tradicii... (701602), страница 5
Текст из файла (страница 5)
And he has taken her hame;
Now let your farther bring hame the ky,
You neer mair shall ca them again.
Из баллады «Жестокий брат» («The Cruel Brother»):
- What will you leave your farther dear?
- The silver – shod steed that brought me here.
Трудно себе представить, чтобы безымянные авторы или фольклористы употребили обычное horse при подобных поэтических описаниях. Steed почти не воспринимается в разбойничьих балладах, поскольку в момент их возникновения данная лексическая единица обозначала боевых, «рыцарских» коней, не имеющих отношения к «лесным братьям». В таких балладах чаще употребляется противопоставленный слову steed по размеру синоним palfrey («верховая лошадь, преимущественно дамская»):
Than were they weire of two black monkes
Eche on a good palfrey.
Таким образом, выбор того или иного архаичного обозначения лошади стилистически и ситуационно дифференцирован. Надо отметить, что steed прочно закрепилось в стилистической системе баллады, являясь элементом традиционной балладной формулы milk-white steed.
К средствам исторической стилизации кроме архаизмов, как уже отмечалось, относятся и историзмы. В героико-исторических балладах, описывающих сражения, вооруженные конфликты (например, между Англией и Шотландией), распространен историзм bill («алебарда»):
Some they brought bill,
Some they brought bowes,
Some they brought other things.
The king was alone in a gallery
With a heavy heart.
Другой историзм, gorget («латный воротник»), является точным обозначением элемента средневековой боевой одежды:
Even at the gorget of the soldans iache
He stroke his head of presentlye.
Но кроме стилистической задачи воссоздания истинного исторического фона историзмы используются в чисто практических целях: для обозначения не существующих более вещей.
Таким образом, устаревшая лексика действительно придает стилю баллады высокий поэтический тон, отчасти в результате «ассоциации с малознакомой и опоэтизированной древностью» (Веселовский, 1976, 55), воспроизводит реальную историческую обстановку, украшает речь героев, характеризует их внутреннее состояние, настроение, внешние и личностные качества. Архаизмы в балладах использовались для передачи исторического колорита, «создания временной и пространственной отдаленности, настроения сказочного» (В.М.Жирмунский, 1978, 120). Выбор того или иного архаизма (историзма) диктовался конкретными стилистическими задачами, чаще всего определялся более сильной по сравнению с нейтральным словом экспрессивностью старой единицы, а также отсутствием в активной лексике слова, адекватно изображающего определенный отрезок действительности, в результате чего фольклористам приходилось прибегать к архаизмам и историзмам, чтобы с максимальной точностью приблизиться к подлинному тексту баллады, восстановить и сохранить ее специфику как народно-поэтического жанра (Английские народные баллады, 1997, 5).
Для баллады как жанра устной народной поэзии характерны особенности синтаксических ми грамматических конструкций. Весьма часты в них случаи ощущения какого-либо члена предложения (это явление называется эллипсисом), как, например, в балладе «Робин Гуд и три сына вдовы» («Robin Hood and Widow’s Three Sons»):
And three he met with the proud sheriff,
Was walking along the town.
(пропуск союзного слова who: who was walking)
Эллипсис придает повествованию большой динамизм, создает стремительное развитие действия, а также придает балладе интонацию живой речи.
В ряде баллад подлежащее выражается двумя словами – существительным и личным местоимением (многие поэты, страшившиеся в своих стихотворениях следовать приемам народного творчества, заимствовали эту особенность):
… a fool he may learn a wise man wit.
(«Король Джон и пастух» (King John and the Shepherd))
В этом примере существительное a fool, стоящее на месте определения, служит средством эмфатического и логического выделения и принимает на себя функции эпитета. Тем самым создается яркая и неожиданная характеристика персонажа.
Эмоциональность и экспрессивность могут быть переданы особым размещением слов – это нарушение обычного порядка следования членов предложения, в результате которого какой-нибудь элемент оказывается выделенным, обращая на себя внимание читателя. До XVI-XVIII вв. не было фиксированного порядка слов в предложении, поэтому языковая система отличалась большой свободой. Отражение этого можно увидеть в балладе «Старуха, дверь закрой» (Get up and Bar the Door):
Quoth our Goodman to our goowife…
(Our Goodman quoth to our goodwife).
Это нарушение установленного порядка слов называется инверсией; она придает предложению большую художественную выразительность, приподнятость, эмоциональность; интонация при этом подчеркивает смысловую выразительность выделенного инверсией слова.
Особую роль в балладе играют повторы, которые служат целям передачи определенного настроения и напряженности ситуации. Это хорошо чувствуется в балладе «Девушка в вересковой заросли» (Maiden in the Moor):
Maiden in the moor lay,
In the moor lay,
Seven nights full, seven nights full
Maiden in the moor lay,
In the moor lay,
Seven nights full and a day.
Повторы усиливают выразительность высказываний, придают балладе эмоциональности, экспрессивности, стилизации. В балладах также встречается и разновидность повтора – нарастающее повторение, получившее название «incremental repetition». Такое повторение одних и тех же слов связывают отдельные строки и строфы и создает своеобразное усиление звучания и особую эмоциональность баллад, как, например, в балладе «Арчи из Кофилда» (Archie of Confield).
The out and came the thick, thick blood,
The out and came the thin,
The out and came the bonny heart’s blood,
Where all the life lay in.
Повторы в балладах создают фольклорный колорит, песенную ритмичность, особую музыкальность, поэтому могут иногда звучать сродни припеву.
Каждая баллада содержит свой неповторимый ритмический рисунок, хотя размер формально может совпадать с другими лирическими жанрами.
Балладу обычно составляли два типа строф: куплеты (с четырьмя ударениями в строке) и припев (refreir, burden). Иногда в куплетах первая и третья строки имели по четыре ударения, а вторая и четвертая – по три. Например, баллада «Жена привратника» (The Wife of Usher’s):
There lived a wife at Usher’s Wall,
And a wealthy wife was she;
She had three stout and stalwart sons,
And sent them o’er the sea.
Припев потерял свое первоначальное значение и сохранил лишь музыкальный, чисто звуковой характер. Он подчеркивает и лирически осмысляет действие и варьируется в зависимости от содержания отдельных строф. Таким образом, припев, часто нелепый по смыслу (например, короткий рефрен «Ut-hoy!» в балладе «Веселый Уот» (JollyWat)), в основном выполняет композиционную функцию.
Видимо, обращение к музыкальной мелодии, напеву определяло не только акцентное соотношение в строке, но и сквозную паузацию. В произведениях, которые были рассчитаны на слуховое восприятие, мелодизм оставался главным критерием их функционирования и широкого распространения. Поэтому композиция многих баллад напоминает куплетное строение песни, где текст разбит одинаковыми риторическими рефренами.
Было подмечено, что мелодия имитирует, фразовую интонацию и аналогия с музыкой возникает за счет преобладания голоса над смыслом, когда звучание речи в восприятии выдвигается на первый план, ввиду того, что смысл не дает четких и определенных представлений. Но мелодизм стиха, высокая упорядоченность текста в балладах всегда не отделимы от смыслового наполнения. И здесь нужно отметить, что тематическая заданность определяет во многих балладах ритмическое движение.
Народные баллады в большинстве случаев пользуются семи ударным балладным стихом (септенарием; 4+3 ударения).
Ср. начало баллады об «Охоте на Чевиоте»:
The Percy out of Nothumberland
And a vow to God made he,
That he should hunt on the mountains
Of Cheviot within days three,
In the maugre of doughtly Douglas
And all that with him be…
Древнейшие формы балладного септенария (семиударный ритмический период с сильной цезурой после четвертого ударения) знают только смежную рифму, объединяющую соседние периоды по 2 или 3 вместе, например «Охота на Чевиоте»:
The Percy out of Northumberland / and a vow to God made he //
That he should hunt on the mountains / of Cheviot within days three //
In the maugre of daughty Douglas / and all that with him be… //
(Цезура – сечение стиха на определенном слоге; это перерыв в движении ритма, заранее заданный: она разбивает стих на два полустишия, объединенные и вместе с тем противопоставленные друг другу)
В балладном септенарии часто встречается объединение двух соседних полустиший смежной цезурной рифмой, обыкновенно в нечетных стихах, которые могут между собой рифмоваться или нет (a-a b c-c b).
В английской народной балладе такое распадение одного или обоих нечетных стихов на два полустишия с внутренней рифмой происходит не во всех строфах, а только факультативно:
When mass was sung, and bells was rung,
And all men bound for bed,
Then Lord Igram and Lady Marsery
In one bed they were laid…
Английская литература на рубеже XVIII-XIX вв. переживала период расцвета. В эту эпоху нового подъема она развивалась под знаком Романтизма, представлявшего собой не только одно из крупнейших направлений в литературе того времени, но и широкое идеологическое и художественное движение, своеобразный культурный сдвиг, охвативший все сферы общественного сознания и изменивших восприятие людей рубежа столетий.
Романтическое миросозерцание определилось, с одной стороны, неприятием буржуазной цивилизации, а с другой – критическим осмыслением трагического опыта Великой французской революции. Это в итоге привело к критике, идейно подготовившей революцию просветительской философии.
На языке художественных образов романтики стремились выразить философские поиски своего времени, обозначить общие закономерности современного им духовного развития.
Еще во второй половине XVIII в., в период, который принято называть предромантизмом, создаются предпосылки для осуществления в 90-х годах XVIII в. романтического взрыва, перехода от просветительских форм мышления и сознания к романтическому восприятию мира и определению места в нем человека, внутренний мир которого, многомерный и глубокий, становится главным объектом изображения.
Уже в 60-х годах XVIII в. возникает новая теория искусства, расчищаются пути для романтического жанра лиро-эпической поэмы, возрождается интерес к Шекспиру, писателям английского Возрождения, к народной поэзии. Этот интерес к прошлому, особенно к фольклору, воспринимается как смелый вызов господствовавшей тогда нормативной эстетике просветителей, обычно расценивавших средневековье с позиции рационалистического разума как «темное время», недостойное внимания просвещенных мыслителей. В творчестве предромантиков середины XVIII в., собиравших фольклор и стилизовавших под него свои собственные произведения, зарождается традиция, великолепно развитая впоследствии романтиками – Кольриджем, Вордсвортом, Саути, Скоттом.
Именно поэты и писатели предромантизма сыграли значительную роль в сохранении английских и шотландских народных баллад, хотя история их собирания к XVIII веку насчитывала по крайней мере три столетия.
ГЛАВА II. ОСОБЕННОСТИ ФОРМЫ И СРЕДСТВА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ В ЛИТЕРАТУРНОЙ БАЛЛАДЕ АНГЛИЙСКИХ РОМАНТИКОВ.
II.1. ИНТЕРЕС РОМАНТИКОВ К НАРОДНОМУ ТВОРЧЕСТВУ. ОБРАЩЕНИЕ К ФОЛЬКЛОРНЫМ ИСТОЧНИКАМ.
Первоначально, в XV в., существовали рукописные записи отдельных, вероятно, наиболее популярных баллад. Например, в рукописи Слоуна, хранящейся в Британском музее и датируемой около 1450 г., содержится запись баллады «Робин и Генделин». Примерно тогда же – между 1450-1500 годами – были записаны еще две баллады о Робин Гуде: «Робин Гуд и монах» и «Робин Гуд и горшечник». Эти три записи, а также запись «Баллады о загадках» (около 1445 г.) представляют собой наиболее ранние из обнаруженных рукописных балладных текстов. Несколько позднее, в XVI в. были записаны баллады «Охота у Чевиотских холмов», «Битва при Оттерберне». Затем стали появляться и рукописные сборники, среди которых особенно выделяется рукопись Джорджа Бэннатайна, торговца из Эдинбурга. Рукопись Бэннатайна – более 800 листов – хранится теперь в Адвокатской библиотеке в Эдинбурге, составляя одну из наиболее почитаемых ее реликвий.
Следующим этапом было появление печатных текстов, при этом долгое время баллады издавались по одной или две.
Собственно собирание баллад начинается с XVIII в. У его истоков стоят шотландский поэт Аллан Рэмзей, а также священник, поэт и любитель старины Томас Перси, в чей сборник «Памятники старинной английской поэзии» (1765 г.) вошли не только старинные народные баллады, но и ряд подражаний. Не стремясь к точному воспроизведению найденной им рукописи, Перси переделывает, дополняет или сокращает старинные тексты.
Хотя современники и последующие исследователи обвинили поэта в искажении народных текстов, свободном обращении со старинными оригиналами, его заслуга очевидна. Он не столько фиксировал балладу, сколько стремился сколько представить на суд читателей нечто новое и необычное, скрывающее в себе древнюю простоту и наивность, открывая своеобразный источник эстетического наслаждения. Собиратели и издатели их придерживались различных взглядов на принципы издания. В большинстве случаев задача была не фольклористическая, а литературно-художественная. Нужно было не столько зафиксировать бытовавшую в народе балладу, сколько предложить читателю благоухающей древней наивностью поэму. Точность казалась необходима в той мере, в какой она гарантировала художественное качество публикации. Открыв необычный источник эстетического наслаждения, восхитившись стилем этих поэм, казалось, даже более древним, чем стиль Гомера, первые издатели создали особую эстетику жанра. Баллада, не удовлетворявшая нормам этого жанра, казалась несовершенным его образцом, испорченным в позднейшем исполнении, либо отрывком некогда существовавшие более полной и последовательной поэмы. Поэтому задача издателя заключалась в том, чтобы при помощи собственного воображения восстановить подлинный, когда-то существовавший текст. Из нескольких известных вариантов он выбирал тот, который оказался наиболее подходящим для искусственно созданного образчика жанра, переносил строфы из одного варианта в другой, дописывал, вставлял недостающие слова, чтобы дополнить ритм, объяснить действие или просто украсить балладу. Перси, который присочинял целые строфы к старым балладам и заменял старые грубые слова новыми, более изящными, выполнил, как ему казалось, свой долг. Джозеф Ритсон, публикуя баллады, выбирал, по словам Скотта, самый несовершенный и нелепый вариант и утверждал, что это и есть самый древний и подлинный. Не исправь Перси свои оригиналы и не создай он из них поэм, более близких вкусу его современников, сборник его не сыграл бы ни какой роли в истории литературы. Вот почему Скотт, нисколько не отрицал произвола Перси в обращении с текстами, считал, что ученый епископ вписывал новую страницу в историю современной английской литературы.
Для английской поэзии XIX в., в особенности для ее романтических течений, сборник Перси имел огромное значение. «Я не думаю, - писал Вордсворт, - что существует хотя бы один современный поэт, который не гордился бы тем, что и он многим обязан сборнику Перси». В.Скотт вспоминает о своем первом знакомстве с балладами Перси как о самом сильном поэтическом впечатлении своих детских лет. Возрождение старинной народной баллады надолго определило развитие английской поэзии: баллады Саути и В.Скотта, Кольриджа и Китса, значительная часть творчества Теннисона и прерафаэлитов непосредственно связаны с этим возрождением, начало которому положило собрание Перси.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
