Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Одним из первых, вероятно, парадоксальность политической культуры России, ее «антиномичность и жуткую противоречивость» отметил Н. Бердяев. Он указал на двойственность и иррационализм «русской души» — поразительный симбиоз анархизма и этатизма, готовности отдать жизнь за свободу и неслыханного сервилизма, шовинизма и интернационализма, гуманизма и жестокости, аске­тизма и гедонизма, «ангельской святости» и «зверской низости». Причину этого Бердяев справедливо видел в неразвитости лично­стного начала в российском обществе, а также в стихийном кол­лективизме. Кроме того, он высказал предположение о «женствен­ной» природе русского народа, при которой государство восприни­мается как «мужское» начало, т. е. как нечто внешнее, оформляю­щее, вводящее бесконтрольную народную стихию в определенные рамки. Этот тезис — быть может, очень спорный — на уровне «рабочей гипотезы» образно, но, как представляется, достаточно адекватно описывает характер взаимоотношений между государством и обществом в России.

«Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии», — писал П. Я. Чаадаев. «Стоит лишь какой-нибудь властной воле вы­сказаться среди нас — и все мнения стушевываются, все верования покоряются и все умы открываются новой мысли, которая предло­жена им... Отлитые, созданные нашими властителями и нашим климатом, только в силу покорности стали мы великим народом. Посмотрите... наши летописи, — вы найдете в них на каждой странице глубокое воздействие власти, непрестанное влияние почвы и почти никогда не встретите проявлений общественной воли». В результате, в отличие от Западной Европы, где, как писал П. Н. Милюков, «общество и государство строились, так сказать, снизу вверх» и «централизованная власть... явилась как высшая надстройка над предварительно сложившимся средним слоем фео­дальных землевладельцев», в России имело место государство иного типа — государство, формирующее общество.

Э татизм, гипертрофия государства и атрофия гражданского об­щества, полное или почти полное подчинение первым второго обус­ловливают такую черту России, как нехватка собственно обще­ственных интегрирующих основ, очень слабая способность русских (как народа, на протяжении веков несшего на себе основную тяжесть государственного строительства) к самоорганизации, что особенно заметно проявляется во время кризисов. В периоды политических катаклизмов, когда государство разваливается или становится не способным выполнять свои функции, русские подчас демонстрирую удивительную беспомощность, в то время как многие национальные меньшинства, привыкшие полагаться на свои силы, а не на покровительство государства, оказываются в гораздо более выгодном положении.

Этатистский характер политической культуры России приводит также к тому, что в сознании граждан происходит смешение понятий патриотизма и лояльности к режиму, любовь к Родине не отличается от верноподданнической любви к власти. Поэтому патриотические мыслящие люди обычно проявляют неспособность дистанцироваться от непопулярных правительств и действовать самостоятельно, ока­зываются в полной растерянности, когда к власти приходят некон­сервативные силы (пример — полное банкротство консерваторов в 1917 году, поражение «патриотов-государственников» в конце 1980-х — начале 1990-х годов). Со своей стороны, радикалы, стре­мящиеся к кардинальным изменениям, часто отвергают патриотизм как признак реакционности и даже склонности к фашизму.

Третья

Примерно со времени Петра I можно говорить о футуризме политической культуры Рос­сии — обращенности в будущее (быть может, иллюзорное) при недостаточном внимании к прошлому, при отсутствии осознанного следования традициям (неосознанное, безусловно, имеет место), крайней восприимчивости, чувствительности к новым веяниям. Однако футуризм политической культуры России приводит к тому, что как только именно футу­ристический потенциал конкретной модели развития ослабевает или оказывается исчерпанным, ее неумолимо сменяет следующая. Так коммунизм сменил Империю, а его, в свою очередь, — пост­советская демократия. Итоги выборов 12 декабря 1993 года также подтверждают этот вывод, свидетельством чего можно считать го­лосование четверти избирателей за В. Жириновского. И не следует думать, что В. Жириновский с его вроде бы реставрационными планами олицетворяет собой архаический проект. Напротив, судя по выступлениям и печатным работам В. Жириновского, его замыслы сопоставимы по своей грандиозной обращенности в «светлое буду­щее» с коммунистическим проектом начала века. В результате народ достаточно однозначно пренебрег «Памятью», «Славянским собором» и т. п. национал-патриотическими организациями, в идеологии или даже только в имидже которых оказались сильны архаические компоненты, но поддержал партию с абстрактным название ЛДПР.

