31240-1 (668108), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Чечню против России.
За два столетия заметно видоизменилась роль религиозного фактора – не во внешних проявлениях, а в сущности. Главные персонажи Кавказской войны – люди набожные и посвященные – зачастую ставили во главу угла идеи ислама как основу фундаментальных общественных преобразований. Шейх-Мансур, Кази-мулла,. Шамиль требовали от горцев прежде всего принятия шариата, а затем уже уничтожения нечестивых гяуров (причем не только русских, но и своих соплеменников). За прегрешения перед верой люди подвергались жестоким наказаниям гораздо чаще, чем за лояльность к России. Расхожее, господствующее по сей день представление о мюридизме лишь как об “идеологической оболочке” или пропагандистском средстве для создания “образа врага” далеко не соответствует реальному значению этой религиозной доктрины в истории Кавказской войны.
Лидерам Чечни 90-х гг. ХХ в. с их вполне светскими натурами в целом чужд шамилевский “фундаментализм”. Они с готовностью дают присягу на Коране (иногда, между прочим, на русском языке), соблюдают мусульманские ритуалы и окружают себя необходимой атрибутикой. Однако непохоже, чтобы они были теми фанатиками, какими их порой изображают. Да и откуда им – поколению, выросшему при “развитом социализме”, - были таковыми? В противоположность Шамилю они не преследуют народную, традиционную культуру, не пытаются вытеснить ее шариатом. Для них ислам – скорее часть этой культуры, хотя им нельзя отказать в умении использовать религию в политико-идеологических целях.
С нынешними руководителями чеченского движения сопротивления все иначе. Они действуют во многом не по своей воле, а ответ на ситуацию, не ими созданную. Несмотря на их мужество, решительность и кажущуюся свободу выбора, это, по существу, - фигуры, ведомые обстоятельствами и другими людьми. Их творческий потенциал сильно ограничен необходимостью учитывать официальное и общественное мнение России, различные интересы и настроения. Поведение чеченской военно-политической элиты иногда поразительно совпадает с тем, на что рассчитывают в Кремле. Возможно, не так уж далеки от истины наблюдатели, полагающие, что чеченским кризисом управляют из Москвы.
По сравнению с тем же Шамилем лидеры Ичкерии по объективным и субъективным причинам гораздо больше зависимы от своего общества, которое они не в состоянии контролировать. Если имам (и в этом его заслуга) превратил патриархальный “хаос” в исламский порядок, то нынешние чеченские реформаторы (и в этом не только их вина) превратили советский “порядок” в исламский хаос.
Куда беднее “персональное” обеспечение чеченской войны со стороны Москвы. Здесь вообще незаметно выдающихся деятелей, сопоставимых с Ермоловым, Воронцовым, Барятинским, Милютиным… да и с Николаем 1. Конечно, не потому, что потенциально таких личностей не может быть в современной российской армии и в российской политике. Дело в другом. В первой половине Х1Х в. по сугубо техническим причинам (отсутствие быстрой связи между Петербургом и Тифлисом) кавказским наместникам предоставлялись довольно широкие полномочия, стимулировавшие инициативу и гибкое, стратегической мышление. Сегодня, когда расстояния упразднены, исполнитель лишен прежних преимуществ и остается лишь исполнителем чужих (чуждых?) приказов, нередко – непоследовательных и просто глупых.
Огромное значение фактора нравственной готовности к действию, уверенности в правоте своего дела. Для солдат и генералов русской армии на Кавказе первой половины Х1Хв. Такой проблемы не существовало. Они воспринимали свою миссию как некую естественную, державную необходимость, исключавшую моральные терзания. Отношение рядовых российских солдат и командующего состава к чеченской войне иное. Никакая политико-воспитательная робота не в состоянии придать ей справедливый, патриотический смысл, убедить людей в том, что это не роковая ошибка. Глубокие сомнения на этот счет присущи и российскому общественному мнению. На момент ввода войск в Грозный (декабрь 1994г.) было очевидно, что ситуация, по крайней мере в одном, не имеет сходства с первой половинойХ1Хв.: Чечня и Россия находились в едином государственно-цивилизационном пространстве. Возможно, они не питали друг к другу нежной, “исторической” любви, но в политике это не самое главное. “Какая ни есть – своя” - примерно такой формулой определялись их взаимные чувства. “Акция по наведению конституционного порядка” нанесла жестокий урон этому стереотипу.
