59794 (673348), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Одним из главных новых поручений, которое Брюс перепоручил Татищеву, было написание «географии». «География», как и «геометрия» перед этим, также ориентировалась на актуальные практические задачи. Татищев упорно подводил к тому, что переход к подушной подати был крайне неудачным решением, угрожающим развитию экономики страны, поскольку страдали от него прежде всего наиболее предприимчивые землевладельцы. Подушная подать являлась и решающим шагом к окончательному, закрепощению крестьян, привязанных теперь не к земле, а только к господину. Это были первые выражения критики системы крепостничества через пропаганду форм, более «способствовавших пользе Отечества».
Именно работа над «географией» привела Татищева к необходимости заняться историей: надо было объяснить, как те или иные территории вошли в состав России, каковы истоки вошедших в нее народов, и т.д. Но приступить к реализации этой задачи Татищев не смог. Его перебросили на совсем иное дело.
В 1718—1720 гг. в России шла перестройка центральных органов, в частности создавались коллегии и вырабатывался их статус. В конце 1718 г. была учреждена Берг-коллегия, во главе которой был поставлен Брюс. «Горными советниками» стали выходцы из «дальнего зарубежья». В деле они в большинстве своем не разбирались, но как иностранцам им, согласно установлению Петра, платили в три раза больше, нежели природным русским, будь он и семи пядей во лбу. В начале 1720 г. на уральские заводы был направлен саксонец Иоганн Блиер. За 20 лет пребывания в России он язык не освоил, да и был специалистом «узкого» профиля. В помощь ему направили Татищева. На него возлагали все хозяйственные дела, выявление причин развала и сокращения производства, а также рассмотрение тяжб, в частности между чиновниками, предпринимателями, а также между казенными и частными заводами.
В донесениях Татищев рисует картину совершенного развала: все обкрадывают государство и друг друга, кругом совершенное беззаконие, никто не болеет за дело. И в каждом донесении предложение: как увеличить «прибыток» казне. Надо заинтересовать рудознатцев, более целесообразно разместить заводы, обновить строения и оборудование, улучшить или проложить новые дороги ради удешевления перевозок, целесообразней расположить старые и новые ярмарки (в частности, на границе с поселениями башкир, дабы русские и башкиры привыкли мирно жить рядом). И всюду школы, школы. Отныне это станет его постоянной задачей. Куда бы ни направляли Татищева, он в числе' первых дел обязательно открывает школы — «высшие» и «низшие», различной направленности и для разных сословий и национальностей.
Все предложения Татищева, предусматривавшие резкое увеличение производства меди и железа, были точно просчитаны и являлись совершенно реальными. Что-то он начинал делать, будучи убежденным, что коллегия задним числом одобрит и поддержит. Но получилось иное: коллегия ничего не поддержала. Через два года Татищеву пришлось отвечать на вопросы, почему он не сделал того, что он предлагал сделать, а его планы будет реализовывать де Геннин. Выявилось, что кто-то внимательно просматривал его переписку, особенно если дело касалось заводов Демидовых.
Частные предприниматели, как и во все времена, естественно, стремились получить прибыль не только за счет производства, но и за счет казны. Татищев попытался защитить казенные интересы, и на него потекли доносы. К тому же советников Берг-коллегии раздражала независимость Татищева, его неприятие немецко-голландской терминологии, пронизывавшей переписку чиновников. Нынешний Екатеринбург, начало которому положил Татищев, у него назывался «Екатерининск» (в честь супруги Петра). Онемеченная бюрократия победила, добавив «бург». Татищев до конца дней держался своего варианта названия города.
Демидовы, с которыми Татищеву пришлось столкнуться на Урале, имели покровителями главных казнокрадов страны — Меншикова и Апраксина. Да и сам Петр благоволил родоначальнику династии — Никите. К тому же Татищев попытался привлечь к делу специалиста, наказанного самим Петром за причастность к делу царевича Алексея. Де Геннин был направлен Петром на Урал, дабы защитить интересы Демидова и дать дополнительный материал на Татищева. В отчете де Геннин честно доносил Петру, что в тяжбе с Демидовыми Татищев целиком прав: Демидов желал бы разорения казенных («Ваших») заводов, а Татищев старался их поднять, подкупить Демидов Татищева не смог. И как бы извиняясь: «Я онаго Татищева представляю без пристрастия, не из любви или какой интриги, или б чьей ради просьбы, я и сам рожи его калмыцкой не люблю, но видя его в деле весьма права, и к строению заводов смышленна, разсудительна и прилежна».
