59426 (611071), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

Таким образом, режим, установленный династией сегунов Токугава, имел цель создания и сохранения стабильного социального порядка, основанного на господстве военно-дворянского сословия (самураев) и подчиненном, угнетенном положении всех остальных слоев населения, порядка, способного устоять как перед опасностью чу­жеземных завоеваний, так и перед вооруженными крестьянскими восстаниями.

2.2. Расцвет городов и городской культуры.

Рост внутренней торговли, развитие сети коммуникаций со­действовали созданию крупных городов — центров политической и экономической жизни. Таких городов в токугавской Японии насчитывалось 17. Главными центрами торговой буржуазии были Эдо, Осака, Киото, Сакаи, Нагасаки. В сёгунской столице Эдо крупные купеческие фирмы были зависимы в своей деятельности от интересов представителей верховной власти в стране,

Феодальные княжества все больше теряли свой замкнутый ха­рактер. Производство на рынок приводит уже в XVII в. к тому, что в разных частях страны сложились районы, специализирующиеся на определенном виде продукции.

Усилившийся процесс общественного разделения труда активизировал формирование внутреннего общенационального рынка, несмотря на то что этому препятствовало незавершившееся объ­единение страны (сохранялись сепаратистские позиции южных княжеств).

Торговый капитал, содействуя укреплению связей между от­дельными районами, начинает постепенно вмешиваться в ремес­ленное производство. Купец-скупщик снабжал ремесленников сырьем, скупал готовые изделия. Выступая посредником между ремесленником и рынком, он диктовал вид, качество, количество

В XVII в. в отдельных отраслях японского производства воз­никли первые мануфактуры, зарождались начальные формы ка­питалистического предпринимательства.

Однако количество мануфактур в это время было очень невели­ко. Преобладающей формой производства оставалась работа на дому.

Торговый капитал завоевывал все более прочные позиции в жизни города. Особенно большим влиянием пользовались гиль­дии оптовых торговцев каким-либо одним видом товаров или моно­полизировавших торговые операции в определенной части страны [17, с. 112] .

Регламентации токугавского правительства, объявлявшие «борьбу с роскошью» и распространявшиеся на купечество, как и на других горожан, запрещали ношение шелковой одежды, зо­лотых и серебряных украшений, строительство просторных домов. В действительности купечество сосредоточивало в своих руках значительные капиталы и редкостные предметы роскоши.

Правительство, получая от купечества кредиты, в очень редких случаях пыталось препятствовать концентрации богатств в его руках. Иногда законодательные ограничения вступали в силу, обнаруживая баснословный уровень обогащения купеческих фа­милий.

Положение ремесленников отличалось более строгими, чем для купечества, регламентациями и контролем. Ремесленники были организованы в цехи, которые обладали монополией производства, имели четкую иерархию и наследственность занятия ремеслом. Правительство предоставляло цехам определенные привилегии и защищало их монополию.

В число горожан входила складывающаяся интеллигенция — выходцы из различных сословий: самураев, купечества и ремеслен­ников. Учителя, художники, врачи испытывали постоянное и раз­нообразное воздействие токугавского режима, стремившегося ограничить возможности развития этого слоя. Поэтому очень часто представители интеллигенции являлись выразителями недовольства горожан и даже нередко руководили выступлениями.

В конце XVIII в. возросло количество восстаний городского населения, к которым иногда присоединялись и крестьяне. Чаще всего вспыхивали «рисовые бунты», когда поводом к выступлениям было повышение цен на рис, спекуляция купцов, скупавших, а потом продававших его по высоким ценам. Для предотвращения народных выступлений сёгунат периодически пытался приостановить спеку­ляцию рисом с помощью регулирования рисовых цен. Однако реальных результатов это не давало. Крупные феодалы, поставщики риса на рынок, были заинтересованы в высо­ких ценах на рис [22, с. 33] .

Наряду с этим шла многовековая, кровопролитная борьба за правовой статус города как социального организма. По правовому положению города Японии делились на три категории: принадле­жавшие сёгунату, владельческие (княжеские) и «вольные». Фак­тически все они правовой стабильности не имели.

