187149 (768721), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

Первые памятники словесности, сообщающие об этносах Евразии, относятся к началу I тысячелетия до Р.Х. (индийские Веды, иранская Авеста, греческий эпос), но восходят в своих древнейших истоках к середине II тысячелетия. Самоназвание общих предков индийцев и иранцев – арии. Об арийской стране Арьянведж – «Арийский простор» – сообщается, что находилась она у великой реки Раса-Ранха (к этому имени строго закономерно восходит древнегреческое название Волги – Ра; ср. мордовск. рава, раво – «волны, поток»). На эту реку прилетает богиня Весны на колеснице, запряженной птицами хансас – «фламинго, гуси, лебеди» (ср. перелетные утки, гуси в бассейне Волги, фламинго в волжской дельте). Бичом этой блаженной страны были снег и морозы. С этими мифическими образами совпадают греческие мифо-эпические рассказы о священном народе гипербореях. Современные сопоставления с археологическими культурами бронзового века дают полное основание локализовать арийскую прародину на лесостепном и чернозёмном Дону и Волге и предполагать дальнейшее переселение ариев (носителей протоиндийской и протоиранской речи) сначала через современные Дагестан и Азербайджан, позднее – через современный Казахстан и Среднюю Азию. В иранском эпосе название Ариана, Иран укрепилось за южными иранскими народами, общим же названием евразийских кочевых и полукочевых иранцев было Туран, перенесенное позже и на тюрков. В этом расширенном значении употреблял название «туранство» Н.С. Трубецкой.

Ариоязычные и ираноязычные туранцы оставили глубокий след в языках и культуре как славян (а также отчасти балтийцев), так и финно-угров. Местные названия (топонимика, в особенности – гидронимика) западной Евразии – в значительной части иранского происхождения (исследования В. Ф.Миллера, А.И.Соболевского, В.И.Абаева, в последнее время – О.Н. Трубачёва). Общеизвестны праарийские и праиранские заимствования в названиях металлов, орудий и оружия, ремёсел, домашних животных, злаков, хлеба. Такого же характера лексические схождения с ариями и иранцами находим у славян, в большей степени – у восточных славян, у русских.

