптомы типичны (и потому семиотичны) и одинаково понимаются всеми, даже в случае, когда они индивидуальны. Именно лингвистическое выражение эмоции делает её эксплицитной, внешней, доступной для понимания.

Окончательный вывод о выражаемой эмоции можно сделать только в конкретной ситуации, поэтому можно утверждать, что все эмоции дискурсивны и с этой точки зрения говорить о дискурсивном эмоциональном мышлении. Вербалика + невербалика + ситуация ― делают понятной выражаемую эмоцию для наблюдателя и для партнёра по коммуникации.

Отсюда естественен вопрос: так возможна ли коммуникация человека вне эмоционального пространства языка? Полагаю, что ответ напрашивается однозначный, поскольку эмоциональной доминантой в целом неэкологичной коммуникативной среды является агрессия. Эта пропозиция ― суть новой реальности, в том числе и коммуникативной.

Литература

Вежбицкая А. Толкование эмоциональных концептов // Язык. Культура. Познание. М.: Pуcские словари, 1996.

Вестник РУДН. Серия Лингвистика. Дискурс эмоций. Том 22. № 1 (2018).

Дронов П. С., Ковшова М. Л. Образы обиды в русской лексике и фразеологии // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2019. № 1 (134). С. 188 —195.

Иоанесян Е. Р. Семантика слова жалость // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2019. № 1 (134). С. 195—199.

Ионова С. В. Лингвистика эмоций – наука будущего // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2019. № 1 (134). С. 124—132.

Ионова С. В., Шаховский В. И. Проспекция лингвокультурологической теории эмоций Анны Вежбицкой // Вестник РУДН. Серия: Лингвистика. Культурная семантика и прагматика. К юбилею А. Вежбицкой. 2018. Том 22. № 4. С. 966 —987.

Киселёва Л. А. Параметры языкового моделирования эмоциональных ситуаций в художественном тексте // Вестник ВолГУ. Серия 2, Языкознание. 2018. Т. 17. № 3. С. 108 —118.

Красавский Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. Волгоград: Перемена, 2001.

Ларина Т. В. Категория вежливости и стиль коммуникации: Сопоставление английских и русских культурных традиций. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009.

Синеокова Т. Н. Парадигматика эмоционального синтаксиса: дисс. докт. филол. наук. М., 2004.

Характеристики

Список файлов книги