Четвертая

Политико-культурная «палитра» общества характеризуется в России крайней гетерогенностью, существованием субкультур с совершенно различными, если не диаметрально противоположными ценностными ориентациями, отношения между которыми склады­ваются конфронтационно, а подчас и антагонистично. Если посмот­реть на политическую историю России трех последних столетие нетрудно заметить постоянный конфликт субкультур — западниче­ской и почвеннической, радикальной и патриархально-консерватм* ной, анархической и этатистской, а в современных условиях — «демократической» и «коммунопатриотической». При этом для яе~ следних примерно полутора веков характерно существование актив­ной, агрессивной и достаточно многочисленной контрэлиты, мобг-лизующей и аккумулирующей потенциал социального и политиче­ского протеста, стремящейся свергнуть элиту и занять ее месте (Если рассматривать с этой точки зрения сталинские «чистки», г; можно трактовать их как закономерный финал политико-культ»;"-ного расщепления молодой коммунистической элиты (еще недавм: бывшей контрэлитой) на часть, усвоившую новые нормы полити­ческого поведения, подобающие правящему слою, и часть, сохра­нившую свой контрэлитный характер, что в новых, более жестм»* по сравнению с царскими временами условиях воспринималось i^,«, тяга к недопустимому отклоняющемуся поведению. В этом плач; весьма симптоматично, что наибольшей ненавистью сталинское режима пользовались троцкисты, исповедовавшие доктрину «перма­нентной революции».)

В общем, для политической культуры России характерно перманентное отсутствие базового консенсуса, национального согласия, болезненный разлад между различными социальными группами. Различия субкультур подчас настолько разительны, пропасть между ними на­столько велика, что у некоторых наблюдателей может создаться впечатление, будто в России сосуществуют две нации, не объединенные почти ничем, кроме общности языка и территории.

И как показала практика всех более или менее свободных выборов парламент в России формируется из людей, не объединенных буквально ничем — ни какой-либо централь­ной идеей, ни общим мировосприятием. В результате представи­тельные органы изначально находятся в параличе, и лишь сильная авторитарная власть оказывается способной вывести страну из ту­пика.

Пятая

Поскольку та или иная политическая модель будущего обычно строится на определенном видении прошлого, а прошлое России настолько противоречиво и многогранно, что никак не допускает однозначных трактовок, острота политических и мировоззренческих разногласий часто бывает близка к критической отметке. С другой стороны, при смене режимов, когда к власти приходят люди с иным пониманием задач страны и иным видением ее будущего, история нещадно переписывается, из-за чего иностранные журналисты ост­роумно окрестили Россию страной с непредсказуемым прошлым. Для русских характерно стремление (подчас сопряженное с мазо­хистским самобичеванием) к постоянному сокрушению кумиров и воздвижению новых, экстремизм, нетерпение, желание «до осно­ванья» разрушить «старый мир». Соответственно на стиль полити­ческой жизни и характер взаимоотношений между государством и индивидом накладывает отпечаток такая ярко выраженная особен­ность политической культуры России, как острая конфликтность (можно даже сказать, конфронтационность), «баррикадное сознание» (свойственное в других странах скорее ситуации гражданской войны, нежели мирного развития), неумение и нежелание искать точки соприкосновения с политическими противниками, латентное непри­ятие плюрализма, стремление многих политических субъектов к гегемонии и мировоззренческой унификации. Прежде всего это про­является в отношениях между правящими кругами и оппозицией, в стремлении ошельмовать, а при возможности и вывести из игры, раздавить политических оппонентов, за которыми не признается право высказывать и пропагандировать свои взгляды. Ограничен­ность «политического пространства» и стремление правящих сил занять его целиком приводят к невозможности существования в России конструктивной оппозиции, к тому, что оппозиционность проявляется либо в форме робкого, верноподданнического стремле­ния к «устранению отдельных недостатков» системы, либо в форме жесткой антисистемности.