В книге «Исход к Востоку» Н.С.Трубецкой писал: «Для определения отношения между соседними языками или диалектами громадное значение имеет изучение словарей. К сожалению, для наиболее древних эпох мы лишены объективной возможности отличать слова заимствованные от слов исконно родственных. Всё же иногда заимствование менее вероятно, чем исконное родство. Просматривая список слов и корней, общих у славян с индоиранцами и не известных другим индоевропейским языкам (кроме, отчасти, балтийских), мы находим здесь такие предлоги, как слав. къ, ради, безъ, съ (в качестве предлога-приставки), местоимения овъ, онъ, вьсь, союз а, особую отрицательную частицу ни (ср. особенно ничто – авестийск. naecit), наречие яве[6], частицу бо, которые, разумеется, принадлежат к запасу исконно родственных, а не заимствованных слов. Ни с одним из других индоевропейских диалектов праславянские и прибалтийские говоры не представляют такого детального сходства в области запаса подобных несамостоятельных словечек, столь характерных и важных для каждого языка. Это позволяет предполагать особенно тесную связь между праславянскими и праиндоиранскими диалектами. Среди прочих общих этим двум диалектическим группам элементов словаря много таких слов, которые по своему значению легко могли быть заимствованы одним диалектом у другого. Эти слова глубоко характерны. Целый ряд из них относится к терминологии религиозной. В качестве таких обычно приводят (вслед за французским ученым A.Meillet [7]) слав. богъ, святъ (где „я“ по-русски из „малого юса“), слова, которые сопоставляются с древнеиранскими baga, spenta, sravah. Замечательно, что здесь имеется совпадение именно славянского и иранского (без участия индийского: балтийские языки из этих трёх слов знают лишь второе). Здесь уместно вспомнить, что индоевропейское слово deiwos, имеющее во всех других языках значение „бог“ (лат. deus, древнеинд. devas, древнеисландск. týr, мн. ч. tiwar и т. д.), в славянских и иранских языках обозначает злое мифологическое существо: авест. daevo, новоперс. dêv (ср. Asmodev), древнерусск. дивъ (в „Слове о полку Игореве“), южнослав. дива „ведьма“, самодива, далее дивий, дивъ, дикий, “варварский“. Для иранцев это изменение значения обычно объясняется реформой Заратуштры (Зороастра), который, признав единственным истинным богом Ахуру Мазду (Ормазда), всех прочих богов объявил демонами, так что самый термин daevo получил значение „демон“, а „бог“ стал обозначаться другими словами (в том числе и baga). Надо думать, что предки славян так или иначе принимали участие в той эволюции религиозных понятий, которая у их восточных соседей, праиранцев, в конце концов привела к реформе Заратуштры. При таких условиях весьма вероятным становится предположение A.Meillet о тождестве славянского глагола верить с авестийским varayati, означающим тоже „верить“, но имевшим первоначально значение „выбирать“, так как по учению Заратуштры истинно верующий есть тот, который сделал правильный „выбор“ между добрым богом (Ормуздом) и злым (Ариманом). При таком сходстве религиозной терминологии праслаславянского и праиндоиранского диалекта особое освещение получают и некоторые другие специальные совпадения словарей обоих диалектов. Так, оказывается, что славянское зоветъ, зъвати имеет параллель кроме балтийских языков ещё только в индоиранском, где соответствующий глагол особенно употребителен в техническом значении „призвать бога“. Так же обстоит дело со славян. светъ, свeтети, что становится понятным, если вспомнить роль представления о „свете“ и „сиянии“ в индоевропейской мифологии. Слав. Съдравъ находит более или менее точную параллель лишь в древне-персидском: вспомним, что „о здравии“ чаще всего молятся. Слав. бояти ся кроме литовского языка, встречается ещё только в древнеиндийском: в общем контексте религиозной терминологии и это слово укладывается без труда. Интересные соображения возникают при размышлении над тем фактом, что славянское шуй („левый“) находит параллель лишь в индоиранских языках: суеверное отношение к левой стороне достаточно известно, точно так же как обычай обозначать „страшное“ понятие особыми словами (так называемые „словарные табу“). В общем можно сказать, что среди специальных совпадений праславянского словаря с праиндо-иранским термины, так или иначе связанные с религиозными переживаниями, представляют очень значительный процент.) слав. , (где „я“ по-русски из „малого юса“), слова, которые сопоставляются с древнеиранскими baga, spenta, sravah. Замечательно, что здесь имеется совпадение именно славянского и иранского (без участия индийского: балтийские языки из этих трёх слов знают лишь второе). Здесь уместно вспомнить, что индоевропейское слово deiwos, имеющее во всех других языках значение „бог“ (лат. deus, древнеинд. devas, древнеисландск. týr, мн. ч. tiwar и т. д.), в славянских и иранских языках обозначает злое мифологическое существо: авест. daevo, новоперс. dêv (ср. Asmodev), древнерусск. (в „Слове о полку Игореве“), южнослав. „ведьма“, , далее , , “варварский“. Для иранцев это изменение значения обычно объясняется реформой Заратуштры (Зороастра), который, признав единственным истинным богом Ахуру Мазду (Ормазда), всех прочих богов объявил демонами, так что самый термин daevo получил значение „демон“, а „бог“ стал обозначаться другими словами (в том числе и baga). Надо думать, что предки славян так или иначе принимали участие в той эволюции религиозных понятий, которая у их восточных соседей, праиранцев, в конце концов привела к реформе Заратуштры. При таких условиях весьма вероятным становится предположение A.Meillet о тождестве славянского глагола с авестийским varayati, означающим тоже „верить“, но имевшим первоначально значение „выбирать“, так как по учению Заратуштры истинно верующий есть тот, который сделал правильный „выбор“ между добрым богом (Ормуздом) и злым (Ариманом). При таком сходстве религиозной терминологии праслаславянского и праиндоиранского диалекта особое освещение получают и некоторые другие специальные совпадения словарей обоих диалектов. Так, оказывается, что славянское зоветъ, зъвати имеет параллель кроме балтийских языков ещё только в индоиранском, где соответствующий глагол особенно употребителен в техническом значении „призвать бога“. Так же обстоит дело со славян. , , что становится понятным, если вспомнить роль представления о „свете“ и „сиянии“ в индоевропейской мифологии. Слав. находит более или менее точную параллель лишь в древне-персидском: вспомним, что „о здравии“ чаще всего молятся. Слав. кроме литовского языка, встречается ещё только в древнеиндийском: в общем контексте религиозной терминологии и это слово укладывается без труда. Интересные соображения возникают при размышлении над тем фактом, что славянское („левый“) находит параллель лишь в индоиранских языках: суеверное отношение к левой стороне достаточно известно, точно так же как обычай обозначать „страшное“ понятие особыми словами (так называемые „словарные табу“). В общем можно сказать, что среди специальных совпадений праславянского словаря с праиндо-иранским термины, так или иначе связанные с религиозными переживаниями, представляют очень значительный процент, частицу , которые, разумеется, принадлежат к запасу исконно родственных, а не заимствованных слов. Ни с одним из других индоевропейских диалектов праславянские и прибалтийские говоры не представляют такого детального сходства в области запаса подобных несамостоятельных словечек, столь характерных и важных для каждого языка. Это позволяет предполагать особенно тесную связь между праславянскими и праиндоиранскими диалектами. Среди прочих общих этим двум диалектическим группам элементов словаря много таких слов, которые по своему значению легко могли быть заимствованы одним диалектом у другого. Эти слова глубоко характерны. Целый ряд из них относится к терминологии религиозной. В качестве таких обычно приводят (вслед за французским ученым A.Meillet) слав. , (где „я“ по-русски из „малого юса“), слова, которые сопоставляются с древнеиранскими baga, spenta, sravah. Замечательно, что здесь имеется совпадение именно славянского и иранского (без участия индийского: балтийские языки из этих трёх слов знают лишь второе). Здесь уместно вспомнить, что индоевропейское слово deiwos, имеющее во всех других языках значение „бог“ (лат. deus, древнеинд. devas, древнеисландск. týr, мн. ч. tiwar и т. д.), в славянских и иранских языках обозначает злое мифологическое существо: авест. daevo, новоперс. dêv (ср. Asmodev), древнерусск. (в „Слове о полку Игореве“), южнослав. „ведьма“, , далее , , “варварский“. Для иранцев это изменение значения обычно объясняется реформой Заратуштры (Зороастра), который, признав единственным истинным богом Ахуру Мазду (Ормазда), всех прочих богов объявил демонами, так что самый термин daevo получил значение „демон“, а „бог“ стал обозначаться другими словами (в том числе и baga). Надо думать, что предки славян так или иначе принимали участие в той эволюции религиозных понятий, которая у их восточных соседей, праиранцев, в конце концов привела к реформе Заратуштры. При таких условиях весьма вероятным становится предположение A.Meillet о тождестве славянского глагола с авестийским varayati, означающим тоже „верить“, но имевшим первоначально значение „выбирать“, так как по учению Заратуштры истинно верующий есть тот, который сделал правильный „выбор“ между добрым богом (Ормуздом) и злым (Ариманом). При таком сходстве религиозной терминологии праслаславянского и праиндоиранского диалекта особое освещение получают и некоторые другие специальные совпадения словарей обоих диалектов. Так, оказывается, что славянское зоветъ, зъвати имеет параллель кроме балтийских языков ещё только в индоиранском, где соответствующий глагол особенно употребителен в техническом значении „призвать бога“. Так же обстоит дело со славян. , , что становится понятным, если вспомнить роль представления о „свете“ и „сиянии“ в индоевропейской мифологии. Слав. находит более или менее точную параллель лишь в древне-персидском: вспомним, что „о здравии“ чаще всего молятся. Слав. кроме литовского языка, встречается ещё только в древнеиндийском: в общем контексте религиозной терминологии и это слово укладывается без труда. Интересные соображения возникают при размышлении над тем фактом, что славянское („левый“) находит параллель лишь в индоиранских языках: суеверное отношение к левой стороне достаточно известно, точно так же как обычай обозначать „страшное“ понятие особыми словами (так называемые „словарные табу“). В общем можно сказать, что среди специальных совпадений праславянского словаря с праиндо-иранским термины, так или иначе связанные с религиозными переживаниями, представляют очень значительный процент.