В Японии было всего несколько независимых от феодальных властей, самоуправляющихся городов. К ним относились Сакаи, Хаката, выросшие и разбогатевшие на внешней торговле еще в XVI в., Нагасаки — торговый центр, державший всю торговлю с иностранцами, и Осака — «кухня страны». Однако «вольница» даже этих японских городов ограничивалась действиями чиновни­ков бакуфу. Сёгунат был заинтересован в получении значительной доли овеществленного городским ремеслом прибавочного продукта земледелия, а также высокой торговой прибыли.

Нестабильность правового положения отличала фактически все городские слои. Юридические и фактические преимущества самурайства не спасали даже самые высшие его слои от репрессивных мер сёгуната. Общее кризисное состояние высшего сословия привело к активному размыванию его нижнего уровня — служилого самурайства, пополнявшего теперь ряды деклассированных элементов и нового слоя лиц «свободных профессий».

Городское население составляли высшие слои военно-феодаль­ного дворянства, самураи-землевладельцы, живущие в городе, слу­жилое самурайство, торговцы, ремесленники, монахи многочислен­ных буддийских монастырей и синтоистских храмов, родины и про­чие деклассированные элементы, крестьяне, поселившиеся на го­родских окраинах.

В связи с развитием городов совершенствовалась культура.

Культура Японии эпохи развитых феодальных отношений объеди­нила в себе разнородные, фактически трудно совместимые явле­ния — элементы культур придворной хэйанской аристократии и военно-феодального дворянства. За время, прошедшее с заво­евания государственной власти военным сословием, нравственные и эстетические идеалы самурайства претерпели существенное изменение.

Культ мужественной силы и подвига, продолжал существовать, но аскетизм и суровая простота быта, характерная для периода становления системы сёгуната, уже не соответствовали представлениям и требованиям добившегося безраздельного господства в стране военного дворянства. Все отчет­ливее обнаруживается тяга к роскоши, к изощренной, утонченной эстетике жизни, бывшей раньше предметом осуждения и даже презрения.

Немалое влияние на формирование эстетических принципов этой эпохи оказало дзэнское монашество, буддийские монастыри, многие из которых были тогда культурными, просветительскими центрами[16, с.62].

Если ранее главным в восприятии человека была подавляющая его бескрай­ность мироздания, в котором он ощущал себя песчинкой, то новое видение мира давало ему более конкретно-осязаемые, приближен­ные к каждодневной жизненной практике ориентиры. Это выра­жалось в стремлении отразить богатство, красоту и неисчерпаемое разнообразие мира в созидательной, творческой деятельности человека — архитектуре жилища, сада, прикладном искусстве и т. д.

Важной чертой нового эстетического идеала стало умение видеть прекрасное в малом, самом обыденном и повседневном, ценить не внешнюю и броскую яркость, а приглушенную красоту простоты, составляющую, согласно этим представлениям, внутрен­нюю сущность предметов.

Этот новый этап в развитии японской культуры средневековья характеризовался участием более широких, чем ранее, социальных слоев, не только аристократии и самурайства, но и дзэнского монашества, своего рода интеллигенции, духовной верхушки военного дворянства, а также горожан и крестьянства. Именно последние внесли в эстетическую систему Муромати живитель­ную струю демократического начала, открывшего возвышенность и одухотворенность в простой житейской деятельности человека [27, с. 67]. Однообразие и устойчивость общих принципов сделали возмож­ным как синтез разнообразных искусств, так и их стилевое единство.

Наиболее ярко свидетельства нового мировоззрения прояви­лись в архитектуре и искусстве конструирования садов.

Таким образом, все, это свидетельствовало об открытости города и высоком уровне мобильности населения и интенсивном развитии культуры.

2.3. Политический кризис системы сегуната Токугава.

Острое недовольство различных социальных слоев и классов ре­жимом сёгуната выражалось в крестьянских восстаниях, городских «рисовых бунтах», в участии в вооруженных выступлениях представителей торговой и зарождавшейся промышленной бур­жуазии и даже представителей правящего самурайского сосло­вия. Это была та социальная сила, которая постоянно расшатыва­ла режим сёгуната и привела в начале XIX в. к глубокому поли­тическому кризису.

Одним из крупных антиправительственных выступлений было восстание Осио Хэйхатиро (1794—1837) в Осака в 1837 г. Осио принадлежал к самурайскому сословию и занимал долж­ность начальника городской стражи. Начавшимся в округе голо­дом воспользовались торговцы рисом, взвинтившие цены. Осио обратился к чиновникам сёгуната с требованием наказать тор­говцев-богачей, развязавших спекуляцию. Получив отказ, Осио распродал свое имущество, в том числе фамильную библиотеку с редкими, ценными рукописями и книгами, и, купив рис на вы­рученные деньги, раздал его городскому населению.

Осио и его сторонники разослали воззвание к народу и про­кламации в 33 административных пункта осакской и соседних провинций — Сэцу, Кавати, Харима, Идзуми.

17 февраля 1837 г. триста вооруженных повстанцев открыли склады богачей и начали раздавать рис. В городе захватывали и жгли богатые кварталы, дома ростовщиков, оптовиков – рисоторговцев, в том числе были сожжены дома и склады двух вли­ятельных фирм, уже в то время объединявших торговую и про­мышленную деятельность — Мицуи и Коноикэ [13, c. 135]. В восстании, преждевременно раскрытом и подавленном, не успели принять участие крестьянские отряды, шедшие на помощь в Осака из окрестных провинций.

Восстание Осио вызвало широкую ответную волну в самых различных районах страны.

Нарастание крестьянских и городских бунтов по всей Цент­ральной Японии после восстания 1837 г., подрыв экономики и политической стабильности могут объяснить новую попытку сё­гуната укрепить феодальные порядки.

Осуществлял введение реформ дом Мидзуно, после отставки Мацудайра Саданобу фактически руководивший политикой сёгуната в течение 30 лет. В 1834 г. энергичный представитель этого дома Мидзуно Тадакуни занял пост члена Совета старейшин (родзю), а после смерти сегуна Иэнари в 1841 г. получил поч­ти неограниченные полномочия правителя при новом сегуне Иэёси (1838—1853).

Реформы Мидзуно Тадакуни в значительной их части явились повторной попыткой осуществить мероприятия Мацудайра Са­данобу по укреплению экономического положения самурайства и поднятию его престижа.

Наибольший эффект должно было дать серьезное ограни­чение деятельности торгово-ростовщического капитала — указ о роспуске в декабре 1841 г. монопольных гильдий кабунакама [17, с. 37]. Однако за длительное время существования эти организации приобрели такую экономическую мощь и влияние, что сёгунат оказался не в состоянии добиться реформами каких-либо ре­зультатов.

Попытка ликвидировать проценты на долги самурайства у торговцев рисом вызвали такой взрыв недовольства со сторо­ны торговцев и ростовщиков, что Мидзуно Тадакуни в сентябре 1842 г. был вынужден уйти в отставку, а ликвидация кабунакама была официально отменена в 1851 г. Крах третьей попытки реформ, имевших целью укрепить фео­дальный строй, свидетельствовал о дальнейшем ослаблении по­зиций класса феодалов и неуклонном росте активности буржу­азных слоев.

Отход значительной части феодалов от поддержки токугавского режима определялся также неудачами во внутренней по­литике сёгуната, опиравшейся на систему регламентации, и фак­тическим крушением политики изоляции. «Закрытие» страны консервировало наиболее застойные формы феодальных отно­шений и привело к отставанию Японии от европейских стран, но не могло прекратить развитие производительных сил, товар­но-денежных отношений, хотя в известной мере и затормозило этот процесс. В условиях внутреннего кризиса всей феодальной системы токугавского сёгуната участились попытки визитов европейских и американских военных кораблей к японским бе­регам.

31 марта 1854 г. в Канагава (Иокогама) был подписан первый японо-американский договор. Американские корабли получили право захода в порты Симода (п-ов Идзу) и Хакодатэ, где на деньги или в обмен на товары через посредство сёгунских чи­новников могли приобретать продовольствие, воду, уголь и другие товары. Договор, подписанный в Канагава, не был торговым соглашением, и американцы настаивали на заключении еще од­ного по образцу американо-китайского договора 1844 г. 14 ок­тября 1854 г. был подписан англо-японский договор, повторяю­щий основные положения Канагавского [4, с. 67].

Характеристики

Список файлов курсовой работы