ref-16166 (639279), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Так сила художественной правды преодолевает ограниченность сознания самого художника. Его книги становятся суровым обличием, обвинительным актом против страшной действительности.
Ночь в Лиссабоне — одно из последних произведений Э.М. Ремарка, в определенной степени итоговое. В нем переплетаются основные мотивы его творчества — любовный и пацифистский. Они соединены в трагической судьбе главного героя — беглеца из нацистской Германии, который теряет свою страну, любимую женщину и надежду на будущее. Через весь роман проходит мысль о призрачности счастья, характерная для всего творчества писателя. В этом произведении автор обращается к теме немецкой эмиграции. После пяти лет скитаний по Европе главному герою удается пробраться на родину, отыскать жену и вывезти её из Германии. Смертельно больная женщина устремляется навстречу лишениям и опасности, не желая оставаться в рейхе.
В первые месяцы пребывания в Америке Ремарк быстро закончил роман о политических эмигрантах в Европе накануне Второй мировой войны — «Возлюби ближнего своего» (идея этой книги возникла у Ремарка во время работы над «Триумфальной аркой»). «В этом произведении Ремарк отказывается от характерного для него повествования в первом лице и рассказывает о происходящем с его героями от третьего лица. Это дает возможность посмотреть на вещи с иной, более «объективной» точки зрения. Такая перемена не случайна: в «Возлюби ближнего своего» наряду с прежними, привычными для писателя мотивами (трагическое переживание Первой мировой войны, умирающая женщина, месть) возникают и новые темы, которые затем получат мощное развитие и в других его — открыто антифашистских — романах 1940—1950-х годов: судьба личности в тоталитарном государстве, противостояние человека и государственной машины» 10. Роман, как и его экранизация, предпринятая в 1941 году, был воспринят холодно; критика посчитала его слишком «сентиментальным», излишне «мелодраматичным».
В эти годы Ремарк активно работал и над другим романом, который он поначалу задумывал как киносценарий. Главную роль в нем должна была сыграть Марлен Дитрих11. Сюжет этого романа писатель неоднократно пересказывал ей в своих письмах; Марлен была прообразом главной героини. Однако «Триумфальная арка» — «роман о Равике», как называл его Ремарк в своих дневниках и письмах (интересно, что с центральной фигурой романа, хирургом Равиком, писатель отчасти отождествлял себя на протяжении почти десятилетия; он подписывал свои письма этим именем), был закончен уже послетого, как писатель расстался со знаменитой актрисой. В 1945 году с большим трудом - памятуя о неуспехе романа «Возлюби ближнего своего», издательства не хотели брать рукопись еще одной книги Ремарка об эмигрантской жизни — писателю все же удалось ее выпустить. Как и в случае с «На Западном фронте без перемен», этот роман также имел оглушительный успех. За год в США было продано более двух миллионов экземпляров.
В нем, как и в «Возлюби ближнего своего», речь идет о судьбе политического эмигранта. Герой этого романа вынужден покинуть свою родину — Германию — и бежать во Францию. Вместе с родиной он вынужден оставить и свое настоящее имя — Фрезенбург. Здесь он берет себе имя Равик. У него нет паспорта, нет официального разрешения на работу. Он живет в постоянном страхе, что о его нелегальном пребывании станет известно полиции и что он будет депортирован. Равик зарабатывает гроши в частной клинике, выполняя несложные операции, ассистируя другим врачам. Жизнь потеряла для него всякий интерес, и даже любовь не может вернуть ему смысл существования. Действие романа разворачивается на фоне сумрачных парижских улиц: Ремарк ни разу не описывает Париж при свете дня. В конце же романа герой видит, как Триумфальная арка — символ могущества Франции, последней страны в Западной Европе, куда еще не вошли фашисты, — исчезает во тьме.
Еще в декабре 1937 года Ремарк писал Марлен Дитрих из Парижа: «Мне никогда не было так плохо. Я потерян. Я теряюсь в этой подземной реке (в романе Ремарк неоднократно проводит параллель: Триумфальная арка — ворота в ад)... теряюсь в серебряном декабрьском воздухе, теряюсь в сером меланхолическом небе» 12. Ощущение потерянности доминирует в «Триумфальной арке». В центре романа трагедия людей, у которых фашисты отняли не «только их родину, не только их собственность, но и их жизни... Еще вчера они чувствовали под ногами твердую опору, а теперь должны были стать безродными людьми-пролетариями».