Совершенно иной характер носят специальные совпадения праславянского языка с западноиндоевропейским. Таких совпадений может быть и больше, чем с праиндо-иранским, но среди них прежде всего нет тех интимных словечек вроде союзов, предлогов и прочих, которые играют такую видную роль в жизни повседневного языка. Решительно преобладают слова с техническим значением, имеющим отношение к хозяйственной жизни: из существиетльных – семя, зрьно, брашьно, леха (гряда), яблъко, прася (поросёнок), бобъ, ськыра, шило, трудъ; из глаголов – сеяти, ковати, плести, сещи (сечь, высекать, отсекать) – имеют точные параллели, кроме балтийских языков, лишь в языках кельтских, италийских и германских. Прилагат. добръ (нем. tapfer, латинск. faber из индоевр. dhabros) первоначально было лишено этического смысла и обозначало чисто техническую „добродетель“, ловкость, приспособленность к известной работе. Старым социальным бытом веет от слов гость (нем. gast, лат. hostis), мена, длъгъ (долг), известных лишь славянам, италийцам и германцам, м. б. и от слова делъ (делить, удел, надел), имеющего точную параллель лишь на германской почве (нем. Teil). Остальные слова, встречающиеся лишь у славян и западных индоевропейцев, менее характерны, так как обозначают предметы внешней природы, причём их общность объясняется общими географическими условиями (море, мъхъ = мох, дроздъ, оса, сръшень = шершень, ельха = ольха, ива, северъ), либо части тела (лядвея, брада); обе эти категории представлены и в запасе славянско-индоиранских совпадений (слав. гора = авест. gairi, древнеинд. giri ; слав. грива, уста, власъ – древнеинд. Griva „шея“, oshtha „рот“, авест. varesa „волос“)»[8]..

Характеристики

Список файлов статьи