220-1 (622659), страница 8
Текст из файла (страница 8)
[55] Трактовка предложения как факта, отталкивающаяся от его синтаксических особенностей, отличается от той, что основана на различении поведения объектов и представлена в Заметках по логике. Несмотря на почти буквальное совпадение в этих работах отдельных афоризмов (например, 3.1432), последние помещены в различный контекст. Скажем, в ЛФТ никогда не говорится о форме предложения как о том, что различает поведение объектов; также никогда не говорится и о значении ‘ R ’, которое извлекается из этого различения. Можно сказать, что в ЛФТ и Заметках имеют место две разные концепции предложения как факта и их излишнее сближение (см., например, Griffin J . Wittgenstein ’ s Logical Atomism , Ch . II , где ряд положений ЛФТ, в частности, понимание функциональных знаков и имен [4.24], интерпретируется с точки зрения введенного в Заметках различия компонентов и конституент предложения) не вполне оправданно.
[56] Пояснить различия комплекса и факта, возможно, поможет рукопись Витгенштейна Комплекс и факт, датированная июнем 1930г. и включенная Рашем Рисом в посмертно опубликованные Философские заметки. Несмотря на значительный срок, отделяющий эту работу, высказанные в ней идеи вполне вписываются в установки ЛФТ. Витгенштейн, в частности, пишет: «Комплекс не похож на факт. Ибо о комплексе я, например, могу сказать, что он движется от одного места к другому, но не о факте. Но то, что этот комплекс теперь расположен здесь, является фактом. …Я называю цветок, дом, созвездие комплексами: более того, комплексами лепестков, кирпичей, звезд, и т.д. То, что это созвездие расположено здесь, можно, конечно, описать предложением, в котором упоминаются только его звезды и не встречаются ни слово ‘созвездие’, ни его имя» ( Wittgenstein L . Philosophical Remarks . – The University of Chicago Press , 1975. – P .301). Т.е. факт, в отличие от комплекса, устанавливается не наличием лепестков или звезд, а их отношением друг к другу. То же самое относится к ‘ aRb ’. Можно сказать, что ‘ aRb ’ является комплексом, составленным из ‘ a ’ ‘ R ’ и ‘ b ’, но тогда это более не является фактом. Факт здесь устанавливается соотношением знаков, когда ‘ aRb ’ рассматривается как предложение.
[57] Внимательный читатель, знакомый с традицией комментирования ранних текстов Витгенштейна, заметит, что наша интерпретация функциональных знаков значительно отличается от тех дискуссий, которые были инициированы статьей: Copi J . M . Objects , Propreties and Relations in the ‘ Tractatus ’ // Mind , Vol .57, №266, 1958. – P .145–165 (воспроизведена в Essays on Wittgenstein ’ s Tractatus ), где вопрос о возможности функциональных знаков связывается с вопросом о наличии в онтологии Витгенштейна свойств и отношений. Дж. Копи считает, что поскольку онтология ЛФТ допускает только простые предметы, выразимые посредством имен, которые сам Копи рассматривает на манер самостоятельных индивидов Рассела, постольку функциональные знаки, которые служат для выражения свойств и отношений, при анализе исчезают. В полностью проанализированном предложении никаких знаков свойств и отношений быть не должно. В этой интерпретации Копи прежде всего отталкивается от афоризма 3.1432, где, по его мнению, речь идет об исчезновении знака функции, поскольку отношение в онтологическом смысле выражается конфигурацией имен. К взглядам Копи на свойства и отношения мы еще вернемся, а пока заметим, что такой подход содержит ряд затруднений, самое значительное из которых связано с одноместными функциями. Если даже допустить, что ‘ aRb ’ сводимо к отношению, например пространственному между ‘ a ’ и ‘ b ’, а разные отношения выразимы различными пространственными отношениями между именами, то все равно остается вопрос о предложениях вида ‘ fa ’. Если придерживаться взглядов Копи, следует сказать, что раз в совершенном языке функциональных знаков быть не должно, то существуют предложения состоящие из одного имени. Наиболее последовательно эту точку зрения проводит У.Селларс (Sellars W. Naming and Sayng // Essays on Wittgenstein’s Tractatus, P.249-270; Sellars W. Truth and ‘Correspondence’ // The Journal of Philosophy, Vol.LIX, №2, 1962. – P. 29-56), предлагая рассматривать ‘f’ как указание на то, что ‘a’ используется в качестве предложения. Это же, по мнению Селларса, можно выразить особым расположением имени или его особыми очертаниями. Если одинаковое имя встречается в двух различных предложениях, например ‘ fa ’ и ‘ ga ’, это можно было бы выразить различным написанием имени, скажем так: ‘ a ’ и ‘ a ’. Мы не согласны с такой интерпретацией по следующим причинам: Во-первых, отдельное имя невозможно трактовать как факт, поскольку факт характеризуется соотношением элементов. Даже если записывать имена различно, то это характеризует их лишь как комплекс, но не факт. Во-вторых, в тексте Комплекс и факт Витгенштейн специально указывает, что факт не состоит из предметов и их пространственных отношений, что вытекает из интерпретации Копи и Селларса. Продолжая аналогию афоризма 2.03, он пишет: «Так же и цепь составлена из своих звеньев, а не из звеньев и их пространственных отношений. Факт в том, что эти звенья так связаны, он вообще не из чего не составлен» ( Philosophical Remarks , P .303). В-третьих, в афоризме 3.1432 речь скорее идет не об исчезновении знака ‘ R ’, а о том, что символическую нагрузку несет не его наличие в структуре предложения, а некоторое соотношение простых элементов. В-четвертых, подход Копи предполагает актуальную полноту анализа с примерами элементарных предложений, что, как говорилось выше, претит установке Витгенштейна. Наконец, самое главное. Копи и Селларс апеллируют к значениям знаков, выводя из употребления знаки с определенным типом значения, что выходит за рамки логического синтаксиса. Принципиально иную интерпретацию дает Е.Эванс (Evans E. About “aRb” // Essays on Wittgenstein’s Tractatus. P .195-199). Он считает, что ‘ R ’ в ‘ aRb ’ характеризует не отношение, а порядок, «показывая, что aRb , а не bRa , или что aRb скорее, чем bRa ». В этом случае ‘ R ’ соотносится с классом возможных ситуаций, а имена указывают на какие-то определенные ситуации: «Я интерпретирую ‘ aR ’ как референцию, в которой ‘ R ’ показывает род ситуации, а ‘ a ’ – вид». Эта интерпретация кажется привлекательной, особенно если учесть теорию прообраза, с которой ее можно связать. Однако эта же теория ставит перед таким подходом одно препятствие. С точки зрения прообраза предложения имя точно так же можно рассматривать как референцию к роду ситуаций, а ‘ R ’ – как референцию к виду. В таком случае всякое различие утрачивается. В пользу нашей интерпретации, основанной на выделении в предложении неразлагаемой далее определениями и еще неопределенный части, говорит то, что она, видимо, свободна от этих недостатков и к тому же имеет сугубо синтаксический характер.
[58] Здесь наблюдается интересная трансформация взглядов Рассела, который также сводил свойства к отношениям. Правда, у Рассела речь шла о внешних отношениях. У Витгенштейна же внутренние свойства есть следствие внутренних отношений. И если для Рассела сводимость свойств к отношениям есть свидетельство того, что все свойства и отношения являются внешними (см. выше), то для Витгенштейна, как станет ясно из нижеследующего, с точки зрения логики все отношения и свойства редуцируются к внутренним.
[59] Дневники 1916-1918. С.54.
[60] Еще более отчетливо эта мысль выражена в Дневниках: «Или скорее “р” и “ ~ р” подобны образу и бесконечной плоскости вне этого образа (логическое место). Я могу сконструировать бесконечное внешнее пространство только при помощи образа, ограничивая посредством него это пространство» (С.46(1,2)).
[61] Во избежание недоразумений сразу же следует заметить, что, привлекая понятие образ ( Bild ), Витгенштейн использует его совершенно иначе, чем современная ему психология и философия. Образ не имеет отношения к чувственному восприятию, он не является чувственной репрезентацией предмета или класса предметов. Согласно общей установке автор ЛФТ обходится без обращения к субъекту. При объяснении образа привлекаются лишь те моделирующие отношения, которые позволяют соотнести образ с изображаемым вне зависимости от того, кому он принадлежит.
[62] К понятию изоморфизма при объяснении отношения отображения прибегает, например, Э.Стениус, считая отношение образа к отображаемому реверсивным: «Из двух из с. оморфных полей F и G одно, например F , всегда может рассматриваться как образ другого» ( Stenius E . Wittgenstein ’ s Tractatus . P.95).
[63] На необходимость асимметрии указывается также в статье Schwyzer H.R.G. Wittgenstein’s Picture Theory of Language // Essays on Wittgenstein’s Tractctus. Правда, здесь асимметрия объяснена совершенно иначе. Автор разрабатывает точку зрения, что образ есть акт, тогда как изображаемое нет. Акт понимается как субъективный процесс создания образа: «Прежде всего, я буду предполагать, что нет различий между тем, что делаем мы, когда создаем образ, и тем, что делает образ, когда представляет то, что имеет место, поскольку образ есть представление ( das Vorstellen ) о том, что нечто имеет место, и мы, конечно же, суть те, кто создает представление… Когда Витгенштейн говорит, что образы как-то ведут себя (изображают), он дает объяснение, что они такое; он говорит, что они суть акты» (Р.278). Образу придается субъективная компонента, которая отличает его от изображаемого. Именно она вносит асимметрию и ответственна за конституирование истины и лжи. Эта интерпретация вряд ли адекватна, поскольку у Витгенштейна никакой речи о субъекте образа не идет. Образ находится к изображаемому в объективных отношениях; он сохранял бы свою форму отображения даже в том случае если бы никакого субъекта не было вообще.