Успех этого романа, по-видимому, предопределила изначально заложенная в нем «кинематографичность»: четкая сюжетная линия, интересные, «живые» характеры, первоклассные диалоги, которыми Ремарк особенно гордился. «Мне легко дается то, что другие писатели находят трудным, — говорил писатель об этом романе, — писать соответствии с их звучанием» 13. К сожалению, фильм «Триумфальная арка», поставленный Льюисом Милстоуном, режиссером картины «На Западном фронте без перемен», с блистательной Ингрид Бергман в главной роли, имел лишь относительный успех у публики.
2.3. «Земля обетованная». Незавершенное полотно
“Земля обетованная”, книга, так и не доведенная до конца, сохранившаяся в трех черновых редакциях, превращает эту красивую точку в лучшем случае в многоточие. Однако всякий, кто прочтет роман, согласится: в данном случае многоточие оказывается даже уместней, потому что открывает в привычном, давно знакомом нам облике автора новые черты, заставляя и на некоторые прежние его темы взглянуть иначе, в свете нового исторического опыта.
«Тема изгнания, которая в пору наших первых знакомств с книгами Ремарка трогала мало, казалась почти экзотической, условной: нам, в нашей советской действительности, что Германия, откуда вынужден был бежать автор, что Франция, Испания и Португалия, а тем более Америка, куда привели его эмигрантские маршруты, виделись одинаково недоступными мирами. Совсем иное чувство возникает при чтении последнего романа, где тема изгнания звучит пронзительно и неожиданно близко, ибо за это время если не родственники за границей, то уж друзья, приятели или просто знакомые появились почти у всех, да и пребывание за рубежом перестало быть редкостью» 14.
По-новому оцениваешь и чуткость Ремарка к веяниям времени, его природный, Богом данный “нюх” на все, что читателю по-настоящему интересно. В конце шестидесятых, когда создавался роман, модельный шоу-бизнес только-только зарождался, но живой и любознательный глаз автора (трудно поверить, что книгу эту писал умирающий, истерзанный раком человек) мгновенно разглядел и выставленную напоказ эротичность, и удивительную ирреальность мира, в котором обитала героиня “Земли обетованной”, тогдашняя манекенщица, нынче предпочитающая именоваться моделью. А сколь увлекательной сферой человеческой деятельности оказывается под пером Ремарка торговля искусством, мир антикваров и коллекционеров!
«“Земля обетованная” — это незавершенное полотно, в котором даже композиция лишь угадывается, а кое-где проплешинами пустоты зияют пятна загрунтованного холста, но замысел в целом безусловно захватывает, а отдельные лица и мотивы выписаны с такой мощью, с такой азартной экспрессией, с таким неподдельным любопытством к материалу, к фактуре, а иной раз и с таким веселым озорством, что прорехи и огрехи только оттеняют несомненную силу живой и узнаваемой художественной манеры.
Роман обрывается, по сути, на полуслове, так что на последней странице этой журнальной публикации читатель не найдет привычного уведомления в скобках: не будет ни продолжения, ни окончания. Боюсь, что эта наша встреча с творчеством Ремарка действительно последняя. Впрочем, в ближайших номерах “Иностранной литературы” можно будет познакомиться с фрагментами созданной Вильгельмом фон Штернбургом, биографии писателя, дабы убедиться в том, что жизнь Ремарка увлекательностью и крутизной сюжетных поворотов временами не уступала его романам» 15.
Этот роман Ремарка — последний, предсмертный. Похож на "Триумфальную арку", на "Лиссабонскую ночь", — все та же беженская мостовая — только декорации другие: Нью-Йорк, и на календаре — сорок четвертый год. Кое-кто все-таки добежал, переплыл океан, уцелел, выжил, — теперь страшно только ночью, и то лишь во сне, — а днем немецкие эмигранты бродят по благополучной стороне планеты, скучливо изучая беспечных туземцев, — и оживают лишь вечером, среди своих: за рюмочкой, в застольном вздоре, маскирующем ненависть и отчаяние; потому что кроме отчаяния и ненависти все вздор.
Главного героя зовут Людвиг Зоммер. Впрочем, это не настоящее имя: он прибыл в Америку по чужому паспорту. Молодой, стройный, остроумный, меланхоличный, с трагическими воспоминаниями... Понятно, что все прочие персонажи к нему добры, тем более, что и они — наши старые знакомцы: взять хотя бы портье в отельчике "Мираж" — сметливого и щедрого алкоголика из русских дворян... Или эту изящную и насмешливую, но такую беззащитную девушку (фотомодель, чья-то содержанка, прежний любимый пропал на фронте — но теперь одиночеству сердца конец) — Марию Фиолу, по направлению к которой герой движется так медленно, так долго...
