58867 (672829), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

В сентябре 1928 г. Хлебоцентр, приступив к контрактации яровых сортовых посевов 1929 г., наметил охватить площадь посева в 2,5 млн. га. К контрактации, согласно его планам, должны были привлекаться «исключительно целые земельные общества и труппы смежных земельных обществ». В ходе контрактации предусматривалось создание новых колхозов, товариществ и пр. объединений.

При всей грандиозности замыслов уже осенью 1928 г. выявились слабые стороны контрактации, которые, затрудняли ее проведение. Прежде всего, незначительность выделенных авансов, что сильнейшим образом подорвало доверие крестьян. Не оправдала себя и практика распределения авансов по трем категориям: бедняк, середняк и зажиточные.

Надевая хомут на крестьянство с помощью кооперации, государство подминало под себя и ее самоё, <из-за чего страдала в первую очередь заготовительная работа кооперации. Начиная еще с 1926 г. государственное регулирование ее деятельности обернулось некомпетентным вмешательством. В результате: систематическое урезывание планов сельскохозяйственной кооперации как в центре, так и на местах, сокращение хлебозаготовительной сети кооперации, административное вмешательство в ее хлебозаготовительную работу.

Государственные органы свое вмешательство в работу кооперации объясняли необходимостью создания единого согласованного фронта заготовительной работы. А кооперация, по их мнению, сплошь и рядом работала по своему усмотрению, а не по инструкциям свыше. Так, кооперативы, находившиеся в глубинных пунктах, покупая хлеб, обычно оплачивали его доставку до пристанционной ссыпки по цене, превышавшей фактическую стоимость провоза, создавая тем самым реальную выгоду для крестьян.

Контрактация в итоге создавала единый фронт хлебозаготовок, но исчезала гибкость кооперации под тяжестью единых инструкций и ценовой политики государства.

Государственная политика сознательной интервенции кооперативоподобных идей в деревню со второй половины 20-х годов привела действительно к мощному распространению контрактации.

Контрактация быстро превращалась во всепожирающего зверя. Из Колываковского района Новосибирского округа весной 1930 г. сообщали, что случались такие факты, когда, например, коммуне по законтрактованному посеву предлагалось во время хлебозаготовки сдать все вплоть до семенной пшеницы, после чего крестьяне вынуждены были заново завозить семенной материал.

В июле 1930 г. Народный комиссариат торговли РСФСР в секретной сводке «Торговая конъюнктура РСФСР и районов в июне месяце 1930 г.» подготовил обзор о ходе хлебозаготовок по контрактационным договорам. В нем, в частности, сообщалось, что «особенно плохо обстоит дело с закреплением контрактационных договоров в индивидуальном секторе». Так, на Северном Кавказе оказалось закрепленными лишь 17,5% площади посева индивидуального сектора, а на Нижней Волге и того меньше – 7,5%, Анализируя причины такого положения, комиссариат пришел к выводу, что это объясняется слабостью низовых звеньев системы сельскохозяйственной кооперации, распространенным мнением, что хлеб будет заготовлен и без контрактации, недостаточной помощью местных общественных организаций, медленной выдачей авансов, и «кулацкой агитацией», а также «допущенными в прошлом году ошибками при проведении контрактации». Вскользь упоминались и иные, на мой взгляд, более важные причины. Так, в некоторых районах Воронежской области крестьяне отказывались заключать договоры на том основании, что при проведении заготовок 1929 г. «с контрактационными договорами и установленными нормами не считались». Нетрудно догадаться, что за этим стояло: заготовители выгребали столько, сколько нужно.

Важно заметить, что контрактация допекла не только состоятельные слои деревни, но и бедноту. Так, из Ульяновской области сообщали, что «крестьяне неохотно идут на – контрактацию, имеются факты отказа от контрактации групп бедноты и земельных обществ», Составители упоминавшейся сводки в данном случае выдвигали еще две причины: пониженные виды на урожай, и главное – «слабость самой контрактующей системы». Под этим можно понимать массу факторов вплоть до самого настоящего головотяпства организаторов контрактационных договоров, как, например, сообщали из Костромской области. Здесь при проведении контрактации по мясозаготовкам от крестьян требовали расписку такого содержания: «Принимаю на себя ответственность за кражу, гибель скота от каких бы то ни было причин, не исключая и случая воздействия непреодолимой силы и несу ответственность за все могущие произойти от этого райсоюзу убытки». Такая расписка не только снимала с заготовителей всякую ответственность, но и открывала широкие возможности для злоупотреблений.

