74123-1 (697593), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Лет до ста расти
нам без старости!
...Славьте, молот и стих,
Землю молодости! —
В звонких стихах Маяковского, которого уже не было в живых, в лозунгах "Жить стало лучше, жить стало веселее!", в мажорных маршевых ритмах, в песнях, льющихся из репродукторов на улицах и площадях, во всем тонусе жизни, стимулировавшемся также и киноискусством, довлели радость и бодрость. Они же в свою очередь накладывали отпечаток оптимизма и ликования на все искусство, в котором все ярче и локальнее обозначались и другие тенденции.
В связи с ужесточением и размахом кампании "борьбы с формализмом", которая обрушится разгромными статьями "Правды" против Д. Д. Шостаковича, а далее закрытием театра и арестом В. Э. Мейерхольда, запреты по "эстетическим" причинам начинаются в кино.
В 1935-м запрещен фильм "Прометей" Ивана Кавалеридзе — произведение сугубо "авторское", в стиле этого старого мастера, скульптора и поэта. В 1936-м запрещена картина "Строгий юноша" Абрама Роома по сценарию Юрия Олеши, выдающаяся по своим художественным качествам. Продолжая тему советской семьи и любви, начатую еще в "Третьей Мещанской", фильм рисовал некий новый любовный треугольник: пожилой знаменитый хирург из "привилегированных" — его молодая жена — комсомолец-спортсмен ("строгий юноша"), у которого с этой красавицей "из высшего света" завязывается вполне платонический роман-дружба. Действие развертывалось на фоне роскошной приморской дачи профессора, молодежных клубов и скромных городских квартир, было полно оригинальных новаторских решений и своеобразной красоты.
На экране конца 1920-х — начала 1930-х годов уже вовсю орудуют затаившиеся враги с чужими паспортами, жены, скрывающие свое контрреволюционное прошлое и разоблачаемые ЧК, мужья, связавшиеся с иностранной разведкой, поджигатели из кулаков, председатели комитетов, а на деле бывшие стражники и жандармы.
Тема "ожесточенной классовой борьбы в деревне" начинается очень рано, задолго до сплошной коллективизации. Буквально в каждом третьем фильме разоблаченных врагов приводят к пролетарскому суду, в ЧК, к расстрелу.
Фильмы, где действует замаскировавшийся и далее разоблаченный враг, количественно преобладают в репертуаре 1930-х, пока война не видоизменит сюжет конфронтации двух миров.
Единообразие этих лент устойчиво, но всё нагнетаются ужасы преступлений, всё более зверскими и дерзкими становятся враги, как это следует из новых и новых экранных историй.
"Вражьи тропы"... Автор этих строк помнит афиши и рекламы с огромным портретом улыбающегося артиста Б. Тенина. Обаятельный Тенин играл идеально-положительного героя-колхозника; его антагониста, классового врага Иннокентия, пробравшегося в колхоз, играл А. Абрикосов, который специализировался именно на этом амплуа. Через несколько месяцев после "Вражьих троп" в 1935 году на экраны выходит фильм "Партийный билет" Пырьева, где враг-оборотень — рабочий парень-сибиряк Павел Куганов, а в действительности кулацкий сын Зюбин — пробирается в ударники, обольщает честную работницу (старый надежный мотив!), крадет у нее по заданию шпионского центра партбилет, устраивает на заводе аварию, пытается пробиться на военный завод, чтобы беспрепятственно вредить и организовывать диверсии, пока не разоблачается дружным трудовым коллективом.
Не все, к сожалению, зрители имели нормальное нравственное чутье, как О. Э. Мандельштам, возмутившийся фальшью "Вражьих троп"2. Сюжет о замаскировавшемся враге не только распространен, но и любим массовым зрителем, он держится вплоть до 1980-х годов: американские шпионы ("Смерть на взлете"), недобитки фашистских разведок, которые, несмотря на свой глубоко преклонный возраст, ухитряются жениться на честных советских женщинах и жить припеваючи под другими фамилиями.
Фильм "Вражьи тропы" режиссеров О. Преображенской и И. Правова был экранизацией романа некоего И. Шухова "Ненависть", посвященного классовой борьбе в Казахстане. Название символично. Это была школа ненависти и подозрительности, которую успешно проходил в залах кинематографа советский человек.
К сожалению, цвет художественной интеллигенции, таланты, за поистине редким исключением, приложили руку к этой многолетней деятельности.
Напомним, что в "Земле" — одном из всемирно прославленных, классических шедевров советского кино, о котором шла речь выше, — 1929-й, год великого перелома, трагический и истребительный для Украины, предстает как противоборство Зла, воплотившегося в гаденькой фигурке завистника, пасынка природы, кулацкого сына Хомы, и Добра-Красоты-Природы, олицетворенных в колхозном бедняке Василе. Мерзкий, дергающийся Хома в пароксизме великой зависти к колхозу, мочится в колхозный трактор, а лунной ночью, когда весь мир играет мистерию любви и оплодотворения, предательским выстрелом убивает красавца Василя, и теперь его одинокая невеста, ожидая в хате, мечется, голая, в неудовлетворенном порыве желания...
