70915 (699914), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Со второй половины XYII-го столетия румпы изразцов имеют новую форму, сохранившуюся через XYIII и XIX-е столетия до XX-го века на небольших заводах, выделывавших белые печные кафли, типа называвшегося «московскими». Второй тип румпы точится отдельно от изразца на гончарном круге, в вдие цилиндрика, обычно с двойным ободком наверху, называвшимся «бунтик». Здесь же на круге, цилиндр мнут, придавая ему четырехугольную форму с мягкими углами. В таком виде будущую румпу снимают с круга и ставят «провялить». Затем у нее разбивают и расширяют деревянной линейкой низ и примазывают ее к изнанке мягкого изразца, еще находящегося в форме. Изразец переворачивают вверх лицом, снимают с него форму и ставят его на полутвердую румпу для сушки. Обычная высота румпы этого типа на старых изразцах – 9 – 11 см., но иногда они делались значительно выше. Более высокие точеные румпы приделывались к выступающим профилеванным изразцам наружной облицовки: например, карнизный изразец из Углича обычной «ярославской» формы имеет румпу в 19 см, а розетка оконных наличников Крутицкого терема в Москве – 26 см.
В стенках румпы для удобства крепления и привязывания проволокой при установке и для более равномерной сушки сырового отформованного изразца – с узких сторон изразца делались отверстия металлической трубкой – «патроном», по одной с каждой стороны, изразца, а у крупных – по две.
Точеные румпы заготовлялись заблаговременно, на целую неделю вперед, на круге тем же мастером, который оттискивает изразцы в формах. Для такой заготовки румп мастеру не нужно быть специалистом токарем, умеющим точить посуду, обычно более тонкостенную и имеющую более сложные очертания профиля. Чтобы точить румпы, привычному к глине гончару достаточно упражняться на круге несколько дней. Таков преобладающий тип румпы второй половины XYII-го века. Для угловых, парных или полуторных изразцов «наугольников», применявшихся с этого же времени, обычно делались несколько измененные румпы. «Городки» печей и мелкие изразцовые пояски «перемычки» имели вместо румпы особые зацепные ушки ).
Помимо конструктивного значения при сушке и креплении изразцов, румпы древнерусских изразцов являются исключительно ценным материалом для распознавания самих изразцов. Различные типы коробчатой румпы красных изразцов первой половины XYII-го века и фасонной румпы поливных изразцов второй половины того же столетия, отсутствие у первых и наличие у вторых оформленных углов – уже сами по себе помогают ориентироваться в типе и датировке изразца.
Приводимые рисунки профилей изразцовых румп второй половины XYII-го века дают возможность дифференцировать соответственные изразцы по различным районам производства. Оригинальность и неповторимость в других районах румпы изразцов Великого Устюга, с которыми автор настоящей работы первоначально знакомился как с анонимными в музее, помошли ему установить по этому и ряду других признаков существование на севере одного из крупных самостоятельных центров изразцового производства, которое может быть объединено понятием Северо-двинской школы
4. Изразец в архитектуре русского средневековья
Древнерусский изразец заметен и любим и в музейной экспозиции, и в архитектурном декоре – привлекает нарядностью, сочной декоративностью сюжетов, орнаментов, яркими цветами, звучность которых подчеркнута блестящей фактурой поливной керамики. Добротность исполнения затейливых орнаментов свидетельствует о высоком мастерстве древнерусских керамистов и тонком владении технологией, в то же время некоторая грубоватость и наивность их, в особенности сюжетных изображений, отчетливо проявляет ремесленный характер этих изделий народного искусства, не только радующих глаз, но повествующих многое о художественном сознании той эпохи.
Русский изразец – знаковое явление культуры позднего русского Средневековья. Сам по себе этот невеликий предмет архитектурной пластики (со стороной примерно от 15 до 30 см), не выдержит сравнения с монументальной архитектурой по своей концептуальной значимости.
Но, будучи первоначально элементом архитектоники фасада, он возник как одно из средств выражения художественно- эстетической идеи, традиции понимания в Древней Руси красоты как божественной “благости”, так как считалось, что земная красота, выраженная в украшении храма, «есть отражение небесной красоты, истины и святости».
В храмах Владимиро-Суздальской Руси домонгольского периода все плоскости стен были покрыты белокаменной резьбой. Наследием этого великолепия в раннемосковских храмах остался белокаменный резной фриз. Резьба по камню была весьма трудоемкой и длительной работой. Знакомство с технологией изготовления кирпича в XV в. создавало условия для расцвета нового вида архитектурного декора – терракотовых плит. Возможность за короткое время оттиснуть в резной форме и обжечь серию повторяющихся элементов не только сокращала срок выполнения декора, но и позволяла значительно улучшить его художественные достоинства.
Строго говоря, терракотовые плиты – еще не изразцы, а их предвестники. Плоские, как кирпич, они декорированы высоким, массивным рельефом, ведь их рисунок должен быть различим с очень большого расстояния.
Архитектурная терракота XIII–XIV вв. и в готической архитектуре, и в переходный период от готики к Ренессансу широко применялась в Западной Европе, и особенно в Италии. Строительство многих русских памятников конца XV–XVI вв., украшенных поясами из терракотовых плит, связано с деятельностью итальянских архитекторов, определивших стилистику орнаментов терракотовых фризов, новизну ренессансныхd dмотивов – это пальметты, крины-трилистники, стилизованные дельфины, профильные терракотовые детали: каблучки и полочки, украшенные акантом, овами, бусами, зубчиками.
В эстетическом плане керамический архитектурный декор имел такое же важное художественное значение, как фрески или иконы. Был даже эпизод в XVI в., когда в декоре княжеских соборов (Успенском в Дмитрове и Борисоглебском в Старице) появились керамические иконы: “Распятие” в виде киота и круглый рельеф “Чудо Георгия о змие” из полихромных поливных изразцов. Предполагается, что их выполнили приглашенные керамисты-иностранцы.
Трудно установить сегодня было ли это единичным эпизодом в русской архитектуре XVI в. Но традиция украшать изразцами фасады храмов и богатых жилых строений была продолжена и развита в русской архитектуре XVII века.
Параллельно с архитектурной фасадной керамикой примерно в последней четверти XVI в. в гончарных слободах зарождалось производство печных изразцов.
В процессе художественной эволюции в течение нескольких веков изразец постепенно утратил свое подчиненное фасадному декору положение и, приобретая все более утилитарный характер, переместился в интерьер, став исключительно принадлежностью малых форм архитектуры. Покрывая значительную площадь облицовки печей, а в поздний период еще и стен, изразец находился в состоянии перманентного развития, и на его трансформацию оказывали влияние многие аспекты. Перенос изразца с небесной высоты фризов и барабанов церковных глав на уровень человеческого взгляда решительно преобразовал качество его орнамента: уменьшились размеры, орнамент стал мельче, появились жанровые или батальные сценки, их дополнили надписи. Конструкция изразца, форма рельефа, способ отделки его поверхности, цвет поливы, виды изображений – все эти характеристики изменялись соответственно сменам стилей декоративно-прикладного искусства и форм архитектуры печей. Своеобразная система отбора западноевропейских мотивов и их частичной переработки русскими мастерами привела к формированию устойчивых специфически русских форм орнаментов, в которых иногда зарубежные прототипы угадывались с трудом.
Процесс зарождения производства собственных изразцов в XVI веке, когда была особенно сильна роль Москвы в становлении общерусского искусства, отражает всю систему функционирования архитектурно-художественных работ и смежных с ними ремесел, происходивших на протяжении XVI–XVII вв. под руководством Приказа каменных дел. Централизованное руководство приводило не только к единообразию изразцовых изделий на весьма обширной территории Московской Руси, но и к нивелированию самобытности развитых ранее школ (например, псковской, сформировавшейся еще в XIV веке) и унификации продукции на всей территории России, что вообще позволяет определить русские изразцы XVI–XVII веков как явление московской культуры. Приказ каменных дел строго регламентировал использование рабочей силы на строительстве. Если по царскому указу начиналось крупное строительство, лучшие мастера созывались со всех городов на весь срок строительства, отказываться никто не мог. Обычай собирать мастеровых людей вместе создавал условия для взаимообмена информацией. Возвращаясь домой, мастера привозили с собой новые веяния, технологические и орнаментальные новшества. С расцветом изразцового искусства в XVII в. в городах, где имелось кирпичное производство и велось обширное строительство, стали возникать местные изразцовые центры. Наиболее крупные из них: – Ярославль, Смоленск, Псков, Балахна, Владимир и Суздаль, Калуга и северные города – Соликамск, Великий Устюг и др. Небольшие очаги местного изразцового промысла имелись во многих крупных монастырях, иногда возникали временные мастерские, функционирующие в период крупного строительства, как, например, в Муроме в 30-е гг. XVII в.
Нередки случаи, когда для налаживания местного производства, для повышения квалификации местных мастеров, для выполнения большого заказа из Москвы на временную работу приезжал опытный мастер-изразечник и привозил свои изразцовые формы. Таким образом, распространение технологических приемов, иконографии орнаментов чаще всего происходило тоже централизованно, а центром была Первопрестольная. До XVII в. в России, пожалуй, не было специализированной профессиональной группы, занятой только изготовлением изразцов. Эту работу выполняли мастера Гончарной слободы: горшечники, гончары, каменщики, печники, то есть все, кто имел отношение к обжигу глиняных изделий и кирпича, ведь изразцы первоначально выпекали из той же по составу глиняной массы, что и кирпич. Промысел носил семейный характер, во дворах устраивали помещение для сушки сырых оттисков, горн для обжига, приспособления для обработки глины и пр. Эти маленькие мастерские именовались в XVII веке “заводами”.