Он искусствовед-любитель, но выдает себя за профессионального антиквара, в каковом качестве и подрабатывает, что позволяет автору нас развлечь действительно прелестными разговорами о персидских коврах, китайской бронзе, французской живописи. С какой неистовой нежностью этот мнимый Зоммер и его собеседники влюблены в так называемую мировую культуру! Словно это все, что у них осталось, и словно это осталось только у них... Должно быть, Ремарк часто и в подробностях представлял себе, как варвары взрывают дверь последнего музея.
«Медленно, словно в подаренном сне, которого я на много лет лишился, а вот теперь увидел снова, я брел по залам, по своему прошлому, брел без отвращения, без страха и без тоскливого чувства невозвратимой утраты. Я ждал, что прошлое нахлынет сознанием греха, немощи, горечью краха, — но здесь, в этом светлом храме высших свершений человеческого духа, ничего такого не было, словно и не существовало на свете убийств, грабежей, кровавого эгоизма, — только светились на стенах тихими факелами бессмертия творения искусства, одним своим безмолвным и торжественным присутствием доказывая, что не все еще потеряно, совсем не все» 16.
Как видно, повествование мелодично, а слог склоняется к декламации, а что касается сюжета... ну, а в "Трех товарищах" или в "Черном обелиске" какой сюжет? Выпивают, разглагольствуют, острят — пока не случится катастрофа, пока не понадобится помощь друга. Так, наверное, было задумано и теперь, — но катастрофа случилась с автором, а роман до нее не дошел. И все равно понятно, даже и без приложенных к основному тексту обрывков черновика, что Людвиг вынашивает план мести (нацистскому офицеру — за убитого отца), что попытка осуществить этот план скорей всего сорвется... В любом случае главный герой обречен на жизнь, лишенную смысла, а его друг — на бессмысленную смерть.
Друг главного героя в этом романе — еврей по имени Роберт Хирш, легендарный храбрец, как бы двойник Рауля Валленберга: в оккупированной Франции спасал людей тем же способом, но еще круче, именно в мушкетерской манере: «Раздобыв откуда-то дипломатический паспорт на имя Рауля Тенье, он пользовался им с поразительной наглостью... Некоторым он спасал жизнь неведомо где раздобытыми бланками удостоверений, которые заполнял на их имя. Благодаря этим бумажкам людям, за которыми уже охотилось гестапо, удавалось ускользнуть за Пиренеи. Других Хирш прятал в провинции по монастырям, пока не предоставлялась возможность переправить их через границу. Двоих он сумел освободить даже из-под ареста и потом помог бежать. Подпольную литературу Хирш возил в своей машине почти открыто и чуть ли не кипами. Это в ту пору он, на сей раз в форме офицера СС, вытащил из лагеря и меня — к двум политикам в придачу...» 17
В Нью-Йорке этот человек стоит за прилавком — торгует бытовыми электроприборами. Приглашает Зоммера на ужин в рыбный ресторан. Они шагают по ярким, чистым улицам, среди людей, из которых никого ни разу в жизни не били ногами… Морская живность в ресторанной витрине — и та им родней: потому что обречена.
"Аккуратные шеренги рыб живо поблескивали серебром чешуи, но смотрели тусклыми, мертвыми глазами; разлапистые крабы отливали розовым — уже сварены; зато огромные омары, походившие в своих черных панцирях на средневековых рыцарей, были еще живы. Поначалу это было не заметно, и лишь потом ты замечал слабые подрагивания усов и черных, выпученных глаз пуговицами. Эти глаза смотрели, они смотрели и двигались. Огромные клешни лежали почти неподвижно: в их сочленения были воткнуты деревянные шпеньки, дабы хищники не покалечили друг друга.
— Ну разве это жизнь, — сказал я. — На льду, распятые, и даже пикнуть не смей. Прямо как эмигранты беспаспортные.18"
«Такой это роман — безнадежный, красивый, печальный, медленный. В стиле блюза, но с немецким резким юмором. И не то удивительно, что Ремарк в который раз излагает все ту же историю в тех же лицах, — а что она не надоедает. Разве что пейзаж пропустишь один-другой — и то лишь потому, что ждешь событий; а потом и к пейзажу вернемся. Этот автор, как мало кто другой, владел секретом обаятельной беллетристики.
Будем надеяться, что политический ее смысл когда-нибудь устареет. Пока что на это не похоже. Главный вопрос, который друг другу и сами себе задают персонажи: точно линацисты, как марсиане, явились из бездн и вероломно захватили беззащитную, скажем, Германию? — или, наоборот, в каждом немце прячется нацист (а если нет, отчего они так истово сражаются за своих якобы поработителей?), — так и остался без ответа.
Все это, само собой, дела давно минувших дней и разговоры только про Германию — про страну, "где высший и главный закон всегда гласит одно и то же: право — это то, что во благо государству"... С этой точки до нацизма в самом деле рукой подать» 19.