[64] Из сказанного следует, что необходимо различать то, что образ отображает, и то, что образ изображает. Отображение ( Abbildung ) есть действительная проекция; изображение ( Darstellung ) есть возможная проекция. Четко это различие устанавливает П.Рикер, проводя очень удачную аналогию между ЛФТ и феноменологией: «Образ – это соответствие между структурой и структурой [2.12]. Но как только мы ввели это понятие соответствия, мы должны найти внутри образа его принцип. Витгенштейн называет последний ‘формой отображения’ [2.15; 2.151], которая является условием ‘изобразительной сопричастности’ [2.1513; 2.1514]. В случае фактуальной истины затруднений нет, мы можем говорить о тождестве между образом и тем, что он отображает [2.16; 2.161]; форма отображения может рассматриваться даже как то, что образ имеет в общем с реальностью [2.17]. Но менее реалистическая интерпретация формы отображения возникает с репрезентацией возможности несуществования, и главным образом с ложными репрезентациями. Здесь ‘смысл’ более не является чем-то общим, но представляет собой внутреннюю характеристику: могут быть изображения (Darstellung) без отображения (Abbildung). Понятие Darstellung наиболее близко к феноменологии [2.22; 2.221-2.224]; Эта близость достигает высшей точки в следующем утверждении: “То, что образ изображает (darstellt), есть его смысл” [2.221]» (Ric?ur P. Husserl and Wittgenstein on Language // Analytic Philosophy and Phenomenology. – The Hague, Martinus Nijhoff, 1976. – P.90).
[65] Здесь следует особо отметить, что с точки зрения Витгенштейна мысль – это не разновидность смысла, как считал Фреге. Афоризм 3.02 в совокупности с афоризмами 3 и 2.221 говорит, что мысль относится к смыслу как образ – к изображаемому. Смысл – это возможное положение дел, проецируемое мыслью. Мысль является истинной, если содержащийся в ней смысл совпадает с действительностью, и ложной в противном случае.
[66] На рассмотрение языка как образа или картины реальности Витгенштейна натолкнул один вполне реальный факт (см.: Дневники. С.22(9)), о котором он в свое время рассказывал фон Вригту. Последний передает это так: «Это было на Восточном фронте. Он сидел в окопе и рассматривал журнал, где на рисунках было изображено последовательное развитие событий автомобильной катастрофы. Рисунок здесь служил пропозицией – он выступал как описание возможного положения дел. Он выполнял эту функцию благодаря тому, что фрагменты изображения соответствовали предметам в реальном мире. Витгенштейн подумал, что, воспользовавшись обратной аналогией, можно сказать, что пропозиция выступает в роли образа (картины) в силу такого же соответствия между частями пропозиции и миром. Способ, которым соединены части пропозиции, – собственно, структура пропозиции - отражает возможную комбинацию элементов в реальности, то есть возможное положение дел» (Вригт Г.Х. фон. Людвиг Витгенштейн (биографический очерк) // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. С.15).
[67] Здесь мы согласны с Э.Кенни, который считает любой образ, характеризующийся биполярностью, предложением (Ср.: Kenny A . Wittgenstein . P .52-53).
[68] Дневники 1916-1918. С.23.
[69] Здесь, кстати, следует учесть, что музыкальную тему изображает не наличие нотных знаков, но их взаимное расположение. А значит, нотная запись фиксирует факт и, следовательно, также является предложением.
[70] В Prototractatus Витгенштейн говорит, что «предложение – это знак предложения вместе со своим способом изображения» [3.2].
[71] Ср.: ЛФТ 2.063.
[72] В интерпретации соотношения Tatsache и Sachverhalt имеют место две позиции, в основном совпадающие с выделенными нами двумя пунктами. Первую, например, следуя Э.Энском и другим исследователям, последовательно проводит Козлова М.С. в Комментариях к русскому переводу ЛФТ (С.496). Здесь Sachverhalt соотнесен с Tatsache как простой факт со сложным. Необходимо отметить, что эта позиция поддержана и объяснениями самого Витгенштейна, которые можно найти в письмах к Расселу (см. следующую сноску). Акцент на втором пункте можно найти в статье Copi J.M. ‘Tractatus’ 5.542 // Essays on Wittgenstein’s Tractatus, P.165. Здесь Sachverhalt соотнесен с Tatsache как возможное с действительным. Сходная точка зрения выражена Э.Стениусом (О p . cit . P .29). Однако эти два пункта не противоречат друг другу, скорее один служит дополнением к другому.
[73] В одном из писем Витгенштейн так поясняет Расселу различие факта и состояния дел: «Sachverhalt есть то, что соответствует Elementarsatz, если оно является истинным. Tatsache есть то, что соответствует логическому произведению элементарных предложений, когда это произведение истинно» (ПР, С.156). В своем Введении к ЛФТ Рассел придерживается именно этого разъяснения (С.15).