В Приказе имелся и список необходимого оборудования для них. Формы, в которых делали оттиск изразца, чаще всего, были деревянными, но бывали и глиняные, их называли «станок». Формы резал резчик, оттиск и обжиг – гончар, он же был и «ценинником», или «мурамлеником». Ремесло это было уважаемым, а ремесленники пользовались льготным положением «беломестцев», не облагаемых налогами («тяглом»), как посадские жители.
В начале 30-х гг. XVII в. многие храмы условно называемого русского узорочья были украшены зелеными глазурованными изразцами, помещенными в специальные ниши в кирпичной кладке. Именно в это время для обучения русских изразечников «из-за литовского рубежа» в Москву был выписан опытный муравленик Орнольт Евернер. Чуть позже профессиональные керамисты появились на Руси благодаря патриарху Никону. Он пригласил белорусских, польских, литовских мастеров, хорошо владеющих технологией приготовления цветных эмалей, еще неизвестных в России, создал специальную мастерскую в Иверском Валдайском монастыре. Начав строительство каменного храма Воскресения в 1658 г., Никон перевел эту мастерскую в Новый Иерусалим под Москвой и перевез туда иноземных керамистов. Среди них известны мастера высокого класса: поляк Петр Иванович Заборский, белорусы Степан Иванов по прозвищу Полубес, Игнатий Максимов, их имена много раз упоминаются в документах, связанных с самыми ответственными строительными работами. Эти мастера и работавшие с ними русские ученики за восемь лет создали в Новом Иерусалиме пять ордерных изразцовых иконостасов, наличники окон, керамические порталы, декоративные пояса, надписи. В процессе совместной работы они воспитали опытных русских специалистов, которые перенимая западноевропей-ский художественный опыт, в дальнейшем перерабатывали его на основе собственных представлений.
Взятые из слобод ученики начинали работу с простейших операций: один краски растирал, другой их “наводил”. Керамические краски делали из окислов металлов и различных добавок, их растирали в порошок и, смешивая с водой, наносили на заданные места. При обжиге краски оплавлялись, в зависимости от температуры обжига приобретали цвет и растекались по поверхности окрашиваемого участка орнамента. Работники в учениках ходили по семь лет, и лишь когда они досконально овладевали мастерством приготовления полив, им доверяли наносить отдельные цвета на уже готовые изразцы. Форму для изразца изготавливал резчик, но орнамент, по-видимому, задумывали они вместе с мурамлеником, – специалистом приготовления полив.
После опалы и низложения Никона работы в Новом Иерусалиме были приостановлены, а специалистов царь перевел в Москву, в ведение приказа Большого дворца. Самых лучших: Степана Иванова-Полубеса, Игнатия Максимова, взял к себе в Оружейную палату, остальные поселились в московской Гончарной слободе. Степан Иванов, сделавший на фасаде абсиды главного алтаря фриз “Павлинье око”, используя те же формы, впоследствии выполнял такие же фризы для Покровского собора в Измайлове (1669–1683), церкви Григория Неокесарийского на Большой Полянке (1668–1675), для Надвратной церкви Андреевского монастыря в Москве (1675). Затем износившиеся формы были обновлены и послужили для выполнения фризов в Успенском соборе Иосифо-Волоколамского монастыря (1688–1694). В Новом Иерусалиме производство изразцов не умерло, там осталась изразцовая мастерская, которой суждено было продолжать керамические работы не одно столетие и по украшению храма, и по реконструкции ранних облицовок, и печи изразцовые ставить. Сначала руководителем был “золотых, серебряных, медных, ценинных и всяких рукодельных хитростей” мастер Петр Иванович Заборский, работавший в монастыре на Истре до конца жизни.
Условия работы русских и западных керамистов сильно отличались. В Западной Европе, где была твердо устоявшаяся торгово-промышленная среда с очень большим количеством ремесленников, организованных в цехи, на художественный процесс оказывала воздействие конкуренция. В каждом городе было несколько цехов, строго деливших рынки сбыта. Право торговли в своем или чужом городе регламентировалось предписаниями. Соперничество между цехами стимулировало керамистов к расширению ассортимента и обеспечивало неповторяемость изделий разных цехов. Богатые заказчики, как правило, желали помещать свои портреты на фасадах печей, поэтому портретные изразцы имели индивидуальные формы, продукция западных цехов была столь разнообразна, что говорить о своеобразии изделий отдельных цехов вообще трудно.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
