73214 (701971), страница 2
Текст из файла (страница 2)
кто в просвет,
расходился народ в учреждения.
Или: “на заседании А-БЕ-ВЕ-ДЕ-ЖЕ-ЗЕкома”. И ещё:”-идите и обрящете- иди и “рящь” её-”. Этот приём используется с разными стилистическими целями: для иммитации крика толпы, его истолкования; насмешки или сатиры; стилизации деской речи; и, по мнению Винокура, просто ради творчества (особенно в ранних футуристических работах)”как бы устраивая смотр словообразовательным средствам языка”. На этой почве филолог сравнивает Маяковского с Хлебниковым и, выявляя различия в принципах употребления нововведений, всё-таки признаёт, что Хлебников повлиял на оформление стиля молодого Маяковского.
Винокур также говорит о смещении обычных отношений слов с абстрактными и конкретными значениями. При этом слова отвлечённые превращаются в вещи или живые организмы. Морфологически это достигается присоединением суффиксов, характерных другому семантическому классу. Здесь возможно несколько вариантов:во-первых присоединение увеличительных суффиксов к отвлечённым существительным (“духотище”, ”красотищи”, ”войнищи”). Здесь наблюдается иммитация явлений фамильярной речи типа “силища”, ”хвостище”. Это и обусловливает понятность и экспрессивность подобных конструкций. Во-вторых - присоединение уменьшительных суффиксов (задача и принцип те же):”плачики”, ”нэпчик”, ”любовишки”, ”смертишек”.
К этому же типу относятся случаи приращения увеличительных суффиксов к существительным материалов:”лучище”, ”водища”, “народина”. . . Есть и третий случай, когда увеличительные или уменьшительные суффиксы присоединяются к именам собственным:”Бродвеище”, ”декабрик”, ”поцелуишко”, ”потерийка”(любопытно, что здесь вычленяется новый суффикс “-ийк”, не существующий в языке). Все эти приёмы служат для материализации понятий.
Есть в произведениях Маяковского и работа обратная этой- создание обобщённых, отвлечённых, собирательных понятий от конкретных существительных:”бароньё”, “стоэтажие”, ”рыхлотелье”, ”мещанья”, ”доисторичье”.
Любопытно образование нового типа слов, женского рода, заканчивающихся на мягкий согласный ”рабкорь”, ”склянь”. Зачастую Маяковский берёт за основу действие или признак, вытесняет привычные суффиксы и получаются: ”нищь и голь”, “лёгочь”, ”ясь”, ”ёжью кожи”, ”в жадности и в алчи”. Автор стихов не ограничивается этим: ”трелёр”(тот, кто издаёт трели), ”читаки”, ”красавка”, ”калекша”, -все эти слова имеют значение действующего лица, ведь в рамках будничной речи ему тесно. Именно поэтому также создаются сложные слова. Винокур останавливается на четырёх классах таких новообразований:1)с суффиксом “-ье”: тупорылье, рыхлотелье, визголосие(интересно- не “визгоголосие”, как по правилам языка). 2)слова, основанные на принципе теле-, радио- : “радиосплетни”, ”звездомедведья”, ”молодолес” (прилаг. ).
3)сложением основ, или, точнее говоря, сложением слов: “людогусь”, ”пролетариатоводец”, ”дрыгоножество”. . . 4)сложносокращённые слова (типа современного “хозрасчёт”): “млечпуть”, ”самокритик-совдурак”.
Автор филологического труда также отмечает большое количество сложных прилагательных. Причиной этого он видит ритмические особенности стиха а также “тяготение к “грандиозным” образам” (что характерно для классицизма):”быстролётный”, “мордой многохамной”, “стодомым содомом”, “тысяче-миллионо-крыший волжских селений гроб”. Принцип образования этих неологизмов - книжный, необычность и новизна - семантические. Занятны конструкции, часть основы которых составляет определение: “крикогубый”, “быкомордая орава”, “кудроголовым волхвам”, причём отношения в этих прилагательных сходны с отношениями существительного и приложения в предложении. Маяковский имеет в виду “с губами - криком”, ”мордой - быком” и т. д. Такое истолкование Винокуром этих конструкций является новым к ним подходом.
Также филолог отмечает, что поэт не избегал и обычного способа образования слов, например, “красноязыкий”, ”звонконогие”, “лазоревосинесквозные”. Иногда сложные прилагательные создают комический эффект: “эскадры верблюдокорабледраконьи”.
Не обошёл своим вниманием Винокур и способа образования слов присоединением приставки “-раз”, которая усиливает признак. “Разужасная”, ”разувлекательный”, ”распробабкиной”, “время . . . распроститучье” и даже от united - разЬюнайтед. А когда эта приставка присоединяется к превосходной степени прилагательного получается как бы превосходная степень в квадрате, что характерно не только для творчества Маяковского, но и для разговорной речи: “пресволочнейшая штуковина”, ”распронаиглавнейший”. То же видим и с существительными: “рассоциализм”, ”архиразиерархия”…
Довольно много у поэта новообразований в приставочных глаголах. Подробно Винокур не описывает этот приём (в связи с освещённостью его в филологии), а останавливается на двух частных случаях:
1)”вторичное наращение приставок на глаголы, уже снабжённые ими”1. Языковед выделяет здесь два случая: принцип - “испозолочено” (как в древнерусском “изурезались”, ”порастыкали”), где наращение возможно из-за потери первой приставкой свойств этой части слова:” изъиздеваюсь”. Маяковский тем самым воскрешает сложное слово, превратившееся в современном языке в простое.
2)отсечение дополнительных морфем (приставок и суффиксов) от глагола. Этим поэт обновляет восприятие слова: “ложите”, ”взвидишь”, ”Ну и сон приснит вам полночь-негодяйка”. Винокур отмечает, что анализ его, разумеется, не полный, но “общие тенденции намечены в некоторых существенных отношениях”.
Слово во фразе
Якобсон говорит, что поэзия Маяковского - это поэзия выделенных слов по преимуществу. Винокур в своей работе пишет о том, что с точки зрения версификационного анализа позиция Якобсона верна, но нужны синтаксические обоснования. Их он приводит в главе “Слово во фразе”.
Дело в том, что стиль Маяковского - это разобщённые отрывки, связанные семантически, а не синтаксически. Поэтому при устранении синтаксической зависимости речь превращается из связанного потока в обрывки, которые превращаются в строй независимых синтаксических единиц, дополняющих друг друга своими семантическими значениями без опоры на форму слов. В то время как в языке приняты конструкции “уехал вчера”, "очень умён”, у Маяковского чаще встречается не “примыкание”, а “обособление”2. Для поэта нет разграничений между “вы, с вашей добротой. . . ” и “вы с вашей супругой. . . ” т. е. обособление доходит до крайних пределов( слова, семантически составляющие одно целое, синтаксически разобщены и превратились в несколько синтаксических целых.
Для того, чтобы понять детали нужен более тщательный рвзбор.
Здесь Винокур выделяет несколько случаев: употребление изолированных именительных падежей (чаще поэт употребляет их несколько подряд, с опредедениями и без них, но обязательно без глаголов). Функции таких конструкций различны: а)картинное изображение места и обстановки действия, обрисовка аксессуаров сюжета:
Ночь.
Надеваете лучшее платье.
Или: Бульвар
Машина.
Сунь пятак, -
что-то повертится,
пошипит гадко.
Или такой яркий пример из стихотворения “Про это”:
Лубянский презд.
Водопьяный
вид
вот.
вот
фон.
В постели она.
Она лежит.
Он.
На столе телефон.
б)достижение “кинематографического эффекта”:
Мотоцикл.
Толпа.
Сыщик.
Свисток.
в)именительный падеж как исходный пункт для рассуждения.
г)употребление для лаконизма (например в автобиографии “Я сам”): “Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. ”
Как мы видим функции разные, но смысл один - разобщённость именительных падежей, которые превращаются в независимые синтаксические целые, связанные семантически. Это явление выделяется и в общеупотребительной речи, что отмечают Шахматов и Пешковский. Но они склонны толковать разобщённые именитльные падежи как сказуемые, а, следовательно, как педложения. Винокур считает иначе: в синтаксических целых (которыми являются разобщённые именитльные падежи) нет наклонения и времени, поэтоу они не предложения. Хотя филолог отмечает аналогичную с предложениями функцию этих конструкций, но только с оговоркой, что это достигается различными средствами.
Другие именительные тоже не сказуемые.
Отличие от существительных синтаксических единств состоит в том, что они разобщены с текстом, что придаёт новую художественную ценность слову. Например, числительные обычно не употребляются без существительных, но:
Четыре.
Тяжёлые, как удар.
“Кесарево Кесарю - Богу богово”. Где именительный отделён от других определений. Наиболее ярко разобщение видно на примере конструкции “именительное ФРАЗА глагол”(Винокур склонен считать, что такая конструкция предложением не является).
Морган.
Жена.
В корсетах.
Не двинется.
Или: Москва.
Вокзал.
Народу сонм.
Набит, что в бочке сельди.
Изолированные именительные аналогичны по функции в тексте - т. к. любые синтаксические связи с текстом отсутствуют, то они несут лишь смысловую нагрузку, которая и позволяет относить их к тексту.
Май стоял.
Позапрошлое лето.
Вещи.
Всем по пять кило.
Лингвист говорит нам о сходных конструкциях, которые также встречаются в стихах Маяковского. Если бы у данного слова не было тире, его можно было бы принять за прямое дополнение. Кто-то предлагал - сквозь Землю
до Вашингтона кабель. Здесь нет вопроса в винительном или именительном падеже кабель, да это и не важно т. к. конструкция синтаксического смысла не имеет.
Или например: Обалдело дивились:
выкрутас монограмма,
дивились сиявшему серебром
полированным. . .
Монограмма синтаксически равна сиявшему !!!
Атак же: Картина третья.
Бытовая.
Развёртывается у трамвая. - ТРИ отдельные синтаксические целые, которые в обычном языке были бы подлежащим, дополнением и сказуемым ОДНОГО предложения.
Разобщённые именительные - частный случай “преодоления синтаксиса”(поэтому и короткая строка в творчестве поэта и разброс слов, обычно связанных).
Скушно Пушкину.
Чугунному ропщется.
Были времена - прошли былинные. - здесь одно существительное употреблено в двух местах - сначала без определения, а затем определением. Поэтому повышается вес прилагательного, появляется возможность его субстантивизации. Вот и ещё пример своеобразия языка Маяковского.
Другое словесное разобщение достигается вытеснением зависимой формы независимой.
Пелагея,
что такое?
где ещё кусок
жаркое?
Вместо двупланоаой конструкции “кусок жаркого”, этим и обусловлено такое разделение на строки.
А вот ещё способ освобождения слова от синтаксических связей: слово, принудительно требующее дополнения, употребляется без него. “Я не могу на улицах!”.
Независимое употребление разных звеньев предложения приводит к отсутствию глагола там, где по норме он нужен. Но т. к. основанием высказывания, как правило, является независимый член речи, нет надобности в глаголе. Здесь нет предикации, а есть нерасчленённый способ выражения, которым обладает каждое слово.
“Доглагольное” синтаксическое построение делится на несколькослучаев. 1)восклицания:
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным. . .
2)Условные конструкции после если
Если б рот один, без глаз, без затылка -
сразу могла б поместиться в рот
целая фаршированная тыква.
3) Целевые конструкциипосле чтобы:
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришёл,
чтоб игрушек ворох.
Одно обдумывает
мозг лобастого,
чтобы вернее,
короче,
сжатее.
4) Иллюзия недоговорённости:
И когда говорят мне, что труд, и ещё, и ещё,
будто хрен натирают на заржавленной тёрке. . . (первоначально - “говорят про труд”).
Дальнейшим следствием этого принципа является отсутствие союзов: Замечали вы -
качается
в каменных аллеях
полосатое лицо повешенной скуки. . .
Иззахолустничается.
Станет - Чита.
Иногда у Маяковского независимость получает грамматическое выражение:
Глаза у судьи - пара жестянок
мерцает в помойной яме. . .
Сказуемое тяготеет к сравнению (что можно наблюдать в древнерусской литературе: “. . . а князь их - фота на голове. . . ”): красная
-
клюквы воз - щека.
Любопытно, что между членами нет отношений подчинения, есть присоединение независимых членов. Синтаксическая самостоятельность уравнивает все слова и уничтожает иерархию: Маленькая,
но семья.
Хорошо
и целоваться,
и вино.
Тот же смысл и при преобразовании других, менее свободных категорий: “Мы знаем, кого мети!”, “Поэзия - это сиди и над розой ной. . . ”
Зачастую видим изменение ранга слова, например, превращение предлога в наречие (занимательно, что в древности эти предлоги скорее всего и были наречиями):
И за,
и над,
и под,
и пред
домов дредноуты. . .
Иногда поэт производит инверсию и без перемены функции, например: Возрадуйтесь,
найден выход
из
положенья этого. . .
Нередко он опускает предлоги, тем самым замедляя онаречивание существительного с предлогом: “По Красному морю плывут каторжане, трудом выгребая галеру”. Или: “Склонилась руке. . . ”, где обозначение предмета, к которому обращено действие опять же подвержено древнерусской традиции (“. . . избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. ”).
Винокур отмечает, что Маяковский не любит подчинения, а предпочитает свободные присоединительные конструкции : Оскольких
можно
упразднить,