Сенат оправдал Татищева, определив взыскать в пользу Татищева с Демидова 6 тысяч рублей (его годовое жалованье было 180 рублей). Татищев должен был снова вернуться на Урал, заменить там де Геннина. Теперь он стремится вырваться отсюда, так как ему пришлось бы работать под началом Михаэлиса, тупость и амбициозность которого раздражала и де Геннина. В конце 1723 г. он возвращается в столицы и впервые ищет возможности отказаться от повторного назначения. В начале 1724 г. Татищева принимает Петр. Он ведет с ним беседы об училищах Академии наук, по разным вопросам практической деятельности. Снова обсуждался вопрос о «землемерии». У Татищева относительно этого не только было оригинальное мнение, но и имелся неистощимый запас проектов (многие из которых будут осуществлены уже в XIX в.). Не решая окончательно вопроса об Урале, Петр берет Татищева ко двору. В «птенцах» он явно разочарован. Нужны не просто верные, но знающие и государственно мыслящие люди.
Между прочим, к идее создания Академии наук и приглашения «в профессоры» иноземцев Татищев относился отрицательно, о чем прямо и сказал Петру: «...без нижних школ академия оная с великим расходом будет бесполезна». После смерти Петра Академию основали, а «нижние» школы не открывались и приходили в упадок те, что ранее были созданы.
Уральские дела, естественно, тоже интересовали Петра: оттуда шла медь (в том числе на деньги, которыми заменяли серебро), железо и разные минералы. Строгановы вошли к царю с ходатайством передать «охочим людям» некоторые казенные рудники. Петр предложил Татищеву составить проект условий, на которых это можно было сделать. Воспользовавшись случаем, Татищев изложил свое видение этой проблемы вообще. Он полагал, что за казной надо оставить только крупные заводы, руководство которыми может быть обеспечено достаточно подготовленными и заслуживающими доверия людьми. Остальные следует продать «охочим людям», компаниям, создать нечто вроде акционерных обществ, членами которых могли быть и советники Берг-коллегии. Геннин выступил против предложений Татищева (оговорив, впрочем, что в случае согласия с проектом он хотел бы взять на себя какие-то заводы). Петр согласился с Татищевым, но считал такое мероприятие несвоевременным.
Летом 1724 г. Татищев получил звание советника Берг-коллегии. Коллегия настаивала на его возвращении на Урал. Но Петр не подписал назначения. Он направил Татищева в Швецию. Официально — изучать опыт в военной и гражданской областях. Были и «секретные дела»: выяснить возможность поддержки герцога голштинского Карла-Фридриха, жениха Анны Петровны, в его претензиях на шведский стол.
Смерть Петра сразу заставила Татищева почувствовать, как ненадежно положение ревностного слуги государства, когда оно зависит лишь от первого лица. Преемники Петра брали иной курс. Его постоянные предложения, которые он подсылал из Швеции, уже никого не интересовали. Делая разные приобретения для казны, Татищев брал деньги в долг, но Коллегия ничего ему не высылала. Он смог выехать из Швеции лишь в 1726 г., когда деньги, наконец, были получены.
Берг-коллегия, из которой Брюс вынужден был уйти, усиленно толкала Татищева назад, на Урал, и далее, в Нерчинск (на серебряные заводы). По существу речь шла о ссылке. Но она не состоялась. Видимо, содействие Татищеву оказал Д.М.Голицын, несомненно самый видный из «верховников» и наиболее государственно мыслящий деятель при дворе. Татищев познакомился с ним, еще будучи в Киеве в 1710 г. В 20-е годы он постоянно занимался в его обширной библиотеке, о чем позднее вспоминал, указывая источники некоторых оригинальных сведений своей «Истории». У них было много общего во взглядах на происходящее, особенно в экономической области. Так или иначе, но в 1727 г. Татищев получает назначение на Московский монетный двор. Обычно Татищев воспринимает свою задачу не как техническую, а как экономическую — остановить инфляцию, стабилизировать денежное обращение. Именно в этом он обычно имел союзником Д.М.Голицына. Но успешно начатое новое дело скоро пришлось оставить из-за внезапно разразившихся событий 1730 г.
Накануне своей свадьбы в январе 1730 г. скончался Петр II, сын царевича Алексея, что ослабило позиции Долгоруких. В обществе заговорили о необходимости ограничения деспотизма и самодержавия. Но прорывались и возражения: а не появится ли вместо одного тирана несколько? Главное, что вызывало беспокойство широких слоев дворянства, — закрытость Верховного тайного совета, где обсуждались важные для всех проблемы. В бурные недели 1730 г. дворянство в основном было расколото на два лагеря. Монархистов возглавляли Ф.Прокопович и А.Кантемир. Татищев же, по выражению Прокоповича, оказался в стане «мятежников».
«Верховники» по инициативе В.Л.Долгорукого и Д.М.Голицына решили пригласить из Курляндии вдовствовавшую там племянницу Петра I Анну Ивановну, ограничив ее власть особыми «кондициями». Пока кортеж Анны Ивановны двигался из Митавы, в Москве проходили большие и малые собрания, в которых чаще всего шуму было больше, нежели аргументации. «Верховные» допустили большую ошибку, скрывая свои намерения от дворянства, в среде которого могли бы найти и сторонников. Но они и сами не были едины, и практически все иноземцы тайно или явно ориентировались на самодержавие. Татищев проявляет большую активность, отыскивая возможные материалы «конституционного» устройства. Он запрашивает текст шведской конституции, находит материал об ограничении власти Михаила в 1613 г. особой «записью», представляя подобные записи «помощью» монарху. Позднее Татищев в особой записке расскажет о многодневных заседаниях, на которых вырабатывалось отношение к «кондициям». «Мятежники» в конце концов согласились с «монархистами» в том, что целесообразно отвергнуть «кондиции» и восстановить единодержавие. Но в записке сохранилась положения, фактически ограничивающие самодержавие. Разбирая этот документ, Плеханов замечает, что «Татищев сам не знал, чего, собственно ему хотелось: он, защищавший в теории самодержавие, пишет конституционный проект», а затем то уговаривает конституционалистов согласиться с монархистами, то готов прочесть перед Анной Ивановной челобитную дворян. М.Н.Покровский увидел в этих колебаниях неумение «отличить конституционную монархию от абсолютной». Действительно, Татищев в данном случае исходил не из теоретических формул, а из соображений целесообразности, как он ее понимал. На него, в частности, не могло не влиять то обстоятельство, что именно в связи с рождением Анны Ивановны он был в 1693 г. принят ко двору.
По своим воззрениям Татищев был приверженцем теории естественного права, толкуя ее во многом более логично и последовательно, чем английские и немецкие предшественники. Поскольку государство — результат «общественного договора», воплощение «общей пользы» и «всеобщего блага», выбор формы правления должен соответствовать провозглашенной задаче. Форма же должна выбираться «согласием всех подданных, некоторых персонально, других через поверенных, как такой порядок во многих государствах утвержден». Сопоставляя относительные достоинства и недостатки монархии, аристократии и демократий, Татищев подчеркивал, что «из сил разных правительств каждая область избирает, разсмотря положение места, пространство владения и состояние людей, а не каждое всюду годно или каждой власти может быть полезно». Псков и Москва и в этой связи направляют мысль Татищева: «В единственных градех или весьма тесных областях, где всем хозяевам домов вскоре собраться можно, в таком демократия с пользой употребиться может, а в великой области уже весьма неудобна». Там, где нет особенной внешней угрозы, «как то на островах и пр.», может быть полезным и аристократическое правление. Для этого, однако, народ должен быть достаточно просвещен.
Россия, конечно, в две первые группы не попадает. «Великие и пространные государства, для многих соседей завидующих, оные ни которым из объявленных правиться не может, особливо где народ не довольно учением просвящен и за страх, а не из благонравия или познания пользы и вреда закон хранит, в таковых не иначе как само- или единовластие потребно». В России Татищев видит и низкий уровень просвещения, и сепаратизм отдельных областей, преодолеть который в состоянии только сильная центральная власть, а таковая виделась в форме единовластия. Однако, сделав такое заключение, Татищев предлагает «пункты», фактически монархию ограничивающие. Он предусматривал, в частности, создание двух палат: «Вышнего правления» из 21 персоны и «другого правительства» из 100 человек для занятий «делами внутренней экономии». «Упалые места» должны были замещаться «путем голосования» дворянами и чиновниками соответствующих служб. Татищев, как бы отталкиваясь от практики предшествующих десятилетий, надеялся, что «чрез сей способ можно во всех правлениях людей достойных иметь, несмотря на высокородство, в которых много негодных в чины производят».
Монарх обладает исключительным правом издавать законы. Татищев с этим согласен. Но поскольку «намерение государя не в чем ином, как в пользе обсчей и справедливости состоит, так оное точно наблюдать должно». Законы, следовательно, должны соответствовать общей пользе и справедливости. А обеспечить это одному лицу не под силу. Поэтому проекты законов должны предварительно рассматривать ведомства и выборные органы, а затем уже готовый проект представляется на утверждение государю. Но предлагая ограничение и исполнительной, и законодательной власти монарха, Татищев предусмотрительно квалифицировал это как «помощь»: Анна Ивановна «как есть персона женская, к так многим трудам неудобна, паче же ей знание законов недостает». Когда в 1743 г. Татищев направил эту «записку» в Сенат, на троне была другая «женская персона», а затем треть века и еще одна. И никто из них не жаждал «помощи» во имя всеобщего блага: вполне обходились «помощью» «голантов».
В.Л.Долгорукий и Д.М.Голицын заблуждались, надеясь, что Анна Ивановна будет более привержена русским традициям, чем Петр. Прусский посланник Марфельд уже в феврале 1730 г. доносил, что императрица «в душе больше расположена к иностранцам, чем к русским, отчего она в своем курляндском штате не держит ни одного русского, а только немцев». Поначалу, не чувствуя себя уверенной, она вроде бы пыталась заигрывать с русским дворянством. Была создана даже комиссия, в задачу которой входило уравнять жалованье русским служилым людям с немецкими. Но сразу же создается придворный Измайловский полк, в котором даже и солдат русских не было. А затем, по выражению Ключевского, «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные места в управлении».