А между тем, несмотря на все отмеченные недостатки, общая картина состояния контрактации по отчетам оставалась весьма благополучной. Цифры из года в год росли. Так, охват контрактацией посевов по СССР на 1 декабря 1930 г. составлял 53,7% по сравнению с 44,0% под урожай 1930 г. Это мнимое благополучие достигалось за счет обмана, демагогической лжи, угроз и насилия государства над крестьянством.

Ведь наивысших успехов контрактация достигла в годы хлебозаготовительного кризиса, когда с помощью драконовских мер заготовительные органы выгребали из деревни все подчистую, не считаясь ни с чем Контрактация способствовала этому разбою. А между тем отечественная историография никогда не обнаруживала здесь взаимосвязи И даже когда в перестроечные годы появились голоса, разоблачавшие методы коллективизации, контрактация оставалась как бы сама по себе со своими мнимыми успехами.

С помощью контрактации государство закабаляло крестьян, при этом главным орудием закабаления явилась кооперация, через которую государство и оказывало разностороннее воздействие на крестьянство. При этом контрактация меняла и сам характер работы кооперации, ибо ставила ее в такое положение, при котором ее деятельность строилась и проводилась по методу контрактации.

И далее следовал весьма логичный и «естественный» ход событий: объединять контрактуемые хозяйства в колхозы.

4. Начало «великого перелома»

Поскольку теоретически считалось, что коллективизация – дело добровольное, то предполагалось в каждом конкретном случае уполномоченным по проведению коллективизации собирать крестьян на общее собрание с целью выявить желающих записаться в колхозы.

Летом 1929 г., возникла идея сплошной коллективизации Хоперского округа Нижневолжского края. Здесь в большей мере, чем в других местах, стали проявляться администрирование и насилие при проведении коллективизации. Об этом свидетельствовало письмо инструктора Колхозцентра СССР Баранова, который писал, что здесь часто применялся лозунг. «Кто не идет в колхоз, тот враг советской власти» Он описывал случай, когда постановлением схода организовывали колхоз, а нежелающим вступить предлагали подать заявление, почему они не желают идти.

В сводке сообщений с мест уполномоченных Наркомзема СССР от 27 февраля 1930 г. говорилось, что «отмечаются случаи административного коллактивизирования. О том как проходила организация колхоза в одном из сел Мордовии сохранились воспоминания одного из активных организаторов колхозов Г.В. Тултаева. ««Тогда, – писал он, – очень часто проходили бурные собрания граждан с Синдрова по вопросу о сплошной коллективизации. На собрание явились почти все жители от мала до велика, женщины садились в первые ряды, а мужчины – сзади. Женщины засыпали вопросами приезжающего докладчика: «Как будем жить в колхозе» И они же в один голос кричали «Не пойдем в колхоз» и т.п. Мужчины упорно молчали, сидя за спинами женщин. Были конечно и желающие войти в колхоз, но они побаивались своих. На селе была круговая порука «Не вступать и все». На собрании обычно ставился вопрос: «Кто желает вступить в колхоз, поднимите руки». Никто. Потом задавался второй вопрос «Кто против колхоза, поднимите руки!». Никто Приходилось объявлять – «Собрание закрывается, можете расходиться».

В сводке сообщений уполномоченных с мест о ходе посевной кампании на 13 марта 1930 г. отмечались следующие факты о развитии коллективизации: «Стремление во чтобы то ни стало в районе провести сплошную коллективизацию продолжается. При этом соответствующая массовая работа не проводится. В Сибири существует лозунг: «Издайте приказ, и все вступят в колхоз».

В документах того времени отмечается, как «массовое распространение», угрозы ненаделения землей, высылка на пески, на север.

Организаторы колхозов призывали «в 24 часа войти в колхоз», а «того, кто будет идти против колхозов, будем выжигать каленым железом». «Не в колхоз, так туда, куда Макар телят не гонял».

В одном из сел в Западной Сибири на проходившем собрании крестьян у дверей поставили вооруженных охранников. Уходивших с собрания догоняли с криком: «Стоп! Ни с места, назад!». В результате все село вошло в коммуну и провело обобществление земли, инвентаря и скота вплоть до курицы. После ссыпки хлеба в один амбар коммунарам прекратили выдачу пайка. Дело было доведено до такого состояния, что ожидали открытого выступления против колхозов.

В селе Новопокровском уполномоченные по коллективизации на собрании крестьян вопрос поставили предельно просто: «Кто за партию, за коллективизацию – тот за советскую власть, кто против коллективизации, тот за буржуазию».

