3679-1 (634837), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Вот несколько эпизодов из "Хождения".
Рассказывая о Фаворской горе, Даниил описывает пещеру Мелхиседека и, разумеется, сообщает предание о нем, известное в Древней Руси по апокрифу. В древности, пишет Даниил, около пещеры был великий лес. Сюда некогда явился Авраам, подошел к пещере и трижды воззвал: "Человече Божий". В ответ вышел Мелхиседек и вынес хлеб и вино. Он сделал в пещере "жерътовник", на котором иствори жертву хлебом и вином. И ту благослови Мелхиседек Авраама, и остриже и Авраам, и обреза нокти его, и бе бо космат Мелхиседек. И то бысть начаток литургиям хлебом и вином, а не опреснокам". Заметим, написано это как раз в эпоху горячей греко-латинской полемики, в ходе которой, в частности, обсуждался и вопрос о латинской традиции совершать таинство Евхаристии на пресном хлебе. Даннил дважды входил в пещеру Мелхиседека, поклоняясь "святей той трапезе, ю же создал Мелхиседек со Авраамом". При этом Даниил пишет со ссылкой на утверждение живших на Фаворской горе иноков: "И ныне приходить ту святый Мелхиседек часто и литургисает в пещере той святей. И почивают вси вернии, иже ту живут, в горе той святе, ти же ми поведаша о том по истине".
Наиболее ярким разделом в сочинении Даниила является рассказ "О свете небеснем, како сходит ко Гробу Господню". Это последняя и самая большая по объему глава "Хождения". Она интересна в литературном отношении, поскольку ее структурирующим началом является сюжетное повествование; она интересна в идейном отношении, поскольку в ней выражено конфессионально-национальное самосознание автора; и наконец она интересна в церковно-археологическом отношении, поскольку фиксирует ряд фактов религиозной жизни христианского средневековья.
Будучи очевидцем чуда, Даниил рассказывает о нем не только как беспристрастный документалист, но и как неравнодушный поборник веры и истины: "Се ми Господь показа видети, худому и неразумному рабу. И видех очима своима грешныма по истине, како сходит святый свет къ Гробу животворящему Господа нашего Иисуса Христа". Прежде всего, Даниил стремится опровергнуть кривые домыслы относительно природы огня, чудесно являемого Господом в канун Пасхи: "Мнози бо странници неправо глаголють о схожении света святаго; инъ бо глаголеть, яко святый Духъ голубем сходит къ Гробу Господню, а друзии глаголють, - молнии сходить с небесе, и тако вжигаются кандила над Гробом Господнимь. И то есть лжа и неправда! Ничто же бо есть не видети тогда, ни голубя, ни молнии, но тако: невидимо сходит с небеси благодатию Божиею и вжигает кандила в Гробе Господни!".
Рассказ Даниила обстоятелен и детален. Он свидетельствует, что перед Пасхой, "в Великую пятницю по вечерни" совершалось помовение Гроба Господня и лампад, замена фитилей в светильниках, после чего "въ 2 час нощи", то есть примерно в 8 вечера, храм опечатывался, "и тогда изгасять вся кандила и свещи по всем церквамъ въ Иерусалиме". В тот же день, еще утром, Даниил пришел к королю Болдуину с просьбой: "Княже мой, господине мой! Молю ти ся Бога деля и князей деля русских: повели ми, да бых и азъ поставил свое кандило на гробе святемь от всея Русьскыя земля!" Получив разрешение, Даниил купил лампаду и масло и только вечером пришел ко Гробу. "И поставих, - пишет он, - своима рукама грешныма в ногах, иде же лежаста причистеи нозе Господа нашего Иисуса Христа; в главах бо стояше кандило гречьское, на персехъ поставлено бяше кандило святаго Савы и всехъ монастырей; тако бо обычай имут: по вся лета поставляють кандило гречьское и святаго Савы… а фряжьская каньдила повешана бяху горе".
В великую субботу, "въ 6 час дне", то есть примерно в полдень, "вси людие" собрались около храма "святаго Въскресениа", - "от всех странъ пришелци и тоземци: и от Вавилона, и от Египьта, и от всех конець земли… несказанно множьство". Даниил отмечает "великую тесноту и томление люте людемъ" когда они ожидают "съ свещами не вожженами… отврьзениа дверий церковных". А в храме "тогда токмо попове едини суть". Двери открываются, когда приходит "князь съ дружиною", но в храм все не помещаются и "стоять вне церкви людие мнози зело, около Голгофы и около Краниева места и дотуда, иде же кресты налезени (найдены); и все то полно будеть людий бе-щисла много множьство. И ти людие вси въ церкви и вне церкве иного не глаголють ничто же, но токмо "Господи, помилуй!"" зовут неослабно и вопиють силно" со слезами. "Всякъ бо человъкъ зазрит в себе тогда, и поминаеть грехи своя, и глаголеть в собе всякъ человъкъ: "Еда моих деля грехов не снидет свет святый?" И тако стоать вси вернии людие слезни и скрушенным сердцемъ, и тъ самъ князь Балъдвинъ стоитъ съ страхом и смирениемъ великим, источници проливаются чюдно от очию его, тако же и дружина его около его стоятъ прямо Гробу, близь олтаря великаго, вси бо сии стоят съ смерением".