Шестая

Для России характерна специфическая державная (наднаци­ональная) идея «гуманного» империализма, претерпевающая в за­висимости от смены режимов различные метаморфозы. Соответст­венно преобладает государственная, а не национальная самоидентификация гражданина, национальный фактор маргинален, г государство и большинство населения национально и религиозно толерантны. (В качестве доказательства этого тезиса можно указать на поразительную легкость, с которой русские вступают в межна­циональные и даже межрасовые браки). В таких условиях имперски: сознание парадоксальным образом сочетается с интернационализмом, а патриотизм, как правило, носит государственнический, а не националистический характер. Достаточно бесспорно, что уже Ки­евское государство строилось на полиэтнической основе — в неге вполне равноправно входили не только славянские, но также бал­тийские, угро-финские и некоторые тюркские племена, что заведоме исключало какую-либо этнократию. Россия всегда (в том числе в советское время) была уникальной, единственной в своем роде империей, в которой «колонии» пользовались привилегиями и льго­тами за счет «метрополии». При этом само слово «русский» до революции означало «православный подданный Российской импе­рии», т. е. было не столько этнической, сколько политической и идеологической категорией. С течением времени дореволюционная «русскость» легко перешла в послереволюционную «советскость», а впоследствии — в «российскость». После распада СССР этнические русские легко растворились в «россиянах» и не испытывают от этого особых неудобств (трудно представить себе, чтобы нечто аналогичное произошло, например, с титульными нациями прибалтийских ре­спублик). Однако оборотной стороной этого является недостаточная способность русских осознавать, формулировать и защищать собственно национальные и этнические интересы.

Трансцендентность Российской политической культуры

Русский народ, изначально восточный по своему психическому складу, подвергшийся сильному влиянию Запада и абсорбиро­вавший в своем верхнем культурном слое различные западные идеи. При этом русская «душа» была «воспитана» православной церковью и получила чисто религиозную «формацию». Однако наряду с хри­стианским элементом в «душе» русского народа сохранился и силь­ный первобытный, природный, стихийный, языческий, дионисийский элемент. Поэтому, указывает Бердяев, в психике русского человека постоянно сталкиваются две конфликтующие силы — природное язычество и православный аскетизм, устремленность к потусторон­нему миру. «Религиозная формация русской души выработала не­которые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность не­сти страдания и жертвы во имя своей веры, какова бы она ни была, устремленность к трансцендентному, которое относится то к веч­ности, к иному миру, то к будущему, этому миру, — писал Н. Бер­дяев и далее отметил конкретные проявления этого, имеющие, на наш взгляд-, принципиальное значение. — Религиозная энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, которые не являются уже религиозными — например, к социальным целям. В силу религиозно-догматического склада своей души русские всегда ортодоксы или еретики, раскольники, они апокалиптики или нигилисты». Так, марксизм, бывший на За­паде сугубо научной теорией, подлежащей критике и рациональному осмыслению, гипотезой, не претендующей на универсальность, в России превратился в разновидность религиозного откровения. Рус­ским чужд скептический критицизм западных людей, и это посто­янно приводит к смешениям и подменам.

Трансцендентный характер русской культуры выражается среди прочего в мессианстве. На протяжении нескольких веков он был связан с православной идеей и концепцией «Москвы — Третьего Рима», которые определяли русский народ как «народ-богоносец», несущий в себе некое боже­ственное начало и имеющий некое божественное призвание.

При этом, что очень существенно, православие на протяжении многих веков занимало в России положение моноидеологии. Из этого, конечно, вовсе не следует, что православная религия, бывшая стержнем национальной культуры, играла какую-либо отрицательную роль — напротив. Для нас в данном случае важно другое: вошедший в политическую культуру России идеологический монизм прекрасно сохранился даже после того, как религия утратила прежнюю роль и возникло вполне се-кулярное общество. После 1917 года место и функции религии во многом переняла коммунистическая идеология и пропаганда, соз­давшая нечто вроде атеистического культа со своими жрецами, святыми и священными книгами.

Политическая культура советского периода

Как представляется, существенное значение для эрозии комму­низма имел процесс формирования номенклатуры — замкнутой привилегированной элиты, принадлежность к которой стала чуть ли не наследственной. Разрастание и консолидация номенклатуры привели к тому, что она стала самостоятельной силой, способной противостоять даже главе партии (примером может служить сме­щение Н. Хрущева в октябре 1964 года). Вождь все более терял свободу рук, обстоятельства вынуждали его все в большей мере считаться с интересами бюрократии, вследствие чего массовые «чистки» партийного и государственного аппарата прекратились, а в политической культуре снизилась репрессивность.

Характеристики

Список файлов реферата