Или вот любопытная форма «вовлечения» в колхоз: «Посылаем крестьян не колхозников за сеном для колхоза, а оплатят тогда, когда войдут в колхоз».

Перечень фактов насильственного загона крестьян в колхозы можно бы продолжить. Ныне они хорошо известны в литературе. Об их широком распространении свидетельствует и докладная записка наркома земледелия СССР А.Я. Яковлева И.В. Сталину.

Сообщения сводок о ходе коллективизации пестрят информацией о том, что проводившие коллективизацию уполномоченные и иные активисты «были заражены голым раскулачиванием» и «творили неслыханные безобразия, раскулачивали не только кулаков, середняков, но даже и бедняков» Особенно зверствовола и бесчинствовала молодежь, комсомольцы. Они воспринимали раскулачивание «как раздел имущества между собой».

Они брали буквально все и ничем не отличались от мародеров. В одном случае они набивали карманы сухими яблоками, в другом конфисковывали золотые вещи, а в третьем – все подряд–от тряпок до драгоценностей. При этом не проводилось никакого учета, никаких списков изъятых вещей не составлялось.

Многочисленные сообщения поведали о том, что «часто раскулачивали середняков», «раскулачивали ночью», «проводились на кулаков ночные налеты, имущество отбиралось и присваивалось себе»; «отбирали имущество у кулаков, выгоняли их босых на улицу».

В одном из сел Омской губ, комсомольцы выводили раскулаченных на улицу, забирали все вещи, вплоть до нижнего белья, «снимали штаны с кулаков, раздевала прямо на улице».

В одной комсомольской ячейке в Тамбовском округе при раскулачивании комсомольцы распивали мед. В Колдобровской ячейке комсомольцы забирали у кулаков деньги и пропили их. Ходили по селу хмельные с криками «ура» и «мы живем».

В сводке по Калачинскому району Омской губ. говорилось: «Проводили обыск у кулаков ночью, забирали все, вплоть до постельной принадлежности; в группу кулаков зачислялись также середняки. В одной ячейке этого же района комсомольцы сделали «демонстрацию», ведя по деревне полураздетого кулака. В Корниловской ячейке комсомольцы ночью заходя в хату кулака, предлагали выселиться с детьми немедленно и на улице снимали шапку, шубу, и кулак ночью ходил с детьми и искал квартиру».

В одном из сел бригада по проведению коллективизации «повыгоняла из домов кулаков в решила, что она ликвидировала кулака как класс».

Комсомольцы Золотухинского района Курского округа додумались до того, что ими был «отрыт на кладбище труп бывшей кулчихи, труп выброшен, цинковый гроб был сдан в утильсырье».

В селе Линьки Благовещенского района уполномоченный Алексеев, член краевого комитета партии Константинов и секретарь первичной ячейки Полянский ночью созвали чрезвычайный «штаб», вооружили людей охотничьим и другим оружием и дали задание к 8 часам утра «ликвидировать кулака как класс», В результате «отобрали все, вплоть до горшков и одежды, произвели арест середняков и направили их в район». При этом уполномоченные «конфисковали все кулацкое имущество, вплоть до грязного старого белья, говоря: «Пойдет на утильсырье».

В том же Благовещенском районе председатель райисполкома на пленуме давал такие установки; «Если есть у кулаков две пары валенок, то новые надо взять».

В Тамбовском округе, в Кирсановском районе комсомольцы вынесли решение расстрелять 30 кулаков.

В этой всеобщей вакханалии община не могла заступиться за своих членов. Кучки наделенных чрезвычайными правами мерзавцев делала все, что хотела. Надругательству и преступлению ничто не могло противостоять.

Столь же бесцеремонно в период коллективизации обращались с кооперацией.

Большевистская пропаганда искусственно вычленяла из кооперации как некую высшую форму сельскохозяйственной кооперации – производственную, в то время как все другие виды рассматривались как этапы на пути создания коллективных производственных объединений. Так утверждалась концепция перерастания простых форм в более сложные, как своеобразный механизм самодвижения кооперативной «лестницы». При этом особое место в этом кооперативном «эскалаторе» придавалось простейшим производственным объединениям, типа машинных, семеноводческих, мелиоративных и др. товариществ. Об этом в одной из своих работ В.П. Данилов пишет: «Итак, изучение семеноводческих товариществ и их развития на протяжении 20-х годов подтверждает выводы, сделанные на материале о машинных товариществах того времени. Им так же была присуща способность к органическому перерастанию в колхозы, ярко выявившееся в 1928–1929 гг. и послужившая немаловажным фактором подъема колхозного движения».

Характеристики

Список файлов реферата