Перед тем как пойти к храму, Балдуин известил братию монастыря Саввы Освященного о своем выходе, и савваиты, среди которых находился и Даниил, присоединились к нему: "И приидохом ко князю тому и поклонихомся ему вси; тогда и онъ поклонися игумену и всей братии и повеле игумену святаго Савы и мне худому близь себе пойти повеле". Честь Даниилу была оказана и в самом храме: Балдуин отвел ему место "высоко над самыми дверми гробными, противу великому олтарю, яко дозрети ми лзе бяше въ двери гробныя. Двери же ты гробныя все трои запечатаны бяху, и запечатаны печатию царскою. Латиньстии же попове в велицем олтари стояху".
В "8 час дне", то есть примерно в 2 пополудни, "начаша вечернюю пети на гробе горе попове правовернии… латина же в велицем олтари начаша верещати свойскПосле первой паремии "изиде епископъ с дьяконом из великого олтаря, и приде къ дверем гробным, и позре въ Гробъ сквозе крестець дверей техъ, и не узре света в Гробе, и възвратися опять". Когда "начаша чести 6-ю паремию, тот же епископъ прииде къ дверем гробным и не виде ничто же. И тогда вси людие възпиша съ слезами "Кирие, елеисонъ", еже есть "Господи, помилуй!". И яко бысть 9-му часу минувшую, и начаша пети песнь проходную "Господеви поим" (завершающую 6 паремию), тогда внезаапу прииде туча мала от встока лиць и ста над верхом непокрытым тоа церкве, и дождь малъ над Гробом святымъ, и смочи ны добре стоящих на Гробе. И тогда внезаапу восиа светъ святый во Гробе святемь: изиде блистание страшно и светло из Гроба Господня святаго. И пришед епископъ съ 4-рми дияконы, отверзе двери гробныя, и взяша свещу у князя того у Балдвина, и тако вниде въ Гробъ, и вожже свещу княжю первее от света того святаго; изнесше же из Гроба свещу ту и даша самому князю тому в руце его. И ста княз-ет на месте своемъ, свещю держа с радостию великою. И от того вси свои свещи въжгохомъ, а от наших свещь вси людие вожгоша свои свещи, по всей церкви друг отъ друга вожгоша свещи.
Свет же святы, - вновь возвращается Даниил к теме невещественной природы чудесного огня, - не тако, яко огнь земленый, но чюдно инако светится изрядно, и пламянь его червлено есть, яко киноварь, и отнудь несказанно светиться. И тако вси людие стоят съ свещами горящими, и вопиють вси людие велегласно "Господи, помилуй!" съ радостию великою и с веселием".
Рассказывая о чуде, Даниил пытается передать то необыкновенное воодушевление, которое охватило всех людей: "Така бо радость не можеть быти человеку, ака же радость бываетъ тогда всякому християнину, видевши светъ Божий святый". Поверить в это трудно: "Иже бо не видевъ тоа радости въ тъ день, то не иметь веры сказающим о всемъ том видении. Обаче мудрии и вернии человеци велми верують и въсласть послушають сказаниа сего и истины сеа и о местъх сих святыхъ. Верный в мале и во мнозе веренъ есть, а злому человеку неверну истина крива стваряються". Однако Даниил призывает в свидетели своей правдивости Бога и своих спутников: "Мне же худому Богъ послух есть и святый Гробъ Господень и вся дружина, русьстии сынове, приключьшиися тогда во тъ день ногородци и кияне: Изяславъ Иванович, Городиславъ Михайлович Кашкича и инии мнози, еже то сведають о мне худомъ и о сказании семъ".