В "Аэрограде" того же Довженко (1935) действие развертывается на Дальнем Востоке. Герои — два потомственных охотника, бывших партизана, участники волочаевских боев. Но один из них, Худяков, оказывается завербованным японской разведкой предателем, убийцей, пособником диверсантов. Потомственный охотник, не дрогнув, расстреливает старого друга — предателя.
В "Крестьянах" Ф. Эрмлера (1935) выписан один из первых портретов врага-интеллигента. В роли последнего — замаскировавшийся колхозный животновод Герасим Платонович, наделенный всеми признаками "художественной натуры": он играет на дудочке, сочиняя красивые мелодии, обожает жену — честную колхозницу Варвару. Для Эрмлера после Герасима, диверсанта и убийцы под личиной лирического героя, прямым был путь к двухсерийному "Великому гражданину" (1937–1939) — одному из самых сложных и страшных фильмов за всю историю советского кино. На очень высоком уровне психологического анализа талантливейший фильм дал абсолютно фальшивую, искаженную историю так называемой ленинградской оппозиции и "дела Кирова", завершившегося убийством "любимца партии" — в образах организаторов убийства Бровского — О. Жакова и Карташова — И. Берсенева узнавались черты Бухарина и Зиновьева.
Кинематографисты не щадили и своего брата интеллигента, особенно с поэтическими наклонностями. Сценарий "Ошибка инженера Кочина" (1939) написан знаменитым после "Зависти" сценаристом Юрием Олешей. Фильм начинается монологом пожилого человека, доверительно рассказывающего кому-то о своих снах. Сны красивы. Человеку снятся сад, цветы, любимая дочь. По замыслу автора камера должна перейти с крупного плана на общий: обнаруживается, что этот лирик — опаснейший резидент, грязный наймит иностранной разведки, его разглагольствования о садах и цветах, типичная речь бывших людей, всех этих Иванов Бабичевых, Кавалеровых (его же, Олеши, героев "Зависти")— сознательная мимикрия врага.
Почти нет ни одного произведения на современную тему (в литературе, в кинематографе, в театре), где не было бы тайного злодея. Вариант комедий Пырьева и Александрова, в которых место этого злодея, антипода положительного героя, занимает какой-нибудь глупый и смешной Кузьма в "Свинарке и пастухе" или жалкий антрепренер Кнейшиц, иностранец, в "Цирке", это самое невинное и щадящее воплощение темы.
Исторический жанр все более и более подчиняется схеме, которую следовало бы назвать концепцией о революции как о венце всей предыдущей истории. Разумеется, из Пантеона героев прошлого выбираются те, кто готовил сбывшееся счастливое настоящее. Всегда найдется тайный лазутчик, перерожденец, оборотень и враг народа — будь то царственный отпрыск Алексей или предатель псковский воевода Твердила, отдавший родной город псам-рыцарям из Тевтонского ордена. Маскарад закономерен: на материале истории вырабатывается новая мифология, "конечность" достигнутого социального мира сменяется бесконечностью классовой борьбы.
Пропагандистско-демагогическая казуистика сталинизма, все эти "антагонистические" и "неантагонистические" классы, "прослойки" и прочее — лишь уточнения для вечной темы вражеской тайной подрывной работы. "Классовый враг" — это понятие в 1930-х годах безгранично расширяется. Враг — оппозиционер, меньшевик, уклонист, космополит, любой инакомыслящий по подозрению — интеллигент.
Смена персонажей-врагов такова:
1. 1917–1923: дореволюционные верхи, белая гвардия.
2. 1923–1932: кулаки, скрытые белогвардейцы, первые резиденты.
3. 1930-е: иностранные специалисты (спецы), работающие по контрактам на советские пятилетки; оппозиционеры и уклонисты, троцкисты, зиновьевцы, агенты западных и восточных разведок.
Особо следует отметить как принципиально важные и еще никак не проанализированные в искусствоведении положения, что советское искусство в целом, и прежде всего киноискусство, открывает тему притаившегося и требующего уничтожения внутреннего врага (он же посланец внешнего окружения) задолго до массовых посадок. Методичной пропагандой, круговой атакой массового сознания и громким воздействием на него подготавливается 1937 год — приходится признать это со всей горечью.
Список литературы
1. История советского кино: В 4 т. Т. 2. М., 1973. С. 177–178.
2. Подробнее см.: Зоркая Н. Осип Мандельштам о кинематографе // Искусство кино. 1988, № 4. С. 84.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