В Кавказской войне победу одержала Россия. Определить номинального (“технического”) победителя в чеченской войне, которая была приостановлена, как и начата, по приказу из Москвы, но остановить гораздо труднее. Да и что это в принципе дает? Если подтверждает мысль о несостоятельности российских вооруженных сил (о чем с ликованием, достойным лучшего применения, пишут журналисты), то позволительно спросить: а какой в таком случае противник выявил эту “несостоятельность” – чеченцы с ружьями и кинжалами времен Шамиля: Или жен такая же российская армия с современным оружием, боевой подготовкой, высококлассными офицерскими кадрами, да еще и с превосходным знанием местности: Воистину “Зарница”, кабы не столько крови и горя.
До тех пор пока последствия чеченской войны не проявятся во всей полноте, сравнивать их с итогами войны Кавказской, вероятно, рановато. Но, по крайней мере, один предварительный вывод представляется уместным. Поражение Шамиля ознаменовало окончание растянувшегося на целую эпоху кавказского периода в южной экспансии Российской империи, разрешение крупной геополитической задач и начало нового этапа – государственного обустройства Чечни и Дагестана с целью интегрирования их в имперскую структуру. В чеченской войне в отличие от Кавказской нет победителей, сколько бы ни твердили обратное. В ней все – побежденные. Она, будучи результатом системного кризиса в России и в сознании ее руководителей, привела к дальнейшему ослаблению страны и создала реальную угрозу российской государственности.
2. Переговоры –признак не слабости, а мудрости
Урегулирование конфликта – стратегия, направленная на “определенное компромиссное разрешение спора, которое, хотя и не полностью соответствует целям каждой из сторон, позволяет им достичь некоторых, если не всех, первоначальных целей” (Митчелл). Обращаясь к этой стратегии, государство осуществляет политику, нацеленную на создание условий, позволяющих добиваться решения конфликта: возвращения к ситуации, существовавшей до его начала, принятия новых “правил поведения” или введения необходимых изменений и поправок в старые “правила”, способствующих достижению мира и согласия.
Отсутствие прогресса на пути урегулирования, заводящее конфликт в тупик, чаще всего является результатом традиционалистской ориентации руководства сторон на иерархические отношения. Тупик, нередко называемый “замораживанием” конфликта создает угрозу нового взрыва насилия, поскольку нередко бывает, что в отсутствие сдвигов к урегулированию период затяжных переговоров, временных перемирий и моратория на ведение боевых действий используется участниками конфликтов для того, чтобы накапливать оружие, обучать военные и полувоенные формирования, вести разведку и разрабатывать планы войсковых операций. При этом в пропагандистских целях утверждается, что будто бы Россия умышленно не идет на урегулирование, а ставит своей целью удержание в зависимости правительств соответствующих стран, угрожая им “управляемым” развитием конфликтов в сторону их обострения, Так создается “неоимперский” имидж России.
В зависимости от характера конфликта переговоры как средство урегулирования могут выполнять функции “согласования”, “компромисса” и “арбитражного решения”.
Согласование средствами переговоров становится необходимой процедурой в случае “конфликта ценностей”, когда без изменения представлений сторон друг о друге, их “конфликтных установок” в отношении факта несовместимости своих целей невозможно надеяться на разрешение конфликта и преодоление неизбежного в этом случае тупика, в котором оказываются стороны, социокультурно ориентированные на разные “правила игры”.
Именно в таком тупике оказался сейчас процесс урегулирования кризиса в Чеченской Республике. Жизни показала, что Хасавюртовские соглашения, подписанные в результате односторонних уступок федерального Центра, являются не мирным соглашением, а документом о заключении перемирия. Известно, сто недостатком перемирия является его временный характер, отсутствие гарантий, обязательств и санкций за их неисполнение.
Важнейший вопрос определения стратегии урегулирования конфликтов – урегулирование его структуры. Базовым в чеченском конфликте стал конфликт между федеральным Центром и оппозиционными властями Чеченской Республики Ичкерия по вопросу о независимости Чечни. И в этом смысле диалог сторон в Хасавюрте был политически оправдан. Однако он игнорировал внутричеченский конфликт как дополнительный атрибутивный конфликт (конфликт целей). Ценой перемирия – помимо того, что демилитаризация зоны конфликта была понята как односторонний вывод всех федеральных сил, - стал отказ не только в поддержке, но и в каком-либо диалоге с прежними властями Чечни: Завгаевым, Автурхановым, Хаджиевым и др., а в широком смысле слова отказ со стороны федерального Центра в поддержке той части населения, которая, будучи в оппозиции к сепаратистам, выступала и выступает за территориальную целостность России. Никто еще не изучал, какое влияние на поведение населения Северного Кавказа окажет это обстоятельство.