Зажегши свечи от чудесного огня, люди расходятся "въ свояси", каждый в своюцерковь и там "канчивають пение вечернее". А в храме Гроба Господня богослужение заканчивают "сами попове едини, безъ людий". Вместе с савваитами вернулся в монастырь святого Саввы и Даниил. Рано утром "въ Святую неделю" савваиты с крестным ходом и под пение кондака "Аще и въ гробъ сниде, безмертне" вновь приходят в храм святого Воскресения для молитвенного поклонения Гробу. Чудесно загоревшиеся лампады еще горят. И Даниил, видимо, с удовлетворением подчеркивает, что именно "3 кандила бяху вожьглися тогда, яко же поведа ны иконом и ключарь Гроба Господня; ко игумену глаголаста оба: "Доле стаащеа на Гробе Господни, та 3 кандила възгорестася". А иных 5 кадилъ виситъ над гробомъ; но горяху тогда; светъ ихъ инакъ бяше, не яко-же онехъ 3-хъ кадилъ, изрядно и чюдно светится". Между прочим, в самом начале своего рассказа о чудесном нисхождении огня накануне Пасхи Даниил также отмечал, что "фряжьская каньдила повешана бяху горе, а от тех ни едино же възгореся". Такое сугубое, как бы соревновательное, внимание Даниила к данному факту показывает, что в нем он, несомненно, усматривал доказательство истинности православия и поврежденности латинства. Однако в целом он с должным пиететом относится к латинянам - в то время хозяевам Святой Земли.
На третий день по Пасхе, то есть во вторник, Даниил опять приходит в церковь Воскресения, чтобы забрать свою лампаду. Ключарь любезно дозволил ему сделать это. "Азъ же, - пишет Даниил, - вшедъ въ гробъ и видехъ кадило свое, стояща на гробе святемъ и еще горяще светомъ темъ святымъ, и поклонився Гробу тому святому, и облобызавъ с любовию и слезами место то святое, иде же лежало тело Господа нашего Иисуса Христа пречистое; и тогда измерих собою Гробъ въдле и вшире и выше же, колико есть; при людех бо невозможно есть измерити его никому же. И почьстих Гроба Господня по силе моей, яко мога, и тому ключареви подах нечто мало и худое благословение свое. Он же виде любовь мою сущую к гробу Господню, и к тому ми удвигнувъ дощъку, сющую во главах Гроба Господня святаго, и уятъ ми того святаго камени мало благословение, и запретивъ ми с клятвою никому не поведати въ Иерусалиме. Азъ же, поклонився Гробу Господню и ключареви, и вземъ кандило свое съ масломъ святымь, изидох из Гроба святаго с радостию великою, обогатився благодатию Божиею и нося в руку моею даръ святаго места и знамение святаго Гроба Господня, и идох, радуяся, яко некако скровище богатьства нося, идох в келию свою, радуяся великою радостию".
В кратком заключении к "Хождению" Даниил говорит о действительной цели своей поездки в Святую Землю, которая обусловлена была отнюдь не религиозным эгоизмом и, конечно же, не досужим любопытством. "И Богъ тому послух и святый Гробъ Господень, яко во всех местех святых не забых именъ князь русскых, и княгинь, и детей ихъ, епископъ, игуменъ, и боляръ, и детей моих духовных, и всех христианъ николи же не забыл есмь; но во всех святыхъ местех поминалъ есмь: первее поклонялъся есмь за князей за всех, и потомъ о своих гресех помолился есмь. И о сем похвалю благаго Бога, яко сподоби мя, худаго, имена князей рускых написати в лавре у святаго Савы; и ныне поминаются имена их во октении, с женами и с детьми их… И отпехом литургии за князи русскыя и за вся християны, 50 литургий; а за усопшаа 40 литургий отпехом". Еще раз говорит Даниил и о цели своего литературного труда: "Буди же всемъ, почитающим писание се с верою и с любовию, благословение от Бога и от святаго Гроба Господня и от всех местъ сих святыхъ! Приимут мзду от Бога равно с ходившими (в) места си святаа! Блажени же видевше вероваша, треблажени не видевшие веровавше!"
Каково же литературное значение сочинения Даниила? Оно многогранно. Прежде всего необходимо констатировать просветительное значение "Хождения". Ведь этот литературный труд в качестве путеводителя по Святой Земле знакомил древнерусских людей с христианским Востоком, с его святынями и благочестивыми преданиями о них, а также с разнообразными обычаями Востока. Тем самым он способствовал утверждению христианства на Руси. Кроме того, будучи первым и новаторским литературным результатом работы в жанре повествования о путешествии, "Хождение" игумена Даниила явилось повествовательно-стилистическим образцом художественного очерка о непосредственных впечатлениях от лично виденного и слышанного, которым пользовались впоследствии многие поколения древнерусских книжников.
Список литературы
ПЛДР: XII век. М., 1980. С. 24-115.
Заболотский П. Легендарный и апокрифический элементы в хождении игумена
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
