КонфЭмоции08 (854256), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Рассмотрим, каким способом сильные отрицательные эмоции выражают староверы Латгалии в ситуации брани, проклятиях и злопожеланиях, выполняя запрет на матерную брань и избегая ее употребления.
Инвективная лексика в спонтанной речи в ситуации брани
В ситуации брани главным образом используется субстантивная лексика, а для усиления пейоративности, «сгущения» отрицательного эмотивного фона или конкретизации употребляются адъективные словосочетания.
Метафоризация. Наиболее распространенным способом выражения отрицательных эмоций в спонтанной речи жанра брани с целью обвинений и оскорблений служат метафоры. Метафоры с ярко выраженным отрицательно-оценочным значением могут относиться к следующим тематическим группам лексики:
― мифологические персонажи: анчутка; анчибел; ведьма; змей; леший; обморок ― ‘обманщик’; постен баенный; проклён; проклёныш; чёрт; чудо морское;
― болезни: хвороба; холера; чума;
― отрицательные христианские образы: анчихрист; бес; демон; нечистый дух; сатана;
― чужеземцы-иноверцы: азият; басурман;
― этнонимы: бульбаш ― ‘белорус’; жид греховный; кацап ― ‘старовер’; москаль ― ‘старовер’; пшек ― ‘поляк’; пшечка ― ‘полька’; турок; францы ― ‘французы’; чухна ― ‘латыши, эстонцы’;
― антропонимы: Афоня; Фалалей; Феофан;
― человек: балабола ― ‘болтун, пустослов’; бормота ― ‘сплетник’; вертуха ― ‘женщина легкого поведения’; выродок ― ‘аморальный человек’; подворотник ― ‘грабитель’; подлодочник ― ‘грабитель’; подмостовник ― ‘грабитель’; поскрёбыш ― ‘человек, оставшийся последним, отставший от всех в еде или в работе’;
― ребенок, детеныш животных: выверт; выверток ― ‘непоседа’; сосун; сосунок;
― неверующий: безбожник; еретик; нехристь; поганик ― ‘язычник’;
― человек по социальной принадлежности: бездомовник ― ‘беспризорник’; белохвост ― ‘православный’; белохвостик ― ‘католик’, ‘полукровка католического вероисповедания’; бобыль ― ‘безземельный крестьянин’, ‘нищий крестьянин’;
― житель определенной местности: посадский ― ‘житель поселка’, ‘хулиган’; поселянщина ― ‘житель Задвинья’; сипак ― ‘православный житель Лудзенского района’; скобарь ― ‘житель Псковской области’;
― животные: баран; выдра; обезьяна; овечка; скотина;
― птицы: долдон ― ‘дятел’; петух; птица; птичка; сорока; глухой тетерюк ― ‘тетерев во время токования в брачный период’;
― растения: трава бездушная;
― материал: войлоx ― ‘войлок’;
― часть тела: костка негодная;
― обувь: валенок некатанный; колхозный лапоть; сапог;
― еда: блин со сковороды; ватрух; гриб мочёный; шкварка;
― предметы быта: сундук колхозный;
― орудия труда: борона;
отходы: обсевок; осевок; отсевок; опоек; опорок; отюкаш; ошмётки ― ‘старая изношенная одежда’;
― названия природных объектов: болото топучее;
― общеоценочная бранная лексика: касть; паскуда; сволочь; нечисть;
― физиологические отправления организма: говно. Этимологически это слово связано со словом говядина и означало в древности ‘коровий помет’, ‘навоз’ [ЭССЯ, 7, 77], поэтому для староверов оно не имеет того шлейфа пейоративности, вульгарности и грубости, который присущ ему в разговорной речи.
Метонимия. В нашем материале нашлось только три случая метонимического использования лексики: старая борода; морда; паскудная харя.
Заимствованная лексика: рупоть (по-латышски ‘жаба’); вяпла зеленая (вяпла по-литовски ‘растяпа’); рагана (по-латышски ‘колдунья, ведьма’); заимствованные междометия: ёх-ай-ды (с латышского); ядри твою коцинь (коцинь по-латышски ‘палочка’).
Фразеология: изругаться по-чёрному; из мати в мать ругаться; крыть по мати; на ту послать (ту ― в местных говорах междометие).
Междометия. Часто двучленные и трехчленные междометия являются эвфемистическими заменами непристойной брани: ядри яну вошь; ядри твою кость; ядри твою налево; ядри маковку; ядри макушку; ядри твою палку; ядри халат; ядри батон.
Деривация на базе лексем с «отрицательным зарядом» и нейтральных словообразовательных формантов: хворобник; подмостовник; проклятник; забулдыжник; сложения: дуроглаз; чертобес; чудород; сложения с суффиксацией: греховодник; кровопивец; использование и производящих основ и формантов с отрицательной оценкой: бесня; подхлебала; нелюдь; идолюга; змеища; мордюга; старлиба; повторение рифмующихся основ ― парные слова: тямтя-лямтя; шадера-бадера; шалды-балды; шалтай-болтай; шули-гули; шуля-муля.
Синтаксис. Использование фразеологизированных тавтологических синтаксических конструкций: А была мода тапки белы, а придём беса бес, попробуй, сбегша, сюда придти на вечеринку (родители не отпускали на вечеринку) (Даугавпилсский р-н, Рейнишки); Задрали платья и идём такие беси бесям (Даугавпилсский р-н, Витанишки); Это уже фифа так фифа ― на всех бесов похожа! (Резекненский р-н, Малта); Ну, болмота из болмоты (‘сплетница’), ты скажи лучше в глазы, чем за глазы (Резекненский р-н, Малта).
Вместо лексемы может использоваться типичная для русской разговорной речи описательная конструкция, указывающая на место обитания: с-под лодки ― ‘грабитель’.
Синонимия. Для речи староверов характерно нагнетение инвектив в одном высказывании. Паскуда ты негожая, предатель, гад! (Резекненский р-н, Малта).
Использование сравнительных конструкций: как беси съели (‘о здоровье’); как беси сядут (‘о плохом самочувствии’); как чёрт в руку пёрнул (‘о сбывшемся гадании’); как чёрт работу серет (в праздник).
В составе инвективных словосочетаний могут использоваться прилагательные: паразит пегатый; гулёна шалая. В первом примере это конкретизирующее прилагательное, во втором ― усилительное. В некоторых случаях конкретизирующие прилагательные используются при десемантизации ранее наиболее выразительных инвектив, утративших выразительность из-за частого употребления. Инвективам, чтобы выполнять свое назначение – быть сильным средством выражения отрицательных эмоций ― требуется постоянное обновление и «сгущение» пейоративности и экспрессивности. Подобную картину мы наблюдаем в устойчивых словосочетаниях и сравнительных конструкциях со стершейся внутренней формой. Для этого могут использоваться и словосочетания с общеоценочными прилагательными: окаянный; последний; проклятый; страшной; негожий; несчастный: например, шмара проклятая.
Отрицательная оценка возрастает, если номинация сопровождается указанием на недоделанность, неполноту признака: дурака кусок; змея кусок; гультяйки (‘лентяйки’) проклятой кусок; змея надобитый кусок; змея недобитый осколок; рупоть (по-латышски ‘жаба’) недоделанный; собака бесхвостый; скотинка безрогая. Эта особенность идет еще от языческих времен. По мифологическим представлениям, недоделанность, бесформенность, нецельность угрожает всему социуму в целом.
Надо сказать, что наиболее распространенными в нашем регионе являются обзывания бесом и змеем. При этом змеем обзываются мужчины старшего поколения, а вот бесом ругаются представители всех сословий, всех возрастов, как мужчины, так и женщины. Змеем могут обзывать мужчину, змеёй ― женщину, змеёнком, змеёнышем, змеенятами ― детей. Змей и бес могут фигурировать в составных субстантивных номинациях. Бес в проклятиях, быличках сочетается с предикативной лексикой. При этом субстантив является воплощением отрицательной оценки, а прилагательное конкретизирует недостаток, подвергаемый осуждению: бес заполошный ― ‘o порывистом, беспокойном человеке’; бес заскорузлый ― ‘об очень грязном, неопрятном человеке’; бес косоглазый; бес криволапый; бес кривомордый; бес кудлатый; бес лупоглазый; бес лысый; бес мокрохвостый ― ‘о ребенке’; бес морсклятый ― ‘о морщинистом человеке’; бес невиданный; бес негожий ― ‘о ни к чему не пригодном человеке’; бес недяглый ― ‘о болезненном человеке’; бес неловкий ― ‘о неуклюжем человеке’; бес нелюдяный ― ‘о нелюдимом человеке’; бес несуразный ― ‘о нескладном человеке’. Бес используется в инвективных словосочетаниях, акцентирующих внимание на внутренних и внешних недостатках человека.
Примеров со змеем гораздо больше, при этом встречаются и не только адъективные словосочетания: змей аблаухой ― ‘o необразованном человеке’; змей аглоухий ― ‘об отчаянном человеке’; змей бездонный ― ‘о прожорливом человеке’; змей блыкущий ― ‘о человеке, ведущем разгульную, распутную жизнь’, ‘о супруге, изменяющем жене’; змей большеголовый; змей брюхатенный ― ‘о человеке с очень большим животом’; змей голодраный ― ‘о нищем’; змей голопупый ― ‘о нищем’; змей горбатый; змей горлатый; змей гримасный ― ‘о Максиме Галкине’; змей длиннополый ― ‘о священнослужителе православной церкви’; змей Жбанович ― ‘о человеке по прозвищу Жбан’; змей козлатый ― ‘о человеке по прозвищу Козёл’; змей лысый; змей модный ― ‘о разборчивом в еде человеке или животном’; змей мудрый; змей проклятущий; змей супротивный ― ‘об очень упрямом человеке’; змей треблатенный ― ‘о человеке с очень большим животом’; змей треблатый ― ‘о человеке с большим животом’; змей хохлатый ― ‘об украинце’; змей хритонатый ― ‘о человеке по имени Харитон’; змей цыганатый ― ‘о цыгане’; змея навязливая; змея полякатая, змея поляцкая ― ‘о польке’; змея сдохлая; змея старая; змея хохлацкая. Как видим, словосочетания с лексемой змей могут использоваться для номинации чужих по национальному признаку: змей хохлатый; змей цыганатый; змея полякатая; змея поляцкая; змея хохлацкая; по вероисповеданию: змей длиннополый; по социальному признаку: змей аблаухой ― ‘o необразованном человеке’; змей голодраный ― ‘о нищем’; змей голопупый ― ‘о нищем’; по отношению к человеку, нарушающему нормы общественного поведения: змей блыкущий ― ‘о человеке, ведущем разгульную, распутную жизнь’, ‘о супруге, изменяющем жене’.
Конкретизирующие прилагательные в этих двух моделях, за редким исключением, не совпадают. Синтагматика лексем бес и змей в составе современных инвектив диалектного языка отражает, на наш взгляд, хотя и в сильно редуцированном виде, древние мифологические представления восточных славян. Изучение их ― это задача будущих исследований, но из приведенных примеров понятно, что христианский компонент функционально не отличается от языческого. Примером могут служить и словосочетания с опорным существительным сатана, используемые в качестве бранных слов: сатана глумая; сатана горлатая; сатана косолапая; сатана курносая; сатана паскудная; сатанинские дети; сатановы дети; рыжая сатана.
Грамматический способ. Намеренное изменение родовой или числовой принадлежности инвективы: Беса проклятая, поганка ты несчастная, жарил мясо, опоганил детей мне, сам жри, не погань детей (во время поста отец тайно накормил детей мясом)! (Резекненский р-н, Зуи); Ах, вы говны, вы говны! (Резекненский р-н, Малта); Из глупых глупо: радуйтесь, бандиты, что наше правительство помирает – оны всех бандэров и выпустили, под амнистию попали (после войны) (Резекненский р-н, Малта).
По мнению А. Б. Пеньковского, чужой мир ― это мир, в котором нет дискретных объектов, и потому он воспринимается нерасчлененно ― как речь на чужом языке, это мир форм множественного числа со значением однородного множества [Пеньковский 2004: 18―19]. По мнению исследователя, функционально-семантическим центром таких форм следует считать не гипербализацию, а «генерализующее обобщение, генерализацию, которая становится основой для пейоративного отчуждения» [Пеньковский 2004: 17].