В результате основная идея Хасавюрта – отложенное решение о статусе – не наполнилась экономическим, социальным, культурным, наконец, политическим и правовым содержанием. И в этом смысле ситуация остается “замороженной”, хотя около “холодильника” временами заметны передвижения разного рода политических фигур.
3. Феномен сепаратизма
Самоопределение, особенно для этнических групп, - это прежде всего право на участие в более широком общественно-политическом процессе. Сепаратизм же в его этническом варианте – выход из существующей системы или ее разрушение с целью оформления государственности для отдельной этнокультурной общности. Для сепаратистов самоопределение – всегда отторжение общего государства, политическое и культурное разделение.
Образование современной системы государств, в том числе и на основе бывших колониальных империй, произошло не благодаря, а вопреки этническому сепаратизму. Каждый раз борьба политических активистов или вооруженных группировок от имени этнических групп за выход из существующих государственных образований и создание новых государств заканчивалась кровавыми конфликтами и массовыми насильственными перемещениями населения. Фактически ни один случай вооруженного сепаратизма не закончился достижением политической цели. А там, где сепаратизм существует только в политической форме, его сторонники десятилетиями не могут добиться согласия большинства населения на разрушение общего государства.
“Многонациональность” как идеологическая основа сепаратизма появляется не там, где этническое разнообразие в изобилии, а там, где среди меньшинств есть достаточное число интеллигенции и политических активистов, желающих стать доминирующим большинством (на языке сепаратистов – “добиться национального освобождения”). В этом смысле социалистические страны создали прекрасный материал для сепаратизма.
Видимо, пришло время осознать, что повешенное на стену ружье стреляет не только в последнем акте. Попавшее в руки граждан оружие оказывается основным условием превращения политического лозунга сепаратизма в открытое насилие, совладать с которым крайне трудно, а изъять оружие – еще труднее.
Сепаратизм питает внешняя диаспора, которая всегда склонна оказывать эмоциональную и финансовую поддержку наиболее интригующим и рискованным проектам на “исторической родине”. Тем более что большинство симпатизирующих никогда на этой родине не жили и жить не собираются.
Сепаратизм не стал бы глобальной проблемой, если бы не служил орудием соперничества государств и средством геополитической инженерии. Этот момент присутствовал и в прошлом, когда после Первой мировой войны Вильсон, Клемансо и Ллойд Джордж, ползая по географической (!) карте, “самоопределяли” народы Юго-Восточной Европы или когда в период Второй мировой войны Сталин и другие победители меняли границы под тем же самым лозунгом. Теперь настала пора победителей в холодной войне навязывать свою волю внешнему миру через очередные этнические самоопределения. Заметим, что никогда в истории поборники этого принципа не применяли его в отношении собственных государств, если это не касалось расширения их границ.
4. Пути решения кризиса
Бандитизм стал доходной формой политической борьбы и бизнеса. В комплексе это можно назвать этнобизнесом. В республиках Северного Кавказа продолжается рост безработицы и обнищания среди местного населения.
В основу российской политики на Кавказе должны быть заложены следующие элементы:
-
Познание и последовательное обеспечение на практике единства интересов народов России и всего Кавказа. Развитие взаимоотношений между государствами в кавказском регионе на взаимовыгодной, равноправной, партнерской основе, на базе взаимного доверия и открытости;
-
Исключение силовых методов при решении спорных вопросов между отдельными этносами и со стороны государства. Подписание меморандума о ненасилии. Проявление гибкости и доброй воли в поисках решения назревших проблем;
-
Соблюдение прав личности независимо от национальной принадлежности, в том числе право на выбор собственной культурной идентичности и право на удовлетворение интересов и запросов, связанных с этнической принадлежностью;
-
Коренное изменение криминальной обстановки в регионе.
Главная цель кавказской политики Российской Федерации – обеспечить межнациональное согласие, мир, экономическое благополучие, использование и развитие общего культурно-исторического наследия народов на основе всестороннего учета, согласования и реализации интересов каждого из них.
В отношении Чечни наиболее разумной представляется гибкая и сбалансированная стратегия, избегающая форсированных решений и оставляющая для России возможность использования различных рычагов воздействия на чеченское руководство. Это предполагает:












